Ну а расхожие артефакты можно продать сразу в баре. На них не написано, забрал ли ты их у аномалии честно, либо…

Через пару шагов дозиметр начал потрескивать. Мох. Бурый такой, как ржавчина. Растет прямо на тропинке и ужасно радиоактивный, впитывает в себя всякую дрянь, будто губка. А еще там несколько аномалий расположилось — Тунгус про это помнил. Карусель, Вертолет и Термос. И поди ж ты — прямиком на тропинке. Сталкеры по ней постоянно ходили, а теперь придется протаптывать новую. А забудешься — либо Карусель разорвет, либо Вертолет раскрутит и грохнет на землю с высоты пятиэтажки, а то и в Термосе испечешься. На сей раз, впрочем, дождь неплохо их обозначал. А зимой свежий снег сталкеру в подмогу. Жить можно.

А вот Электра в дождь опасна. Током шарахнет за сотню метров. Добрая тысяча вольт решит твою судьбу.

Мерно шелестел дождь. Подкручивало струи в Вертолете.

И тут Тунгус понял, что это никакой не дождь шелестит. Это все тот же шепот. Нет, тут не могло быть никакого Шептуна. Все аномалии знакомы. Но шепот нарастал. И это была человеческая речь. Невнятная, слов разобрать невозможно, но именно человеческая. Секунды две шептало со стороны аномалий, потом со стороны косогора, куда скрылся сталкер в экзоскелете. А затем стало казаться, что зашептало все поле вокруг. Задышало и зашептало, обволакивало будто ватой, и не давало проникнуть никаким звукам извне.

Тунгус поймал себя на ощущении, что ему не хочется сбрасывать с себя этот ровный шелестящий звук. Напротив, возникло желание прилечь, отдаться убаюкивающим шепчущим волнам, раствориться в них, расслабиться, не сопротивляться…

Если б кто-то шел в это время мимо, то увидел, как сталкер на тропинке замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. Некоторое время постоял, затем лег прямо на землю, свернулся калачиком, будто собирался уснуть прямо на дороге, и замер. Дождь пошел сильнее и превратился в ливень, но человек на земле не поднялся и не поспешил найти укрытие. Не поднялся он и через час, и через два, и через три. Стая плотей, пробегавшая мимо, весело хрюкнула и принялась трепать его безжизненное тело в грязи. Один мутант оторвал руку и зачавкал в придорожных кустах; другому досталась нога, остальные продолжили дележку добычи, пока не растерзали тело совсем. Только рюкзак не тронули. Так он и остался лежать, втоптанный в жидкую грязь. Закончив трапезу, плоти продолжили путь и скоро слились с черным осенним лесом.

* * *

Капитан вышел из казармы, рядовой у двери отдал честь, но капитан не ответил — торопился. У КПП уже ждал открытый УАЗик.

— Заводи свой вертолет!

Водитель повернул ключ зажигания, УАЗик весело затарахтел.

Когда выехали на дорогу, догнали патруль, возвращавшийся на КПП. Тяжелые, облаченные в запыленные «Скаты», солдаты шли из глубокого патрулирования. За шлемами лиц не видно, но капитан видел их — лица людей, вернувшихся оттуда.

Потом ехали просекой. По разбитой дороге УАЗик завывал второй передачей и едва плелся, капитан порядочно наглотался пыли. Водитель чертыхался на чем свет стоит, а капитан только кряхтел.

Гуляев повернулся к капитану:

— Респиратор бы надели, товарищ капитан.

Тот только отмахнулся:

— Вот как к Копачам подъедем — так и натянем намордники.

Над головой прострекотали две «вертушки». Просто так сразу две не вышлют, где-то по-настоящему заварилось, видимо. От пьяных штабных краем уха капитан что-то слышал про крупную операцию в Лиманске. На кой черт им Лиманск дался? И города ведь нет по-настоящему. Да и найти его еще надо: точных координат у города-аномалии нет, сегодня он здесь, а завтра — и вовсе не известно, в какой степи искать. Так, миф, можно сказать, один. Спьяну, впрочем, чего не наболтаешь. Но правда и то, что в любой разведке и контрразведке учат: водка — вот первый ключ к добыче информации…

Но на вертолете вряд ли в город влететь. Впрочем — опять же, по пьяным слухам — на Большой земле давно готовились некие спецотряды по глубокому внедрению. Этим любая Зона по колено. В это капитан не очень верил: едва ли не с самого начала «разработки» Зоны слухи о всяких спецотрядах возникали регулярно. Правдой пока оставалось лишь одно: как регулярные части с штатным снаряжением патрулировали Зону, так до сих пор и патрулируют. Никаких «Белых стрел», «Голиафов», «Серых барсов» и прочих «Желтых подгузников» нигде воочию не наблюдалось. Так что и вопрос о захвате Лиманска едва ли поднимался всерьез в высоких кабинетах. Ни на каких совершенно секретных картах Генштаба Лиманска, скорее всего, не существует. А в штабах воюют по картам.

