— Ни в коем случае не прикасайся к мясу, которое тебе даст свекровь, и лучше совсем не выходи из дому.

Это были его последние слова; он ушел, но еще долго оглядывался назад, а она все стояла и смотрела ему вслед.

Кончился день, настал вечер; пробежала неделя, за ней другая; прошел месяц, начался второй. И все это время андриамбахуака и его жена только и делали, что сидели и думали, как им извести невестку. Они звали Ранунеру к себе обедать, но она не приходила. Они посылали ей разные кушанья, но она к ним не прикасалась. Они попробовали заставить ее прийти силой, но она не вышла из дома. И каждый раз, когда невестка отказывалась есть мясо, свекровь тут же выбрасывала его, боясь, как бы сестра Разатуву не съела кусочек и не отравилась.

Но время терпеливо, и беды случаются даже с мудрейшими — дедушка-угорь и тот попадается на крючок. Сладкими словами и льстивыми похвалами свекр и свекровь заставили Ранунеру позабыть об осторожности, и она согласилась прийти к ним обедать.

Вся еда, которую приготовила свекровь, была заколдована. Взяв в рот первый кусок, Ранунера почувствовала какой-то странный вкус и сказала:

— Здесь яд.

В ту же минуту она постаралась выплюнуть все, что съела, и ее вырвало.

— Нет здесь никакого яда, — отговаривалась свекровь. — Просто погода очень жаркая, из-за этого тебя и стошнило..

Ранунера вернулась домой; она никому ничего не сказала, закрыла дверь и легла на свою циновку. С каждой минутой ей становилось все хуже и хуже, и не было рядом ни одной живой души, чтобы помочь несчастной. Прошло много времени, и она умерла.

Через несколько месяцев Разатуву вернулся домой. Он подошел к деревне ночью, остановился перед закрытыми воротами и стал кричать:

— Открой! Открой мне! Открой мне ворота!

Никто не шелохнулся.

— Открой! Открой мне! Открой мне ворота!

Никто не проронил ни слова.

— Открой! Открой мне! Открой мне ворота! Открой мне Ранунера! Это я, Разатуву, твой друг!

Никто не ответил ему. Потом пришла его сестра и сказала:

— Подожди, я сейчас открою.

Разатуву удивился; он подумал, что его жена крепко заснула. Ему не хотелось, чтобы ворота открыла какая-нибудь другая женщина, поэтому он крикнул:

— Я сам открою! Я открою сам.

Он толкнул ворота и вошел.

Разатуву подошел к своей хижине и увидел, что двор зарос травой, а дверь затянула паутина. Но он все-таки постучал и крикнул:

— Открой! Открой мне! Открой мне дверь!

Никто не шелохнулся.

— Открой! Открой мне! Открой мне дверь!

Никто не проронил ни слова.

— Открой! Открой мне! Открой мне дверь! Открой мне, Ранунера! Это я, Разатуву, твой друг.

Никто не ответил ему. Потом его мать крикнула:

— Сейчас я тебе открою!

— Сейчас я тебе открою! — крикнул его маленький ребенок.

Но он ответил им:

— Я не хочу, чтобы мне открыл кто-нибудь, кроме Ранунеры. Лучше я сам открою дверь своего дома.

Разатуву изо всех сил толкнул дверь. Она поддалась, он вошел и увидел, что его жена лежит на циновке недвижимая и окоченевшая, зеленая, как косточка манго, когда ее опустишь в воду. Сердце его преисполнилось печалью, он почувствовал, что не может вынести такого горя. Он взял острый нож, который всегда носил на поясе, и вонзил себе в грудь. Так кончилась великая скорбь этого человека, умершего из-за любви. Оба возлюбленных лежали рядом, неподвижные и холодные; их души не отрываясь смотрели друг на друга, а их бесчувственные тела уже начали разлагаться.

Говорят, через некоторое время они превратились в вурундреу и полетели в деревню, где жила мать Ранунеры; там на лугу под присмотром детей паслись быки. Вурундреу стали кричать детям:

Дети, сторожившие быков, оглянулись и увидели двух птиц, двух вурундреу; никогда в жизни они не видали таких чудесных птиц. Дети позвали взрослых, чтобы они послушали, как поют птицы:

— Да ведь это голос Ранунеры, — удивились люди. — Надо позвать ее мать, чтобы посмотреть, узнает она голос дочери или нет.

Так они и сделали.

— Здравствуй, госпожа! — сказали они, потому что мать Ранунеры была их индриамбахуакой. — На луг прилетели две необыкновенные птицы, они говорят, как люди, и у одной из них голос в точности, как у твоей дочери.

Мать пришла на луг и услышала, как вурундреу кричат:

У матери перехватило дыхание, и она упала на землю. Люди приводили ее в чувство так долго, что за это время рис успел бы свариться. Когда индриамбахуака опомнилась, она сказала:

— Принесите риса, вареного мяса и сырого мяса, положите все здесь на новую чистую циновку. Если это моя дочь, она будет есть вареное мясо, если это другая девушка, она будет есть сырое.

Так и сделали. Обе птицы сели на циновку и стали есть вареное мясо. Индриамбахуака снова упала и перестала дышать; люди отливали ее водой, чтобы она пришла в себя Птиц отвели в деревню и, пока они были живы, кормили как детей индриамбахуаки.

Говорят, поэтому мальгаши не убивают вурундреу.

Однажды Рамаруаиака ушла ловить раков; детям она велела сидеть дома и ни в коем случае не ходить за ней. Прошло немного времени, и один мальчик все-таки вышел из хижины и побежал за матерью. Он думал, что она совсем близко, поэтому он шел по дороге и кричал:

— О мама! О мама!

От страха голос у него дрожал.

— Ох! Ох! — донесся издалека какой-то другой голос.

Услышав, что ему отвечают, ребенок немного приободрился. «Конечно, это мама, — говорил он сам себе, — я ее быстро догоню, слышно ведь, что она недалеко». Он пустился бегом, не переставая кричать; другой голос все время отвечал, и ему казалось, что он понемногу к нему приближается. Подвигаясь вперед, мальчик забрел в непроходимую лесную чащу. Вдруг перед ним оказалась толстая приземистая фосса с красными глазами. Увидев этого гадкого зверя, мальчик испугался и в тревоге опять стал звать мать:

— О мама! О мама!

— Ох! Ох! — откликнулась фосса.

В тот же миг она схватила мальчика и взвалила его на спину; мальчик сидел на ней, прямо как вазаха на муле. Каждый раз, когда он звал мать, фосса отвечала ему: «Ох!» Мальчик был совсем маленький; он не понимал, что это откликается фосса, и думал, что ему отвечает мать.

Наконец зверь добрался до пещеры, где он жил. Фосса хотела откормить мальчика, чтобы потом съесть; уходя на поиски пищи, она зарывала его до пояса в песок. Фосса при носила мед, фрукты, рыбу и все остальное, что едят люди. Она уходила по утрам и возвращалась вечером.

Постепенно Икутукели — так звали мальчика — привык к фоссе, и она больше не зарывала его в песок, когда уходила утром на охоту. Мальчик бегал около пещеры. Невдалеке, повыше пещеры, была большая скала, на вершину которой он часто приходил играть. Со скалы виднелась деревня, где он родился, и маленький узник, скучая о братьях и родителях, пел такую песню: