— Это так. Мы организовали взрыв потому, что знали, что не можем положиться на вас и что вы можете попытаться вернуть кредит русским, когда придет время. Мы постарались сделать так, чтобы вы не смогли вернуть деньги.

— Вы убили моих слуг, которых я любил и которым доверял. Это так или нет?

— Да. Они были сами виноваты: они попытались оказать сопротивление нашим людям.

— Вы внесли разлад в мою семью, посеяли недоверие в мои брачные отношения. Мой сын что, мешал вашим людям? Или моя дочь?

На этот раз Сунь ничего не ответил. Он просто развел руками, признав правоту Саймона.

— И вы вбили неудаляемый клин между мной и моим отцом, подвергнув опасности его жизнь и жизнь моей дочери. Я снова спрашиваю вас: это так или нет?

— Это не совсем так. О противостоянии между вами и вашим отцом было хорошо известно еще до того, как мы спланировали эту операцию. И я хотел бы напомнить вам, что это не мы подвергали опасности жизнь ваших близких. Скорее, наоборот, — мы их спасли.

— Пусть так, Сунь Шаньван, но даже в таком случае преступления, совершенные вами против меня и моей семьи, многочисленны и серьезны. Почему же теперь я должен помогать вам?

Наступило долгое молчание. Цю уставился в пол, в то время как Сунь Шаньван пристально вглядывался в глаза Саймона, пытаясь понять собеседника.

— Вы знаете альтернативу? — спросил он наконец, но в его голосе слышалась неуверенность.

— Знаю. Чаян — это альтернатива. Или пуля.

— Пули не будет. Но Чаян — да. Мы можем обречь вас и вашу семью провести там за работой остаток ваших жизней.

— Меня вы этим не испугаете. Я справлюсь с этим.

— Вы может быть, хотя я и усомнился бы в этом. — Сунь помешкал. — Ах нет, вам, наверное, это по силам. Но что насчет вашей жены?

— Она работает на вас. Естественно, вы можете распоряжаться ею по своей воле, вне зависимости от моего желания. Вы можете даже избавиться от нее, может быть, так же, как вы избавились от Люков.

— Ваша попытка обмануть меня очень доблестная, но она не удалась. Мы знаем, как вы любите свою жену. Вы не можете быть безразличны к ее судьбе. Но, даже если и так, то что насчет ваших сына и дочери?

— Моему сыну неинтересно то, чем занимаюсь я. Он хочет найти в жизни что-то другое. Возможно, Чаян и не то, чего бы он хотел, но, по крайней мере, это — другое. — Саймон повысил голос. — И в любом случае вы, как китаец, должны признавать за мной право самому решать судьбу моего сына.

— Тогда что с Дианой?

— Деревня начала ей нравиться. Вы сами видели, как она переживала, когда мы улетали оттуда. Нет, товарищ Сунь, вы ничем не можете мне пригрозить.

— Вы блефуете, Саймон Юнг.

Саймон в ответ на это просто улыбнулся.

— Вы так не считаете? Хорошо, давайте разберемся. Я угрожал вам Чаяном. Сейчас я покажу вам Чаян в ином свете: не как угрозу, но как стимул.

— Я не понял вас.

— Чаян — это сущность Китая, Саймон Юнг. Там находится сердце Поднебесной Империи. Но он нуждается в модернизации. Он нуждается в деньгах, таких деньгах, которые может предоставить только Гонконг с его богатством. Скажите мне, пожалуйста, вы считаете себя прагматиком?

Саймон секунду подумал:

— Да.

— Как я уже сказал, все мы прагматики. — Сунь обратился к Цю. — Расскажи ему об опиуме.

Глаза Красного Дракона широко раскрылись от удивления.

— Опиум? Это государственная тайна.

Сунь уже потерял терпение.

— Расскажи ему!

Цю нехотя развернул свое кресло, чтобы оказаться лицом к Саймону.

— Мы производим опиум. Конечно, вам это известно. Но вам наверное неизвестно, что в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году бригада «Маджонг» поставила задачу добиться экспорта на Запад тридцати пяти тысяч тонн ежегодно. С тех пор эта задача неоднократно пересматривалась… В сторону увеличения цифр. Это становится важным инструментом нашей внешней политики.

— А дальше? — подтолкнул его Сунь Шаньван. — Какое наказание предусматривается за употребление или обладание опиумом в Китае?

Цю передернуло.

— Смертная казнь.

Сунь снова обратился к Саймону.

