В течение октября и первой половины ноября в самой северной части Сиамского залива и в проливе Хайнань наши подводные лодки поставили пять минных заграждений. Это было довольно рискованное предприятие, поскольку мы не знали, минировали китайцы свои воды или нет.

Прибыв в Перт, я узнал, что один из наших патрульных самолетов сбросил бомбы на голландскую подводную лодку «К-12», шедшую во Фримантл, но, к счастью, промахнулся. Произошло это потому, что подводная лодка подала неверный опознавательный сигнал. Два дня спустя бомбардировке подверглась подводная лодка «Снэппер», но и ее не задело. Эти события вынудили меня отдать приказ, который впоследствии был распространен на большую часть Тихоокеанского театра военных действий. В нем я запрещал летчикам атаковать в водах Западной Австралии какую бы то ни было подводную лодку, если имеется хотя бы малейшее сомнение в том, что она является неприятельской. У нас было слишком мало подводных лодок, и мы не могли рассчитывать на то, что все летчики будут бить мимо цели.

Во второй половине октября пришел приказ об откомандировании капитана 2 ранга Файфа в распоряжение вице-адмирала Карпендера. Это был тяжелый удар, но, когда стало известно, что Файф назначается офицером связи с ВМС при штабе генерала Макартура, я почувствовал облегчение, ибо мне хотелось иметь в верхах своего человека, который мог бы убедить командование армейских ВВС в том, что оно не должно позволять своим самолетам атаковать наши подводные лодки. К счастью, пока пострадала только одна подводная лодка «Саргоу», у которой взрывом бомбы, сброшенной самолетом австралийских ВВС, были разбиты оба перископа. Однако подобная практика могла в любой момент привести к роковым последствиям. Я предпочел бы, чтобы наши летчики упустили тысячу и одну возможность атаковать, а возможно, и уничтожить вражескую подводную лодку, лишь бы они не потопили сгоряча свою.

В довершение ко всем неприятностям мы получили известие, что австралийский эскадренный миноносец «Вояджер» наскочил на риф у побережья занятого японцами острова Тимор. Он был послан для эвакуации 600 австралийцев и голландцев, которые все еще оказывали сопротивление японцам на неприступном участке на юге острова. Эскадренный миноносец стал на якорь как можно ближе к берегу, но был подхвачен сильным течением и выброшен на риф. Затем прилетели японские бомбардировщики и прикончили «Вояджер». Таким образом, к беженцам, скрывавшимся на острове, добавилось еще около 100 человек с эсминца.

Нужно было что-то срочно предпринимать, но голландские эсминцы «Ван Гален» и «Тьерк Хиддес» ушли сопровождать конвой, а других эскадренных миноносцев у меня не было. На подводных же лодках вывезти такое большое количество людей в короткое время не представлялось возможным. В конце концов я получил указание послать «Тьерк Хиддес» для эвакуации последних защитников острова. Голландский эскадренный миноносец успешно справился с заданием и в два приема вывез всех.

30 сентября мне довелось побывать во Фримантле, где я наблюдал за тем, как поднимают на эллинг подводную лодку «Сэмон», которая обновляла это ремонтное сооружение. Рабочие затратили целый день, чтобы закончить эту работу, и я сделал в своем дневнике следующую запись: «Австралийцы работают ужасно медленно. Если дело не пойдет быстрее, необходимо в ближайшее время посетить премьер-министра Западной Австралии и потребовать сдать нам в аренду все предприятие». Я был настроен до того решительно, что вечером следующего дня начальник эллинга уволил за отлынивание от работы одного из рабочих, чистивших днище лодки. В знак протеста вся бригада забастовала. Тогда за дело взялся капитан-лейтенант Джонс, находившийся на месте происшествия. Он немедленно отправился на плавучую базу «Холланд», получил там ремонтную бригаду в составе 50 человек и в рекордно короткий срок закончил чистку и покраску днища.

