Дом Пейдж, стоявший на холме и вдалеке от города, каким-то чудом оказался одним из немногих зданий, переживших осаду, которые остались нетронутыми, может быть, из-за своей близости к форту.
Майлс наезжал туда, но не мог жить там в одиночестве. Он снова занял свою комнату в госпитале и проводил там бессонные ночи, читая, меряя шагами комнату, стараясь думать или, наоборот, не думать о Пейдж.
Единственная для него возможность не сойти с ума была в том, чтобы не верить, что ее нет в живых. Он уверял себя, что ее держат заложницей и что когда восстание кончится, она вернется домой.
Несколько дней назад до Баттлфорда дошло известие о капитуляции Райела, значит, восстание закончилось.
А ее все не было. Днем и ночью Майлс ждал известий о ней. Он расспрашивал каждого раненого солдата, каждого разведчика, которые добирались до форта, не видели ли они ее или слышали что-нибудь о ней, но никто не мог ему ничего сообщить.
Настало время, когда надежда почти истаяла, и он пришел в совершенное уныние. Он проводил свои дни за писанием срочных рапортов комиссару с просьбой прислать медикаменты, одеяла, кухонные принадлежности, инструменты, кровати: командиры в форте отдали поселенцам все, что могли.
Майлс заставлял себя заниматься делами, ухаживать за ранеными, писать рапорты, следить за чистотой, занимаясь учетом всего того, что осталось в его аптеке, но голова его была занята совсем другим.
Он не мог избавиться от ужасного чувства, что напрасно ждет Пейдж, что она погибла где-то в прерии.
Это случилось перед наступлением вечера. Он шел по двору казармы, направляясь к резиденции комиссара, чтобы передать ему донесения, когда произошло какое-то движение у ворот. Он услышал окрик часового, после чего ворота открылись.
Двое всадников были мужчины. Майлс глянул на них и потом перевел взгляд на третьего всадника.
– Пейдж! – Его крик эхом разнесся по всему форту. – Пейдж!!!
Он выронил все, что было у него в руках, и бросился к ней.
Она соскользнула со спины Минни в его объятия.
Ему понадобились немалые усилия, чтобы удержать рыдания, лишившие его на время способности говорить, пока он держал ее в своих руках, он ощупывал ее голову, нежный изгиб ее спины.
Он поцеловал ее яростно, потом еще и еще раз, теперь уже нежно. Ее губы потрескались, лицо потемнело от солнца и ветра. Волосы сильно отросли и падали непослушными кудрями на плечи, ее лицо и руки были настораживающе худыми. Она трепетала, как осиновый лист, в его объятиях, ее руки обвились вокруг его шеи так, словно она собиралась никогда не отпускать его.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на него, и сквозь слезы, струившиеся по ее лицу, она рассмеялась и сморщила свой загорелый веснушчатый нос, зеленые глаза огромны.
– Доктор, вы отрастили бороду. Вы должны побриться, а то она ужасно щекочет, когда вы целуете меня.
Его голос дрогнул, но он успел вернуть себе самообладание.
– Здесь ты командуешь. Я сейчас же побреюсь.
Спустя несколько часов они лежали в своей постели, сжимая друг друга в объятиях. Фитиль лампы был приспущен, и огонек бросал длинные тени на знакомую комнату. Своими телами они выстроили мост через то время, когда были разлучены, и теперь заполняли словами пустоты.
Майлс пытался уговорить ее отдохнуть, настаивая на том, что у них масса времени впереди на разговоры. У нее под глазами лежали темные тени, обеспокоившие его, но, когда он стал просить ее заснуть, она продолжала говорить, и он понял, что ей необходимо выплеснуть весь ужас и страх последних недель. Вперемешку со слезами, путаными фразами она рассказала ему о Батоше, о Мадлен и о пещерах, о Джиджет и умершем ребенке, о трагическом поранении мужественных людей, которыми она восхищалась.
Майлсу оставалось только держать ее в своих объятиях, понимая, что ей нужно выговориться.
– А теперь ты должен рассказать мне, что происходило здесь, пока меня не было. Пожалуйста, Майлс, я должна все знать.
