– О Боже! Майлс, это какой-то кошмар! А эти обвинения законны? Они на самом деле кого-то убили?
Он пожал плечами и вздохнул.
– Кто может сказать? Это была война. Индейцы, метисы, солдаты – все стреляли во всех. Я до сих пор уверен, что индейцев и метисов спровоцировали действия правительства. Канадская армия одержала победу, но это была не та легкая победа, как они ожидали. Я убежден, что они хотят сделать козлов отпущения из Повелителя Грома и тех двух индейских воинов. Я изложил все эти соображения в рапорте комиссару с просьбой помиловать их, хотя знаю, что на мой рапорт не обратят никакого внимания. – В голосе его были горечь и сарказм. – Естественно, что Конная полиция должна поддерживать армию. А Танни и ее народ преданы.
Между ними воцарилось молчание.
– Я должна поехать и повидать ее, Майлс. Немедленно!
Майлс провел пальцем по впалым щекам Пейдж, обеспокоенный тем, как плотно облегает кожа ее прелестные скулы.
– Не так сразу. Ты должна отлежаться в постели, пока я не увижу, что ты в состоянии путешествовать, – сказал он резко, не оставляя места для споров. – И поедешь ты только, если я смогу сопровождать тебя. Ты должна набрать вес, который потеряла. Меня беспокоит, что ты так похудела.
Он почувствовал, как у нее перехватило дыхание, а потом она вздохнула.
– Я теперь долгое время не буду толстой, Майлс. – Она взяла его руку и положила себе на живот, одновременно повернув голову так, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Прислушайся. Я уверена, что ты почувствуешь. О Майлс, я беременна. У нас будет ребенок.
На какое-то мгновение ее слова лишили его дара речи. Он был не в состоянии ни думать, ни дышать, ни реагировать. У него было такое ощущение, словно его ударили в солнечное сплетение. Наконец он пробормотал:
– Но я… я не думал, что ты можешь забеременеть.
– Я тоже не думала. – Ее голос напрягся, и она резко отодвинулась от него, в ее голосе послышались обида и злость. – Мне очень жаль, если ты разочарован, Майлс. Наверное, я должна была употреблять те проклятые губки, которые я так щедро раздавала моим пациенткам.
– Замолчи! – Он притянул ее к себе, в голосе зазвучало бешенство. – Черт тебя побери, Пейдж, не будь такой скоропалительной дурой! Неужели ты хоть на мгновение могла подумать, что я разочарован? Я просто потрясен. Я никогда не мечтал, что у нас может быть ребенок. Ты говорила, что это невозможно, и не раз, и я поверил тебе.
Как он мог не заметить, когда они совсем недавно занимались любовью? Он чуть с ума не сошел от облегчения, что она вернулась. Он несколько удивился полноте ее грудей при том, что вообще она похудела, но, когда он снял с нее последние одежды, она попросила его что-нибудь набросить на нее.
Он понизил голос, и страсть, которую он испытывал, заставила его голос дрогнуть.
– Моя прекрасная женщина, иметь тебя моей женой – это больше, чем я когда-либо мог мечтать. А иметь еще и нашего ребенка…
От этой мысли у него мурашки пробежали по спине. Он приподнялся, опираясь, на локоть, и благоговейно положил ладонь на едва заметную округлость на ее животе.
– А как будет с родами, Пейдж? – Врач взял в нем верх над гордым отцом, и он нахмурился. – Ты говорила, что, когда ты в первый раз рожала, были серьезные осложнения. Как это повлияет на этот раз?
Она отвернулась от него, но он успел заметить страх в ее глазах. У него упало сердце.
– Пейдж? Скажи мне, не отстраняй меня. – Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него. – Мы в этом деле вместе. Я врач, так же, как и ты. Это наш ребенок. Если есть проблемы, мы можем обсудить их.
Она кивнула, по лицу пробежала дрожь.
– Все будет сложно. Наверняка придется прибегнуть к кесареву сечению. – Она заметила ужас на его лице и торопливо добавила: – Ты можешь проделать это, Майлс. Это сравнительно несложная операция.
Говорила она уверенно, но замаскировать свой страх она не могла.
