Вир прекрасно представлял, что это не более чем временная передышка, и весьма непродолжительная. Пока что он явно удобно полеживал, и в его мозгу наступали и отступали образы, подобно качающимся на волнах жертвам кораблекрушения.

Он водил Сьюзен в Маршалси, располагавшейся в Саутуорке. И видел там детей, одних куда-то спешивших – по поручениям родителей, которые не могли покинуть тюрьму – других уже возвращавшихся, вяло ступавших, еле волочивших ноги по мере приближения к воротам тюрьмы.

Среди таких ребятишек побывала и его жена, и он понимал, что же Маршалси украла у нее.

… чтобы ты представил меня новоприобретенному семейству.

Он в точности знал, что хотела найти в Бедфордшире Лидия.

– О, это просто возмутительно! – Лидия бросилась в кресло. – Мне никогда не справиться с тобой. – Она поставила локти на подлокотники, подперла подбородок кулаками и укоризненно уставилась на него. – Ты подкапываешься под меня и побеждаешь меня на каждом шаге. Всякий раз, когда я хочу, чтобы ты сделал что-то, что ты считаешь неприятным – а это почти все – ты находишь способ растопить мое сердце. Что ты сделал: прочел каждое когда-либо написанное мной слово, исследовал его и разобрал по буквам?

– Именно. – Вир обратил взор к потолку. – И знай я, что этого достаточно, чтобы заставить таять твое сердце, то мог бы спасти себя от огромных трат сегодня – не говоря уже о том, что уберег бы себя от несносной компании Сьюзен.

Наступило молчание, которое свидетельствовало, по его предположению, что наконец-то ее внимание привлекли свертки на кровати.

– Грешный ты человек. – Голос Лидии прозвучал тихо и не совсем уверенно. – Ты купил мне подарки?

– Взятки, – уточнил он, исподтишка бросая на нее взгляд. Лидия встала с кресла, подошла к кровати и остановилась, рассматривая свертки. – Чтоб не послали ночевать в конюшню.

После Ранделла и Бриджа, после Маршалси, он водил Сьюзен от лавки к лавке, лишь раз прервавшись на обед в уединенной столовой на постоялом дворе.

– Возможно, ты не так уж хорошо читаешь мои мысли, как я себе вообразила, – заметила Лидия. – В них сроду такого не водилось.

Вир встал и подошел к жене.

– Разверни, – предложил он.

Там обнаружились тетради, чьи страницы из дорогой бумаги, были затянуты в кожу, мягкую, словно масло. Имелся и цилиндрический пенал, изящно отделанный серебром, с чернильницей, привинченной с одной стороны к трубке. К ним прилагался небольшой ящик для письменных принадлежностей, предназначенный для путешествий, разрисованный сценами из древнегреческой мифологии. В отделениях ящика помещались карандаши, чернильницы и песочница, а выдвижные ящички содержали печати, бумагу и серебряный перочинный нож. Вдобавок ко всему был там и серебряный письменный прибор с коробкой для карандашей из папье-маше, полной этих самых карандашей.

– О, – время от времени тихо восклицала Лидия, разворачивая обертку и открывая очередное сокровище.

И «О, благодарю тебя» сказала она в конце, когда оберточной бумагой уже была усыпана кровать и пол вокруг нее. На коленях Лидия держала ящик для письменных принадлежностей, открывала и закрывала крошечные ящички, поднимала крышечки отделений, вытаскивала содержимое и вновь складывала обратно словно ребенок, завороженный новой игрушкой.

Она и в самом деле почувствовала себя ребенком. Сти и Эффи ей когда-то дарили подарки на день рождения или на Рождество, и тоже очень хорошие: ботинки, платья, шляпки, иногда серьги или браслет.

Но здесь было совершенно иное. Это были орудия ее ремесла, и она, чьим ремеслом значилось слово, обнаружила, что украден ее словарный запас наряду с ее сердцем.

– Спасибо, – прошептала она снова, как-то беспомощно глядя в его красивое лицо и оставляя все надежды когда-либо вернуть себе разум.

Удовольствие засветилось в зеленых глазах Вира, а губы сложились в улыбку, которая низвела ту кашу, в которую превратилось ее сердце, до теплого сиропа. Ох уж эта его мальчишеская улыбка, наполовину озорная, наполовину смущенная.