Визит, который я нанес премьер-министру утром следующего дня, имел поэтому иной характер. Я опасался, что действия Джонса, которые я полностью одобрял, могут привести к обшей забастовке рабочих всей верфи. В этой связи я объяснил премьер-министру создавшуюся обстановку и заявил, что в военных условиях мы не можем тратить время на улаживание трудовых конфликтов. Премьер-министр был очень любезен и, видимо, согласился с моими доводами. Пока я служил в Перте, мы пользовались услугами собственных ремонтных бригад, и недоразумений больше не возникало. Легко себе представить, какая нагрузка легла на плечи ремонтников, работавших в эллинге в первые месяцы его существования. Большинство подводных лодок не ставилось в док так долго, что у них на днищах выросли целые морские сады, и только лодки, недавно прибывшие из Пирл-Харбора, могли давать больше 16 узлов.

По нашим подсчетам, в сентябре американские подводные силы юго-западной части Тихого океана потопили восемь и повредили пять судов противника. Как выяснилось после войны, было потоплено не восемь, а четыре судна противника общим тоннажем в 17041 тонну, а повреждено, следовательно, девять. Крупнейшее из них, авиатранспорт «Канто Мару» водоизмещением в 8606 тонн, было потоплено в Макассарском проливе подводной лодкой «Сори».

В это время из Мельбурна к нам прибыл командующий голландскими военно-морскими силами в Австралии контр-адмирал Костер, который собирался произвести инспекцию кораблей и личного состава голландских военно-морских сил, находившихся под моим командованием в Западной Австралии. В молодые годы Костер служил на подводных лодках и был энтузиастом подводной службы. Он являлся одним из инициаторов введения на подводных кораблях установок для кондиционирования воздуха. Американские подводники увидели первую такую установку на голландской подводной лодке «К-13», которая в 1929 году проходила через Панамский канал. Установка пришлась по душе нашим подводникам, однако на американских лодках она впервые появилась только в 1934 году. Многие категорически возражали против нового оборудования на том основании, что «подводная лодка — это не отель», однако установки для кондиционирования воздуха, безусловно, оправдали себя и сохранили много сил и здоровья личному составу подводных лодок, действовавших в тропических водах.

Голландские подводные лодки всегда отличались оригинальным оборудованием. Именно голландцы изобрели устройство, уничтожающее демаскирующие лодку воздушные пузырьки, которые обычно выходят на поверхность во время выстрела из торпедного аппарата.

В октябре самым тяжелым ударом для меня был приказ о перебазировании плавучей базы «Холланд» и восьми подводных лодок в Брисбен. У меня остались только плавучая база «Пелиас» и 12 подводных лодок. Необходимость иметь базу в Олбани отпала. Я выехал туда, чтобы организовать одновременный выход всех кораблей. Официально было объявлено, что корабли выходят на учебные стрельбы и возвратятся в базу вечером того же дня. Из Фримантла прибыл австралийский крейсер «Эделейд» якобы для того, чтобы принять участие в учениях. Утром 23 октября мы покинули Олбани и больше уж никогда не видели этого прекрасного города с его замечательной гаванью и радушными жителями.

Сокращение сил серьезно затрудняло наши действия, но мы не падали духом. После двухмесячного патрулирования на подводной лодке «Саргоу» у побережья Индокитая в оперативный отдел моего штаба вернулся капитан 3 ранга Маклин. Из-за недостатка солнечного света он немного побледнел и осунулся, как это обычно бывает с подводниками по возвращении из боевого похода. Но зато он имел много времени на размышления и прибыл в родные края с массой новых идей в отношении улучшения методов действий подводных лодок.

Несомненно, боевое мастерство командиров подводных лодок быстро росло. В начале войны мы считали, что корабли и самолеты противолодочной обороны противника заставят наши подводные лодки уходить под воду на все светлое время суток и всплывать на поверхность можно будет только ночью. На практике же командиры-подводники убедились, что противолодочная оборона противника не охватывает всего океана и что плавание днем в надводном положении вполне возможно.