— Ну как ты можешь об этом всерьез говорить? Моя Лика — бригадмилец! Анекдот! Я сейчас же позвоню в милицию и потребую, чтобы отменили это головотяпство. Нашли для интеллигентной девушки занятие— бригадмильство!..

— Этого не будет. Ты знаешь, мама, какой упрямой я могу быть… Оставим эту тему… Анатолий не появится у нас в квартире, можешь быть спокойной, но дружить с ним я буду.

— Ах, так? Пусть с тобой поговорит отец. Пусть и он отвечает за твою судьбу!

Уходя, Агния Львовна с силой распахнула дверь. Толчок бросил Боба на колени.

— Ты?.. Что случилось? Или ты подслушивал?

— Подумаешь, секреты… орете на всю квартиру.

— И ты подслушивал? Нехорошо! Скажи, как называет папа тех, кто подслушивает?

— К черту! Оставь меня в покое, слышишь? Учи свою влюбленную дуру!

Лика размахнулась и влепила брату пощечину.

— Проси сейчас же прощения, дрянь! — вскипела Агния Львовна, наступая на Боба.

— Не буду! Идите вы… — огрызнулся Боб, отступая к двери.

А еще через час Агния Львовна униженно просила:

— Ну, Бобик, миленький, ну прости свою мамочку. Я понимаю, твое поведение — результат психических травм. Но ведь и я нервничаю. Надо сдерживаться. Ну обещай держать себя в руках. Ну поцелуй свою мамочку…

— Занукала!

Боб снова чувствовал себя царьком в доме.

Боб сидел в своей комнате за столом, свистел и тихо напевал: «Все хорошо, прелестная маркиза, все хорошо, все хорошо». Неужели правда, что Пашку отправили в колонию? Если взяли Пашку — то это «очень даже хорошо, хорошо-отлично». Но за что взяли? Если за спекуляцию Рудиной музыкой на рентгеновской пленке со скелетами, то «хорошо-отлично». А если за воровство в книжных магазинах, если узнали про кражу денег у старушки в магазине, то очень и очень нехорошо… Этот Пашка может наговорить и про него, Боба…

Неизвестность стала невыносимой. Боб (эх, была не была!) отправился на разведку на Пашкину квартиру.

Мать Пашки встретила Боба воинственно:

— Как? Тебя еще не забрали?

— Меня? — Боб сразу смертельно испугался. — Зачем? За что?

— И ты еще спрашиваешь! Будто сам не знаешь. Ага, допрыгались голубчики! Так вам и надо! Из-за вас, чертей, самой можно влипнуть…

— А Рудя тоже?..

— Какой Рудя? Никаких я Рудей Миличей не знаю и знать не хочу. Черт его знает, откуда Пашка пластинки доставал. Я так и сказала Русакову.

— Значит, Рудя в Москве?

— Я же сказала милиции — ничего не знаю… Наверное, в Москве пижон…

— Так где же сейчас Пашка?

— А тебе, чурбан, адресок его колонии требуется? Хочешь сам туда явиться на исправление? Ты лучше прямо в тюрьму двигай!

— Что вы? Зачем?

— А затем, что были вы с Пашкой одна шайка-лейка. Пашку забрали — и тебе туда же дорога. А Пашка какой? Молчит, молчит, а потом молчать не станет. Отвечать за вас, за всех дураков? Нет. Ты его подбивал, ты пограмотней. А он уши развесил. Все расскажет.

— Ч-ч-что р-р-рас-с-скажет?

— Все! Хоть ты и ловко, видать, скрываешься, а все равно бригадмилец Русаков тебя под землей найдет.

Боб попятился и опрометью помчался домой. Он ходил, вернее, метался по своей комнате и думал, думал…

А что будет, если Пашка наябедничает? Не лучше ли сейчас же уехать к тете Оле в Свердловск? Но, может быть, он сам себя напрасно пугает? Если Рудю не забрали, то и ему, Бобу, тоже нечего беспокоиться. Ведь мало ли что могла сболтнуть Пашкина мать!

Трусливому Бобу везде мерещилась опасность. Чтобы его разговор не услышала Лика, а потом не передала Анатолию, он из автомата позвонил Руде.

Ответил незнакомый голос.

— Мне Рудю… — замялся Боб.

— Кто спрашивает?

— Его друг.

— Какой друг?

Боб испугался и поспешно ответил:

— Я в другой раз позвоню…

— Это ты, Вундербоб? — Голос на другом конце провода сразу изменился.

— Рудя! — радостно воскликнул Боб. — Да, это я, Вундербоб. Пашку услали в колонию, а ты как?