– Вижу, мои скромные подношения угодили Ее Величеству, – заметил он.

Лидия кивнула. Даже если она смогла бы связать сейчас несколько слов, то все равно не осмелилась попробовать, боясь, как бы не начать реветь.

– Тогда я так понимаю, что ты в достаточной мере подготовлена для завершающего удара, – заявил Вир. Он полез в карман жилета и вытащил еще один сверток.

Этот он открыл сам, отвернувшись, чтобы она не подсмотрела, что там.

– Закрой глаза, – попросил он. – И оставь в покое чертов ящик. Я не собираюсь его отнимать.

Она отставила дорожный ящик для писчих принадлежностей и закрыла глаза.

Вир взял жену за руку и надел на безымянный палец перстень. Она поняла, что это кольцо, гладкое и прохладное, и почувствовала, как задрожала ее рука.

– Можешь взглянуть, – разрешил он.

Это оказался василькового цвета сапфир, прямоугольный, простой огранки и такой огромный, что на любой другой женской ручке он выглядел бы безвкусно и кричаще, но не на ее руке, которая была не столь изящна, как остальное ее тело. По обеим сторонам сапфира сверкали бриллианты.

Лидия ощутила, как в уголках глаз закипают слезы. «Не будь дурочкой», – приказала она себе.

– Как… мило, – вымолвила она. – И… и я не скажу тебе, что не стоило этого делать, потому что совсем не чувствую в себе такого желания. Я ощущаю себя принцессой из сказки.

Вир наклонился и поцеловал ее в макушку.

– Я отвезу тебя в Бедфордшир, – объявил он.

Глава 16

Вир сидел в своем кабинете за столом, почти погребенный под ворохом смятых листов бумаги. Было субботнее утро, и он пытался сочинить письмо лорду Марсу. Казалось бы, чего уж легче, но Гренвилл предупредила его, что тут нужна дипломатия… что бы ни значило это слово.

Вир уже был готов пойти и поискать Лидию, и потребовать уточнений, когда та открыла дверь.

– Здесь лорд Марс, – сообщила она, – и судя по его виду, это отнюдь не светский визит.

Несколько секунд спустя они встретились с его милостью в библиотеке.

Лорд Марс был заляпан дорожной грязью, небрит и дрожал от усталости.

– Они удрали, – заявил он, лишь только появились Вир с Лидией. – Пожалуйста, ради Бога, скажите, что они здесь. Что им ничего не угрожает. Девочкам, то есть. Элизабет и Эмили.

Побледнев и похолодев, Вир уставился на лорда Марса.

Гренвилл поспешила к подносу с графинами и наполнила бокал, который тут же подала гостю.

– Сядьте, – приказала она. – Возьмите себя в руки.

– Их здесь нет. – Его плечи опустились. Он упал в кресло. – Этого я больше всего и боялся. Все-таки была надежда.

Боялся. Надежда. Скажите, что они здесь. Им ничего не угрожает.

В одно мгновение комната потемнела, стены сузились и снова встали на место. Что-то холодное и тяжелое поднялось в душе Вира.

– Тысяча чертей, – процедил он сквозь зубы. – Вы не смогли их уберечь?

– Уберечь? – лорд Марс поднялся, лицо его стало бледным, как мел, и застыло, как камень. – Да эти дети мне столь же дороги, как собственные. Но, несмотря на мои любовь и заботу, все оказалось напрасно, потому что я не вы. – Он вытащил смятую записку из кармана и швырнул ее на стол. – Вот. Прочтите сами, что они пишут. Этими девочками вы пренебрегли. От вас ни словечка. Ни одного визита. Даже письмеца. Что же касается вас, они с таким же успехом могли лежать в каменном склепе со своими родителями и братьями. И все-таки девочки оставили приют моего жилища, где их любили и о них нежно заботились – нежно. Они покинули его, потому что их любовь и верность предназначены вам.

– Пожалуйста, сэр, успокойтесь, – сказала Лидия. – Вы расстроены. Эйнсвуд тоже.

Она заставила лорда Марса сесть и снова всучила ему бокал.

Вир прочел записку. В ней значилось всего лишь несколько строк, и все они – как кинжалы в сердце. Он взглянул на жену.

– Они хотели побывать на нашей свадьбе, – произнес он.