27 сентября 1934 г. праздновали 85летие Ивана Петровича. В нем приняли участие как правительство, так и вся страна. На мое приветствие Иван Петрович ответил следующим письмом: «Дорогой Михаил Васильевич, от души говорю Вам и Екатери не Петровне спасибо за теплый привет к моему восьмидесятипя тилетию и за Ваш подарок. Счастлив, что и в старые, конечно, остывающие годы могу еще внушать к себе живые дружеские чувства. Дай Вам бог еще находить радость в Вашей художе ственной творческой работе, как я все еще в моей научной рабо те переживаю неувядающий интерес — жить. Всего наилучше го Е. П. и Вам. Ваш Ив. Павлов».

Кроме приветственного письма я подарил тогда Ивану Петро вичу мое повторение портрета, писанного с него в тридцатом году. Вообще же с первого года нашего знакомства установилась у нас переписка с семьей Ивана Петровича. Время от времени наезжали в Москву по делам его сыновья, и, таким образом, мы постоянно были в курсе жизни и деятельности теперь дорогого нам Ивана Петровича и его близких. Так шло дело до марта 1935 г., когда мы узнали о тяжелой болезни Ивана Петровича. Наконец, стали приходить успокоительные вести, и мы получи ли сведения непосредственно от семьи. Снова возобновились раз говоры о конгрессах в Лондоне и Ленинграде, о чем я слышал еще в бытность мою в Колтушах, и ввиду возможности написа ния нового портрета договорился с Иваном Петровичем о време ни, когда удобнее будет приехать в Колтуши с этой целью.

По всем соображениям таким временем могла быть вторая половина августа и первая сентября. Оба конгресса будут поза ди, и тогда Иван Петрович сможет на свободе предаваться от дыху.

Конгресс закончился. Участники его разъехались кто куда. Иван Петрович с семьей остался на несколько дней в Москве с тем, чтобы побывать у родных и друзей. Был Иван Петрович с семьей и у меня на Сивцевом Бражке. Я рад был его вновь ви деть бодрым, как бы помолодевшим — и это после тяжелой бо лезни и двух конгрессов. Он предложил мне теперь же после Рязани ехать с ним в Колтуши и начать портрет с него, так как 534 М. В. НЕСТЕРОВ он намерен был пробыть в Колтушах целый месяц — числа до 20 сентября.

Иван Петрович ехал оживленный, весь еще под впечатлени ем пережитых событий и празднеств. Вот и опять любезные ему Колтуши, слева виден белый дом, несколько минут — и нас встречают его обитатели со всем радушием, с каким обычно от носились к Ивану Петровичу в его семье.

Между тем погода не обещает быть хорошей. Дни стоят серые, солнышко скупое, чувствую я себя так себе. Я еще не болен, но и нет той бодрости, что нужна мне теперь перед началом портре та. Он начинает мне рисоваться иначе, чем год тому назад. Он както сам собой упрощается. Я вскоре нахожу новую компози цию, с другим фоном, с иным поворотом головы, фигуры, одна ко не оставляю мысли написать Ивана Петровича говорящим, хотя бы и с невидимым собеседником. Дни идут серые, все утвер ждает меня в новой мысли. Видится и новый фон, в окне новые Колтуши, целая улица домовкоттеджей для сотрудников Ива на Петровича. Все постепенно формируется в моей усталой го лове, и надо помнить, что Иван Петрович остается в Колтушах не более месяца. И я это помню непрестанно.

Думаю об одном — о предстоящем написании портрета, ду маю, как бы найти способ, не меняя своей затеи, заставить очень, очень подвижного 86летнего старика сидеть более или менее спокойно.

Судьба мне благоприятствует. По утрам, когда мы с Иваном Петровичем сходились на стеклянной террасе пить чай, вступа ли в оживленную беседу, в этот час к нему являлся обычно Вик тор Викторович Рикман, его заместитель по биостанции, спо койный, вдумчивый человек. Виктор Викторович оставался на некоторое время с докладом, беседовал с нами, и я видел, что никто так умиротворяюще не действовал на Ивана Петровича, как Виктор Викторович.

Конечно, он один может мне помочь. Но как его привлечь к моей затее, согласится ли он во время сеансов сидеть за столом против Ивана Петровича, вести с ним беседы, не минуты, а часы и неизвестно сколько дней. Делюсь своими думами с Серафимой Васильевной, с Верой Ивановной. Они обе мысль мою одобряют и думают, что отказа мне не будет.