— Да, мы прагматики. Мы сделаем все, что понадобится. Мы решим проблему роста населения. Вам известно, что в северных приграничных районах мы сформировали поселения, в которых живут и работают только мужчины и производственные показатели в которых выше средних по Китаю на десять процентов? В таких поселениях невозможно быть счастливым, в обычном людском понимании этого слова, но раз производство риса растет, а численность населения падает, то что из этого следует? Мы заберем назад то, что нам принадлежит, — Гонконг и Тайвань. Мы истощим наркотиками силы вашей молодежи, если мы сочтем, что это нам на пользу в непрекращающейся борьбе. Да, мы убиваем, мы предаем, мы делаем все это. Точно так же, как и вы делаете это на протяжении многих лет, в своем духе, мистер бизнесмен, тайпань Юнг.

— Я? Я никого не убивал.

Сунь рассмеялся: — Своими руками, возможно, и нет. А имя Ао что-нибудь говорит вам, товарищ Юнг?

Цю был поражен, увидев, как изменилось лицо англичанина за время его жизни в Чаяне. Его глубоко посаженные глаза загорелись злостью. Цю почти боялся этого нового Саймона Юнга.

— Ао был пиратом, — продолжал Сунь Шаньван. — Его тело выловили из гонконгской бухты. Кто отправил его туда?

Саймон пристально разглядывал свои ладони, ничего не отвечая. Цю попытался заглянуть ему в глаза, но сейчас эти глаза были словно закрыты — между веками виднелись только две узкие белые полоски.

Сунь повторил вопрос, подчеркивая каждое слово:

— Кто… отправил… его… туда? Вы хорошо упрятали все концы в воду, мы никогда не узнаем всю историю целиком, если вы только сами не пожелаете рассказать ее нам. Но мы уверены, что вы причастны к смерти Ао… Каким-то образом.

— Ах, — тихо прошептал Цю. — Господи…

До этого момента Сунь не повышал голоса. Сейчас, однако, он неожиданно откинул голову назад и заорал.

— Да, мы прагматики! Все мы! Мы должны заполучить обратно эти акции, но мы не можем сделать это, не отправив вас сначала в Гонконг живым и невредимым! Поэтому назовите вашу цену!

Он встал, подошел к телефонам, снял трубку с одного из них и протянул ее Саймону.

— Но сначала… сделайте звонок!

Саймон несколько секунд смотрел полуприкрытыми глазами на Суня. Потом наконец выбрался из кресла и направился к нему через зал. Но, вместо того, чтобы взять трубку, как ожидал от него китаец, он внезапно оттолкнул его руку и сказал:

— Нет.

— Почему?

— Сначала условия. Потом звонок.

— Говорите.

— Первое, и самое важное: моя жена должна быть освобождена от всяких обязанностей перед вами.

— Конечно. Она сослужила свою службу. Нам больше нет необходимости иметь свои глаза и уши в вашем доме.

— Дальше. Вы сделаете все то, что уже обещали раньше: гарантируете в письменном виде привилегированный статус «Дьюкэнон Юнг», с подписями, которые бы обеспечивали неоспоримость этого документа.

— Да.

— Вы восстановите мой опреснительный завод, камень за камнем, за ваш собственный счет, а потом вы будете управлять им и поддерживать его и дальше.

— Договорились.

— И, наконец… наконец, Сунь Шаньван… за все это вы дадите мне залог.

— Залог?

— Неоспоримый банковский чек, заверенный банком Китая, чек на сто миллионов фунтов стерлингов, который я буду хранить в течение всей моей жизни, в комплекте с документом, в котором будет сказано, что я могу использовать этот чек как залог должного выполнения ваших обязательств передо мной.

— Нет.

— Пожалуйста, подумайте еще раз.

Сунь прикусил нижнюю губу.

— Я должен сообщить об этом, — сказал он наконец. — Даже если это и будет принято, в чем я лично сомневаюсь, все равно это вызовет задержку.

Наступила долгая пауза. Наконец Саймон сказал:

— В таком случае, чтобы продемонстрировать свою добрую волю, я позвоню своему адвокату в Гонконг. — Увидев, как просветлело лицо заместителя начальника, он предостерегающе поднял руку. — И это все. Пока у меня на руках не окажется чек и документ, моя память будет закрыта. Именно это я и скажу судье в Гонконге: я не помню событий, о которых идет речь. — Он опустил руку и мрачно улыбнулся. — Тогда разбирательство приостановится и сертификат испарится. На время. Пока не найдется покупатель, или пока Роберт Чжао не будет готов использовать его против вас. Скажите мне, Сунь Шаньван, — ибо ваше мнение очень для меня ценно, — если Чжао решит продать акции, то кто станет их покупателем?