Он упирался ногами в трубы, извивался, дергался, но непутяки все же засунули его в клетку.

— Теперь тебе придется съесть двоих! — сказал король Сиду и ушел в страшном гневе.

Тараканыч стоял в углу клетки, боясь шелохнуться, и заискивающе смотрел на Редькина.

— Бить будете? — коротко спросил он.

— Будем! — подтвердил Джейрано, делая шаг к злодею.

Коля молчал.

— Земляки! — жалобно завыл Тараканыч. — Забудем прошлое… Мы здесь чужие…

Сид сделал еще один шаг.

— Ошибки признаю! — еще громче заголосил чародей. — С кем не бывает?.. С прошлым покончено! Ну будьте людьми… А? Ну, Сидушка… Не опускайся до мордобития…

Джейрано влепил ему пощечину, и Тараканыч заверещал, точно его убивали.

— Руки пачкать не хочу! — сказал Сид. — Но запомни! Если мне и суждено стать людоедом, то первым, кого я проглочу, будешь ты.

Он отошел к противоположной стенке.

Тараканыч, еще не веря, что так дешево отделался, молча смотрел на Колю преданным собачьим взглядом.

— Где ключ? — тихо спросил Редькин.

— Какой ключ, Николенька? — не понял чародей.

— Который подходит ко всем замкам, — сказал Коля.

— Ах, этот… — сконфуженно пробормотал Тараканыч. — Ты только не сердись, мон шер… Понимаешь, какая штука получилась… Я этот ключик Шаше презентовал, когда в доверие входил…

— Как… презентовал? — упавшим голосом спросил Коля, не желая верить услышанному.

— А вот так… — Тараканыч виновато вздохнул. — Взял и подарил… Кто же знал, что так получится… Прости меня, Николя, старого балбеса.

Редькин молча сел на пол.

Растаяла последняя надежда.

ОТ АВТОРА

«Позвольте, — удивится читатель, — а что же Мёбиус? Почему он не пришел на помощь землянам?»

Дело в том, что Мёбиус круглые сутки был занят накоплением гравитона — той самой жидкости, без которой не мог работать «Космосос». Непрерывный процесс нельзя было прекращать ни на минуту, и, чтобы у читателя не оставалось на этот счет сомнений, мы, со слов Редькина, опишем вкратце технологию получения гравитона.

Сначала берется самый обычный гравий и измельчается в порошок, как кофейные зерна в кофемолке. Затем частицы гравия разгоняются до скорости света в специальной вакуумной камере, имеющей форму бублика. В другой камере вращаются с такой же скоростью, но в противоположном направлении, всем известные протоны. В нужный момент частицы гравия и протоны выпускаются в прямой канал и летят навстречу друг другу с громадной скоростью, пока не сталкиваются. При ударе от частиц остается лишь мокрое место. Эта влага, которая и называется гравитоном, собирается в отстойники, а затем, пройдя через сложную систему змеевиков-очистителей, капает в сосуд. Процесс этот довольно длительный: за час можно получить всего лишь чайную ложку гравитона, но самое главное — его нельзя прерывать, иначе теряются свойства жидкости.

Мы понимаем, что у читателя, хорошо знакомого с современной физикой, неизбежно возникает вопрос: при помощи каких сил разгонялись частицы до скорости света? Сам Мёбиус ответил на этот вопрос довольно загадочно, сославшись на силу разума. Скорей всего, он не захотел открывать профессиональную тайну. Но мы не сомневаемся, что рано или поздно гравитон будет получен и на Земле.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

в которой начинается казнь

Сид и Тараканыч давно уже спали. Лишь один Редькин продолжал бодрствовать. Он слушал, как повизгивает во сне чародей, как причмокивает губами, точно младенец, потерявший соску, бедняга Сид, и думал о том, что завтра, в это же самое время, его, Коли Редькина, уже не будет среди живых…

Ближе к рассвету, когда пахнущий бензином туман спустился на площадь, наш герой задремал. Ему снился неприятный сон. Он лежал на огромном блюде, присыпанный петрушкой, укропом и золотистым картофелем-фри. Сид, вооружась ножом и вилкой, склонился над блюдом. Кадык его нетерпеливо дергался, словно поросенок в мешке.