На другой день смело решаюсь говорить с Виктором Викторо вичем. Он с первых же слов соглашается на мое предложение. Портрет можно было начинать, и я объявил Ивану Петровичу и Виктору Викторовичу, что с завтрашнего утра сеансы начинают ся. Пришло и это утро. Я, благословясь, приступил к делу, поса И. П. Павлов и мои портреты с него 535 див Ивана Петровича против Виктора Викторовича. Их разде лял стол, на котором стояли цветы. Оба они ко мне сидели про филем, на фоне окна, из которого был виден будущий Павлов ский городок. Конечно, Иван Петрович недолго сидел молча. Скоро беседа завязалась, сначала деловая, специальная. Иван Петрович задавал вопросы, на них с обычным спокойствием от вечал Виктор Викторович, и чем дальше время шло, тем беседа становилась оживленнее. Иван Петрович в разговоре частенько ударял кулаками по столу, чем дал мне повод нарисовать и этот свойственный ему жест, рискуя вызвать протест окружающих.

Портрет день за днем малопомалу подвигался. Голова, фигу ра с руками, жестом были почти окончены. Надо было решить фон, я сделал для него особый этюд и с этого этюда однажды, простояв 7 час. с перерывом на завтрак, вписал фон в портрет. Портрет ожил. Он стал иметь законченный вид. Я показал его судьям. Первый отозвался Иван Петрович. Ему фон пришелся по душе, такой фон придавал «историчность» портрету. Он его радовал, так как все, что вошло в него, было его мыслями, воп лощением мечтаний последних лет. Иное впечатление он произ вел на Виктора Викторовича — он, такой осторожный, в то же время глубоко правдивый, не скрыл от меня, что для портрета (не для его историчности) было бы выгоднее, если бы я написал обычный, так называемый нестеровский пейзаж. С таким заме чанием трудно было не согласиться, да я и сам так думал, но лишить Ивана Петровича удовольствия видеть себя на фоне но вых коттеджей, по его воле созданных, у меня не хватало реши мости.

Тем временем я заканчивал портрет. Иван Петрович терпели во досиживал последние сеансы, портрет становился более и более похожим, и лишь фон этих коттеджей не укладывался в общую композицию. Уж очень они были стандартны, какието игрушечные, не то карточные.

Оставалось еще написать цветы на столе, что стояли между собеседниками. Надо было выбрать между любимым Иваном Петровичем сиреневым кустом левкоев и так называемым «убо ром невесты» — белым, наивным, таким «провинциальным» цветком. Я склонялся к последнему. «Убор невесты» был ниже и не заслонял собой собеседников и был изящен по форме, он как то компенсировал собой коттеджи, и я остановился на нем.

Портрет наконец был совершенно закончен. Было решено пригласить всех сотрудников, что были налицо в Колтушах, для осмотра портрета. Его нашли схожим более, чем первый. Суж дения были разные, но сводились они к тому, что я со своей за 536 М. В. НЕСТЕРОВ дачей справился. Вскоре Виктор Викторович имел со мной раз говор, не уступлю ли я портрет биостанции в Колтушах. На что я ответил, что мое желание, чтобы он был в одном из больших музеев: или в Русском, или в Третьяковской галерее, куда он и был позднее приобретен Комитетом по делам искусства.

Пора было собираться домой в Москву. Иван Петрович впер вые за все годы нашего знакомства, прощаясь со мной, поцело вался старинным поцелуем «прямо в уста», и я, провожаемый добрыми пожеланиями, вышел на площадку лестницы.

Тотчас за мной появился на ней Иван Петрович и со свойствен ной ему стремительностью послал мне вслед: «До будущего лета, в Колтушах!» Он исчез.

Мог ли я думать, что в этот миг слышу столь знакомый, бод рый, совсем еще молодой голос Ивана Петровича и вижу его в последний раз в моей жизни.

Одной из ярких черт личности И. П. Павлова было постоян ное, настойчивое обдумывание своего предмета, своего любимо го детища — условных рефлексов. Недаром в посвящении кни ги «Лекции о работе больших полушарий головного мозга» он называет этот труд «плодом неотступного двадцатилетнего дума ния». Понятно отсюда, что иногда он уставал от такого рода колоссальной работы. И в такие минуты Иван Петрович с горе чью сожалел, что он не одарен хотя бы маленьким талантом лепить или рисовать, чтобы за такой работой отдохнуть от «воз ни» в мозгу. Не было у него и склонностей к музыке и театру. Но когда в последние годы его жизни В. С. Галкин и А. Д. Спе ранский на квартире у Ивана Петровича организовали концерты с участием С. П. Преображенской, П. З. Андреева и др., то вы ступления эти производили на него чрезвычайно сильное впечат ление.