Он боялся этого момента, понимая, какую боль причинит ей, но было очевидно, что она не успокоится, пока он ей все не расскажет. В конце концов с тяжелым сердцем он приступил к рассказу.
Он рассказал ей о том дне, когда приехал домой и обнаружил, что она исчезла, и как Роб Камерон предложил ему свою помощь. Он начал запинаться, когда дошел до нападения индейцев и о детях, которые спаслись, и голос его стал хриплым, когда он описывал гибель Роба.
Она вздохнула и передернулась, как от удара. Он прижал ее к себе еще теснее, когда у нее потекли слезы.
– Он был мне таким дорогим, таким хорошим другом, – всхлипывала она. – Роб был первым человеком, которого я встретила в тот день в прерии. Он… он даже однажды просил меня выйти за него замуж.
Ее сотрясали рыдания.
– А что… что стало с детьми, Майлс?
– Клара и Тео взяли Данни и Мисси. – Он испытывал облегчение, когда мог сообщить ей что-то хорошее. – Клара настаивает на том, что Элли нужны братья и сестры, а не то она вырастет избалованным ребенком, хотя, судя по всему, Клара и Тео балуют всех троих малышей. Они очень хорошие люди, эти Флетчеры. Данни и Мисси не могли бы найти себе лучших родителей. Их дом оказался разграблен и сожжен, но хотя бы остался амбар. Они сейчас вернулись туда и занимаются весенними полевыми работами.
– Это замечательно!
Он почувствовал, что у него отлегло от сердца, но ее следующий вопрос заставил его сердце сжаться.
– Ты видел Танни? Как ее ребенок? Это мальчик, как мы предполагали? Она и Деннис приезжали в форт, когда осада была снята?
Майлс прикрыл глаза и попытался продохнуть, голос его стал ровным и пустым:
– У них мальчик, но Деннис Куинлан мертв, Пейдж. Его убили неделю назад.
И снова ее тело затряслось в его объятиях, он прижал ее еще тесней, стараясь смягчить удар, хотя сам он так и не мог смириться с потерей друга.
– Но почему, Майлс? Как это случилось? – Ее прерывистый шепот терзал его. – Почему индейцы убили Денниса? Он через свою женитьбу стал им родственником. Они не стали бы совершать такое против Танни, правда?
Он гладил ее плечи, задержав руку на ее груди и слушая неритмичное биение ее сердца.
– Тананкоа клянется, что это были не индейцы, любимая моя. – Его голос стал хриплым. – Она сказала мне, что те люди были белые. Она думает, что это были солдаты канадской армии. Они были в форме.
В нем снова поднялась ярость, и он перевел дыхание, чтобы сдержать желание найти этих людей, отомстить убийцам своего друга. Но армия, состоявшая из подонков, теперь распущена, люди разъехались, опознать их никто не может.
– Но почему?
Этот мучительный вопрос он задавал и себе.
– Танни говорит, что они издевались над Деннисом и убили его, потому что он женат на ней. Они называли его «обожателем индейцев». Они сожгли дом и все хозяйственные постройки и убили его, когда он пытался сопротивляться. Танни спряталась вместе с ребенком. Потом она села на лошадь и прискакала в форт, но, когда я привел ее к инспектору, чтобы завести дело по обвинению армейских людей, он не поверил в ее историю.
Майлс тогда чуть не ударил своего коллегу-офицера.
– Он решил, что Танни покрывает своих соплеменников. Все настроены против индейцев из-за убийства и грабежей, которые прокатились по всей округе. Когда Танни услышала то, что он сказал, она села с ребенком на своего коня и уехала в деревню Повелителя Грома. С тех пор она там.
– Ты ее видел?
Майлс кивнул.
– Я отправился в резервацию на следующий же день, чтобы посмотреть, не могу ли я чем-нибудь помочь ей. – Он вздохнул. – Она отказалась разговаривать со мной. Она разозлена, а сейчас у нее есть для этого и другие причины.
От продолжения этой истории его просто тошнило.
– Кроме того, что она потеряла Денниса, а инспектор назвал ее лгуньей, два ее кузена, молодые воины из ее деревни, арестованы канадской армией по обвинению в убийстве. Они находятся в тюрьме, здесь, в форте, ожидая казни. Их приговорили к повешению.