— Чума сбежал?

— Он самый.

— Как же так? — Голос Анатолия дрожал от негодования.

— Это не телефонный разговор, но кое-что могу сообщить: опергруппа накрыла их, когда они совершали крупный грабеж. Отстреливались. Цыган тяжело ранен. Чума легко ранен в ногу.

— Значит, сейчас он не опасен… — Анатолий радостно засмеялся.

— Именно сейчас, разозленный, как змея, на которую наступили, он может ужалить. Наше прежнее условие — предупреждать, куда идешь, — остается в силе.

— Значит, Чума в Москве?

— Сейчас не знаю… возможно. Все!

— Жаль, конечно, что не захватили, но хоть на время обезвредили Чуму, и то хорошо.

В голосе Анатолия прорывались радостные нотки.

Глава XXVI

Последний бой

Шел февраль 1955 года. Все было бы прекрасным в эти сверкающие снегом солнечные дни с небольшим морозцем, если бы Анатолию не надо было каждый раз извещать дежурного в милиции, куда он идет.

Двадцать третьего февраля (Анатолий запомнил это число), когда он возвратился из школы и сел ужинать, мать сообщила, что звонил Маленький маршал и опять позвонит. У Анатолия даже аппетит пропал. Всегда занятый Коля просто так звонить не будет. По-видимому, на автозаводе появилась долгожданная вакансия. Как быть? Ему нравится теперешняя работа шофером у Кленова. Она дает возможность хорошо, даже отлично закончить школу. Как же быть с Колей, с автозаводом?

А так ли уж твердо он решил быть автоинженером? Юра уговаривает специализироваться на радиоэлектронной аппаратуре, чтобы стать телемехаником. А для этого надо заочно закончить физико-математический факультет в МГУ. Да и Кленов обещал помочь стать конструктором ракет и для начала после школы перевести из шоферов в лабораторию. Ох, как не хочется разочаровывать Колю отказом… а ведь придется.

Анатолий негромко играл на баяне, когда его позвали к телефону — звонил Коля.

— Толя, я еду на целину!

— Ты! Куда? На какую целину?

— На Алтай или в Казахстан, еще не уточнили. А что тебя удивляет? Буду налаживать машины и механизмы. Или, ты думаешь, я не выдержу? Буду жить на первых порах в палатке среди бескрайней заснеженной степи. Я трудностей не боюсь. Недаром тренировался.

— «Я трудностей не боюсь», а сам, как в детстве, ищу их, чтобы преодолевать, — весело добавил Анатолий и быстро, чтобы Коля не успел обидеться, поправился: — Это, конечно, не те детские опыты закалки духа и тела, но ты, конечно, справишься. А мама как?

— Как все мамы. Отговаривала. А сейчас собирает так, будто я еду не один, а сам-десят, на сто лет, на Северный полюс. Ничего, пригодится. Беру с собой много всякого инструмента, подарок автозаводских комсомольцев. Тебя, до окончания десятилетки, не приглашаю следовать моему примеру. Но вот что. Ты слесарь пятого разряда и можешь теперь же занять мое место слесаря, в группе мастера, я уже договорился… При желании.

— Что значит «при желании»?

— Так вот, ты не обидишь меня, если останешься в той же школе, на той же работе, с перспективой там же перейти на более интересную. Я в курсе дела — разговаривал с Юрой. Предупреждая о вакантном месте, я просто выполняю свое обещание.

— Спасибо. Дорог открылось передо мной много. Даже не знаю, которую выбрать. Ты когда отправляешься?

— Эх, Толь, где-то я вычитал такое: «Только вдали от родного гнезда, среди иных условий жизни, человек осознает свои силы, свое призвание, находит себя»… Зайди послезавтра вечерком.

Боб почти блаженствовал. Прошла неделя, идет вторая, третья — и нет Пашки! Не ловит возле дверей квартиры, нет его и на улице, не звонит. Наконец-то он, Боб, отделался от этого прилипалы. Или Пашка укатил на гастроли с Цыганом, или же испугался Русакова?

Все же Боб нет-нет, да и струхнет. В школу и из школы, для безопасности, он ходит в компании.

Рудя тоже перестал названивать. Конечно, все это ура-ура-ура! А все же в чем тут фокус-покус? Интересно. Неужели Рудя и Пашка отстали навсегда? Надо бы узнать, да боязно…

Боб преуспевал, и не только в учебе. В шахматном матче трех школ он завоевал первое место, и, когда в школе появилась какая-то комиссия, завуч с гордостью показал на Боба: «А вот и наш Ботвинник!»