— Я-то ничего, прыгаю… А ты… Да, твои дела неважнецкие.

— Мои? Почему? — с замиранием сердца спросил Боб.

— По телефону не могу. Сыпь ко мне, расскажу.

Боб бежал к дому Руди, задыхаясь от страха.

— Плохи твои дела, Вундербоб! — Этими словами встретил его Рудя.

— А что?

— Был налет на Чуму и его дружков. Слыхал? Цыгана и еще троих замели. Чума ранен, но сбежал.

— А какое это имеет отношение ко мне?

— Ты же вместе с Пашкой и Цыганом обворовал старушку в магазине «Три поросенка».

— Так это же Цыган и Пашка действовали.

— Ты на других не вали. Этим делом заинтересовался Анатолий Русаков и готовит криминально-судебное, уголовно-процессуальное, показательное дело по обвинению Троицкого Бориса Павловича по строгой статье уголовного кодекса и прочее. Понимэ?

У Боба дрожали губы, дрожал подбородок, дрожали веки. Еще немного — и он заплачет.

— Если будешь меня слушаться во всем, то ни суда над тобой не будет и никуда тебя не зашлют.

— Что же мне для этого сделать?

— Вот и слушай. Кто хочет тебе зла? Анатолий Русаков. Почему? Он ухаживает за твоей сестрой, а ты ему мешаешь. Ему надо доказать твоей маме, что он прав насчет тебя. Но я знаю, как можно прикрутить Русакова.

— А как?

— Для этого кое-кому нужно потолковать с Русаковым с глазу на глаз, вправить ему мозги. А то он всех засадит по колониям и тюрьмам, а сам будет ходить героем. Он ведь все про тебя и про меня знает.

— Это ты правильно! Что же делать?

— «Что, что»! — передразнил Милич. — Очень просто. Ради собственного твоего спасения узнавай, когда и куда Русаков будет ходить сам или в крайнем случае с твоей сестрой, подальше от нашего района, вечером.

— Лика мне не докладывает об этом.

— Опять учи тебя! Подслушивай разговоры сестры с Русаковым. Как узнал что-нибудь — позвони. Только разведывай аккуратно, чтобы не спугнуть.

— У нас есть телефонная трубка-отводка. Они, бывает, по часу болтают, а я слушаю.

— Очень хорошо! Помни: чем скорее обезвредить Русакова, тем лучше для тебя. У него у самого рыльце в пушку, и есть средство поубавить его активность. Старайся!

И Боб старался. Очень старался. Уже через три дня он прибежал к Миличу с сообщением, которое тот назвал «суперсенсационным».

Милич записал это сообщение на листке бумаги, вложил в конверт, заклеил и приказал Бобу «как из пушки» доставить письмо по адресу.

— Так я же сейчас занят, Рудик, никак не могу!

— Никаких отговорок!

Рудя поднес кулак к носу Боба, тот испуганно втянул голову в плечи. Он снова стал тем Бобом, которого приручил Пашка. Ох, как хотелось Бобу остаться в стороне, а не получается.

— Это письмо никому не показывай и сам не читай. Отнесешь по этому адресу. В квартире спросишь Машужучку, то есть буфетчицу. Отдашь только ей в руки. Без ответа не приезжай. Алле-гоп!

Боб поехал. Конверт приняла Маша-буфетчица, полная, кругленькая женщина, украшенная серьгами, кольцами, браслетами и ожерельями. Она попросила Боба подождать и колобком выкатилась из комнаты.

Распахнулась дверь. В комнату вошли двое. В одном Боб узнал Огурца. Огурец перечитал письмо, взглянул на Боба, осклабился, но тут же напустил на себя суровость, сунул письмо парню со шрамом и сказал:

— Снеси Авторитетному.

— Я жду ответа, — напомнил Боб.

— Письмо не мне, не мне и ответ писать. Обождешь. А ты письмо читал?

— Нет.

— Не верится что-то… Зря его Рудька с тобой послал… Возись теперь…

— А чего возиться? Долго еще ждать?

— Куда торопишься? Успеешь в тюрьму.

— Ка-ак в тюрьму? За что?

— Ты книги воровал?

— Воровал Пашка.

— Он на тебя уже показал.

— Подлец! Доносчик!

— Ты в магазине «Три поросенка» вместе с Пашкой я Цыганом работал?

— Так это не я, это они!

— А суду наплевать на твои объяснения. Был ты с ними? Был! Значит, соучаствовал в воровской шайке. Это тебе не тру-ля-ля, а групповой грабеж, бандитизм!