От размышлений капитана оторвал натужный скрип тормозов. УАЗик клюнул носом и встал.

Капитан не поверил своим глазам: на дороге лежала мертвая лошадь. Сначала даже подумалось, что это туша какого-нибудь мутанта, но это была именно лошадь. Рыжая.

— Это что еще за…? — Гуляев вылез из машины и стал рассматривать труп.

Капитан немного помедлил, но потом тоже прыгнул в дорожную пыль.

— Лошадь… — растерянно произнес водитель.

— Сам вижу, что не слон.

— Откуда тут лошадям-то браться?..

Вопрос и в самом деле был любопытный. Точнее, ответ на него. Лошадей в Зоне отродясь никто не видел. И кормиться им тут нечем, и вообще…

— Случайно за оцепление забежала, — предположил капитан, — а потом…

Но что потом — тоже было вопросом. Мутанты давно бы сожрали животное, а не стали бы просто убивать, то же самое касается и сталкеров. Конина — мясо для голодной Зоны деликатесное. И это даже если допустить, что лошадь смогла — при самом удачном стечении всех случайностей — миновать все аномалии и хищников.

— Если б сам не увидел, ни за что б не поверил, — покачал головой капитан и первым взялся за задние ноги трупа, — оттаскивать все равно надо с дороги.

Но, как только оторвали круп от земли, в пыль хлынула бурая кровь. Кто-то все-таки смертельно ранил кобылу. Странно только, что вокруг ни кровинки.

— Ах вы паразиты, собачьи дети! — послышался откуда-то сзади отчаянный крик.

Солдаты оторопело смотрели, как из леса выходит взлохмаченный старик. Длинная борода его седыми ошметками разлетелась едва ли не до самого живота, такие же неопрятные пепельно-белые волосы космами развевались в такт ходьбе. Старик изо всех сил бежал к военным и размахивал палкой.

— Стой, дед! — капитан первым опомнился и бросил лошадиные ноги, — стой, стреляю сразу! — и выхватил из кобуры пистолет.

Старик при виде дула растерял часть своей решительности и остановился метрах в пяти от капитана. Но вопить не перестал. Из его полусвязных визгов стало понятно, что он думает, будто военные сбили на дороге его лошадь и теперь пытаются замести следы преступления. «А еще в погонах», — заканчивал каждую свою мысль старик.

— А ну молчать, руки за голову, ноги расставил! — рявкнул Гуляев и, недвусмысленно клацнув затвором, подскочил к деду, и даже для убедительности пнул того дулом в тощий живот. Хотел обыскать карманы, но карманов у старика не оказалось. Одет он был в клетчатую выцветшую рубаху и серые штаны, без карманов. И что самое удивительное — босиком.

— Самосел, что ли? — капитан опустил пистолет, но в кобуру не вернул.

— Чегось? — прищурился старик, медленно поднимая руки вверх, будто пленный.

— Ты здесь откуда?

— А вы сами-то откуда? Небось с антенн с этих? А лошадок все ж нехорошо чужих губить, ай-яй-яй…

— Нет, мы не с Радара… — начал Гуляев.

— Рядовой Гуляев, лишние разговорчики отставить, — оборвал его капитан, — обыщи на предмет документов.

— Да нет у него ничего, товарищ капитан.

— Документы дома, стало быть, — сказал дед, — ну, руки-то можно опускать?

— Да опусти уже, — разрешил капитан, — нет, отец, мы твою конягу не сбивали. Она уж тут была, когда мы подъехали. Ты сам гляди, где она лежит, а где машина стоит.

— А откель я знаю? Может, вы отъехать успели.

— Слушай, дед, благодари, что вообще спешим, а то б взяли и отвезли на пост, пусть там разберутся, кто ты и откуда тут с лошадью со своей взялся. Бери, Гуляев, оттащим — и поехали, а то не доберемся до ночи.