Доклад Боба на слете юных астрономов в Планетарии о фазах Луны признан одним из лучших. Лика занимается своими делами и больше не привязывается, да и Анатолий Русаков не приходит к ним, не лезет с поучениями. Даже Женька и Гарик перестали дразнить «полетом на полюс». Боб блаженствовал бы «на все сто», если бы его не точил червь сомнения.

Агния Львовна торжествовала. Как только приходили гости, она тотчас шумно принималась рассуждать о талантах, определившихся с детских лет. Назывались имена гениальных ученых, которые уже в детстве самозабвенно увлекались тем, чем потом прославились на весь мир, на вечные времена.

«Не хочу быть нескромной и не буду в присутствии сына говорить о „детской гениальности“, но за примерами ходить недалеко. Взять хотя бы Боба! Он типичный пример ребенка с гениальными задатками!»

Лика все это время была очень занята и редко появлялась при гостях. Но однажды она услышала эти восторженные рассуждения матери и возмутилась. После ухода гостей она зазвала мать в свою комнату, плотно прикрыла дверь и сказала:

— Мам, я тебя очень прошу… Неужели ты не понимаешь, что своими славословиями ты выбиваешь Бобку из нормальной колеи, на которую он едва-едва ступил? Анатолий прав. Наш Боб — бесхарактерная тряпка. С хорошими он хороший, с плохими он плохой. Надо же в конце концов воспитывать у парня твердый характер. Анатолий советовал…

— «Анатолий говорил, Анатолий советовал»!.. Я не желаю, ты слышишь, я не желаю больше слышать ни одного слова о твоем Анатолии! С меня довольно! Твой отец — педагог, доцент, его лекции о воспитании пользуются огромным успехом. А какой-то шоферишка берется поучать! Он сам из каких-то подонков, судился и меряет всех на свой аршин!

— Мама!

— Что — мама? Кто мне советовал отправить Бобика в колонию? Твой Анатолий. Кто травмировал душу мальчика? Тоже Анатолий. Подумать только, ему ничего не стоило втоптать в грязь честь нашей семьи. Боже мой, так ужасно клеветать на нашего Бобика!

— Но ведь это же правда!

— И ты с ним заодно? Стоит лишь появиться в нашей квартире этому бригад милиционеру, и Бобик меняется в лице, а у меня начинается ужасная мигрень. Папа нервничает. Ты хочешь, чтобы у твоего отца был инфаркт? Ты хочешь отправить меня в могилу? Ты этого добьешься! Чтобы ноги этого Русакова не было в нашем доме, чтоб я его голоса не слышала по телефону! Он враг нашей семьи!

— Мамочка, что с тобой? В своем ли ты уме?

— Да как ты смеешь мне возражать в таком тоне? Я-то в своем уме, а ты? Вот оно — тлетворное влияние этого Анатолия Русакова. Я, как мать, требую от тебя, чтобы раз и навсегда ты прекратила знакомство с ним. И если у тебя не хватает на это характера — а я не еле пая, я вижу, что ты, как кошка, влюблена в него, — то это сделаю я сама…

— Мама, одумайся! Ты хочешь поссорить меня с теп, кто спас меня от негодяев, вытащил Боба из ямы, наконец— спас нашу машину… Ведь Боб снова ожил и преуспевает только благодаря Анатолию. Вспомни историю с твоей сумочкой, с картами!

— А я утверждаю, что твой Русаков — несчастье нашей семьи!

— Ты говоришь чудовищные вещи! — воскликнула Лика, вытирая слезы. — Ты чудовищно несправедлива! Бобку хотели сделать соучастником в ограблении квартиры. Анатолий помешал этому. Бобку терроризировал Пашка. Анатолий освободил Бобку от вредного влияния Пашки. Боб стал исправляться. Надо благодарить Анатолия, а не ругать.

— Как это так «освободил от Пашки»?

— А так, что Пашку отправили в воспитательную колонию.

— Не знаю, не знаю… И все же я требую, чтобы Русаков не звонил, не приходил… Он действует мне на нервы. Это не твоего круга человек.

— Мы комсомольцы, он мой товарищ, мы выполняем одно комсомольское поручение, как бригадмильцы.