— Простите, меня, Ник, — пробормотал он, — но голод не тетка…

Вот он намазал на хлеб горчицу. Вот открылся его огромный, как пещера, рот. Что-то холодное прикоснулось к Колиной шее, Редькин застонал и открыл глаза.

На плече сидел попугай, осторожно трогая клювом Колин подбородок.

— Итак, вскормленный на воле орел молодой, — тихо сказал Леро, — я вас слушаю. Говорите шепотом.

Коля готов был заплакать, в глазах и горле запершило, он не мог говорить. Леро понял состояние друга, и хотя попугай относился к эмоциям отрицательно, на этот раз он не сказал ничего, кроме: «Держись, старина. Детство кончилось, ты — мужчина!»

Успокоившись, Редькин доложил о казни, назначенной на следующую полночь, и о том, как очутился в клетке злой волшебник.

— О тэмпора, о морэс,[32] — произнес Леро.

— Может, надо обратиться за помощью к ха-мизонцам? — прошептал Коля. — У них ведь есть «Антинепутин»…

— Ха-мизонцам сейчас не до нас, — ответил попугай. — Они заняты поисками похищенного чемоданчика.

— Чемоданчик здесь, во Дворце! — сообщил Коля. — Тараканыч спер.

— И все же надеяться на ха-мизонцев не стоит. — Леро нахохлился, ища выход. Он сидел так с минуту, затем встрепенулся и спросил: — Вы знакомы с творчеством писателя Конан-Дойля?

— Еще бы! — удивился Редькин. — Но при чем тут писатель?

— Литература, Коля, великая вещь, — назидательно произнес Леро. — Мы воспользуемся схемой Конан-Дойля… Правда, потребуется согласие волкодава, но это я беру на себя!

Заворочался Тараканыч.

— Мне пора! — шепнул попугай. — Держитесь и не падайте духом. На всякий случай предупредите Сида, чтоб начинал людоедство с Тараканыча…

Леро выпорхнул из клетки и, кашляя, скрылся во тьме. С утра непутяки начали строить на площади эшафот. Они тащили откуда-то тяжелые ржавые рамы, укладывали их друг на друга, а сверху набрасывали толстые пластмассовые листы. Все это происходило на глазах у землян. С Сидом дважды случился обморок. Напрасно Редькин пытался успокоить его, намекая на помощь некоторых «заинтересованных лиц». Джейрано, ничего не слыша, бормотал одно и то же: «Я не людоед, я не людоед, я не людоед…»

Тараканыч молча грыз ногти, вынашивая какую-то мысль. После полудня он подсел к Редькину и зашептал ему на ухо:

— Николя, есть мнение ликвидировать пузанка, — он кивнул на Сида. — Или мы его, или он нас!

— И все? — Редькин покачал головой. — Да… для волшебника слабовато. Вы бы лучше чудо сотворили, ведь чародей все-таки…

— Какой я тебе чародей! — Тараканыч махнул рукой. — Диплом мне по знакомству устроили. Одно чудо и умею — чирья сажать…

Увидев короля, проходившего мимо клетки, Тараканыч вскочил и закричал:

— Ваше химичество! Не губите! Ваше химичество, служить буду как пес! Готов выполнить любое злодейство! Проверьте меня, ваше химичество…

Шаша Бесподобный даже не остановился. Тараканыч проводил его взглядом и вздохнул:

— Не верит, морда синтетическая…

Наступила ночь казни. Тысячи непутяков собрались на площади, окружив эшафот. Горели факелы. Танцующее пламя освещало пустые, похожие на вареные яйца, глаза непутяков и мрачные зубцы Мусорных гор. Король сидел в своем стоматологическом кресле, установленном на специальном постаменте. По его знаку приговоренных вывели из клетки.

Тараканыч бухнулся на колени. Его подняли, дали пинка, и он побрел, скуля и плача. У Сида подкашивались ноги, он опирался на Редькина. Коля все еще не терял надежду, но когда их повели к эшафоту, у него вдруг закружилась голова. Он остановился, его подтолкнули. От толчка к нему вернулась способность соображать.

— Сид, — прошептал Редькин. — Тяните время… Начинайте с Тараканыча… Можно откусить мизинец…

Наконец все трое взошли на эшафот.

— С кого начнем? — спросил король, обращаясь к «людоеду».

Бледный Джейрано указал на чародея.

— Почему с меня?! — взвился Тараканыч. — Почему с меня?! Будем считаться!