но что мне предложат взамен,

если жизнь —

в самом деле, пришла в запустенье?

* * *

Олегу Григорьеву

Погребальной меди звуки.

Дождик колкий, как песок.

Я возьму зачем-то в руки

глины слипшийся комок.

Брошу в яму. Бог с тобою!

Снизу эхо гробовое.

Не такой я встречи ждал.

И с меня возьмут с лихвою

всё, что жизни задолжал.

Я люблю её причуды, —

изменяется, течёт —

в никуда, из ниоткуда,

бестолковый переход.

Но зачем-то нужно было,

чтоб земная жизнь моя

в пустоте соединила

эти два небытия,

но зачем-то ведь призвали

в это время нас с тобой…

Постояли. Помолчали

над могилою сырой

и пошёл стакан по кругу.

Пили молча, зло, до дна,

Будто впрямь кончина друга —

наша общая вина.

* * *

Тот чудак возле кромки прибоя

принимает за отзвук тоски

стоны чаек над тёмной водою.

Вот ведь — плачут почти по-людски.

Столько собственной боли и страсти

он вложил в этот жалобный крик,

что уже понимает отчасти

их нехитрый гортанный язык.

Всё пройдёт. И была ли причина

горевать? — Можно всё позабыть,

воркованием жить голубиным,

воробьиным чириканьем жить,

чтоб однажды в ночи, засыпая,

расквитавшись с нехитрой бедой,

вдруг услышать — всё так же рыдают,

плачут птицы над чёрной водой.

* * *

Когда сквозь это время как игла,

раздвинув черно-белые волокна,

жизнь проскользнёт, укутанная в кокон

стихов моих, и, краше чем была,

ранимая и влажная душа

протиснется, как бабочка, на волю,

расправленными крыльями шурша,

не зная унижения и боли,

мне будет абсолютно всё равно.

Ну а пока — грядущее темно.

И душно, и терпеть невмоготу

Спасительную эту тесноту.

* * *

Слух притупился и зренье слабеет.

Мёртвая мать не заплачет о сыне.

Я припадал к этой скудной равнине.

Знаю, что тело её леденеет.

Не различит погребального пенья,

не отвергает последних объятий.

Самое страшное — это понять и,

став сиротой, неприкаянной тенью,

всё же проститься, шепнуть: “Да святится

имя Твоё”. И, упрятав в ладони

злые глаза, повторить: “Да свершится

воля Твоя, если я её понял”.

* * *

Что видит младенец, внесённый во храм?

Лишь Господа лик в золотом ореоле.

А свечи всё ярче, чем ближе к Престолу,

к алтарным вратам и священным дарам.

Дрожат, расплываясь в слепое пятно…

Душа переполнена истинным светом