Он прекрасно понимал, что она не договаривает. Кесарево сечение в будущие времена может стать повседневным делом, но сейчас, в его время, оно проделывается только в самых исключительных случаях, и при этом мать или ребенок чрезвычайно редко выживают.
У него нет образования, о котором рассказывала ему Пейдж, и тех возможностей. И оперировать самому собственную жену, собственный ребенок…
Воспоминания о Бет, о кровоизлиянии, которое он не смог остановить, о сыне, родившемся преждевременно, вспыхнули перед его взором. Как он может заставить себя разрезать Пейдж, вынуть ребенка из ее матки?
Он вздрогнул, и холодный пот заструился по его спине. Дурное предчувствие овладело им, хотя он заставил себя выдавить уверенную улыбку и запечатлеть на потрескавшихся губах своей жены нежный поцелуй.
– У нас еще много времени, чтобы подготовиться. Когда нашему ребенку придет время появиться на свет?
– В конце сентября или начале октября.
Всего пять месяцев. Он повернулся на бок и приспустил фитиль в лампе. Благословенная темнота укрыла их, он откинулся на подушку и устроил голову Пейдж на своем плече.
– Вместе мы справимся с этим, дорогая. – Ему потребовалось неимоверное усилие, чтобы придать уверенность своему голосу. – Все, что ты должна сейчас делать, это отдыхать, есть и набираться сил на благо нашего ребенка. Сейчас имеет значение только одно – то, что ты вернулась ко мне в целости и сохранности. – Он погладил ее по волосам, баюкая своим голосом. – То, что ты здесь, в моих объятиях, значит для меня все. А теперь спи, любовь моя.
Она вздохнула и устроилась поудобнее рядом с ним, ее рука на его груди, и вскоре он почувствовал, как ее тело совершенно расслабилось и она задремала.
А он долгое время лежал без сна, уставившись в потолок, сердце его стучало.
Он перестал верить в Бога, когда умерла Бет, но сейчас он закрыл глаза и старался припомнить, как надлежит молиться.
Майлс испытывал огромное удовлетворение от того, что Пейдж вняла его совету в течение нескольких недель стараться ничего не делать, а только есть и спать.
С наступлением июня лето завладело прерией, и дни стали жаркими.
Пейдж занималась пациентами, которые приходили к ней, но энергия, которая всегда била у нее через край, улетучилась. Ребенок, зревший в ее чреве, делал ее вялой и ленивой.
В первые же дни после своего возвращения Пейдж послала весточку Тананкоа, выражая ей соболезнование по поводу гибели Денниса и спрашивая, когда она могла бы приехать и увидеть Тананкоа и ребенка, но ответа не получила.
На вторую ее записку пришел короткий ответ: «Я вернулась к своему народу», – это был все, что написала Танни.
Как и предупреждал ее Майлс, было очевидно, что Тананкоа не хочет иметь больше ничего общего с кем-либо из белых. Огорченной Пейдж оставалось только принять решение ее подруги.
В начале июля в одну из жарких ночей Абигайл Доналд прислала к ней обезумевшего молодого мужа с просьбой как можно скорее приехать на отдаленную ферму, где жена этого фермера только что родила их первого ребенка.
– Люси просто истекает кровью, – бормотал муж. – Миссис Доналд просила вас поторопиться.
– Я еду с тобой, – заявил Майлс.
Он запряг лошадей в двуколку, которую недавно купили, они отправились в путь по прерии.
Эта дорога напомнила Пейдж ту ночь, когда Клара рожала Элли, и она понадеялась в глубине души, что нынешняя поездка кончится так же счастливо, как и та.
Но когда они с Майлсом вошли в маленькую спальню скромного домика, сердце Пейдж упало.
Новорожденная девочка лежала в колыбельке, не выкупанная, небрежно завернутая в одеяло. Абигайл, обычно хладнокровная и невозмутимая, была явно расстроена.
Молодая мать лежала без сознания, несмотря на все усилия Абигайл остановить этот поток, кровь хлестала из нее мощной струей, заливая постель и матрас, образуя лужицы на грубом деревянном полу.
– Роды прошли нормально, ребенок здоровый, – сообщила Абигайл, пока Пейдж и Майлс размывали руки в тазу, стоявшем в углу. – Послед вышел, но матка не сокращается. Я уж давала спорынью, но она не помогла.