В пространном примечании говорится: вне сомнения, Железная Маска был рожден от любовной связи супруги Людовика XIII и кардинала Мазарини. С правовой точки зрения он был все же законнорожденным; таким образом, он приходился старшим братом родившемуся позже в законной постели Людовику XIV и, как таковой, мог претендовать на французский трон. В государственных интересах его воспитывали тайно, и Людовик XIV только после смерти кардинала узнал, что у него есть старший брат. Его ужаснула мысль, что тайна может выйти на свет, тем самым подвергая сомнению его права на трон. Тогда он прибегнул к насилию, спрятав от света неудобного брата-полукровку. А чтобы поразительное семейное сходство не вызвало никаких подозрений, ему в дневное время надлежало носить маску.
Такое объяснение понравилось. В его пользу говорили также просачивавшиеся слухи о том, с какой почтительностью обращались с узником и насколько строго охраняли. При переезде в Париж случилось ему обедать с губернатором, который во все время обеда держал под рукой наготове два заряженных пистолета. После смерти узника всю его одежду, постельное белье, прочие вещи сожгли, стены ободрали, полы разобрали и заменили новыми — чтобы после него не осталось какого-либо тайного послания или знака.
Мнение Вольтера признал правильным известный историк Мишле. Он пишет, что когда однажды Мария Антуанетта полюбопытствовала у мужа, Людовика XVI, где же правда вокруг Железной Маски, тот ушел от ответа: он-де ничего не знает. Конечно, узник был старшим братом Людовика XIV, а это делало сомнительными права на трон короля-Солнца и его потомков, но об этом великой герцогине Австрийской знать было бы ни к чему. Возможно, добавляет историк, если бы он родился младшим братом, то не было бы такого стремления строжайше соблюдать секрет.
Но как бы ни представлялось реальным опасное единородство Железной Маски, все же это были пустые догадки. Где доказательства? В Бастилии велись записи об узниках, случаи смерти регистрировались в церковных книгах: что в этих записях? Или осторожные руки уничтожили и их?
Нет, не уничтожили. Они вышли на свет. Только исследователи тайны Железной Маски вычитали из них совсем другую разгадку.
Заместитель коменданта Бастилии де Жюнка вел записи, похожие на дневник. Интересующая нас запись, помеченная 18 сентября 1698 года, гласит:
«В четверг, 18 сентября, в три часа пополудни приехал новый комендант Бастилии, месье Сен-Марс. В портшезе с ним вместе был один давний узник Пиньероля, всегда в маске. Имени его комендант не сообщил. Я лично поместил его в комнату, которая загодя, по приказу месье Сен-Марса, была приведена в порядок и обставлена. Обслуживание месье комендант поручил сержанту Росаржу, которого привез с собою со Святой Маргариты».
Потом, пятью годами позднее:
«19 ноября 1703 года, вечером в 10 часов скончался незнакомец, носивший черную маску, которого месье комендант Сен-Марс привез с собою с острова Святой Маргариты. 20 ноября, во вторник, в четыре часа пополудни был похоронен на кладбище прихода Сен-Поль. В книгу регистрации смертей внесен как неизвестный».
Заметка на полях: «После я узнал, что его зарегистрировали под именем Маттиоли, и его похороны обошлись в 40 ливров».
Кажется, нашелся первый след. Пойдем дальше, что говорит список умерших: «19-го в Бастилии умер некто по имени Marchioly. Похоронен соответственно на кладбище прихода Сен-Поль; присутствовали учетный сержант Росарж и Риле, хирург Бастилии».
Вооруженное этими данными следствие добралось до персоны итальянского графа Эрколе Маттиоли, государственного секретаря правящего герцога Мантуанского Карла IV.
История начинается с того, что Людовик XIV и его правительство бросили взор на итальянский город Казале, находящийся во владениях герцога Мантуанского.
Много тративший на свой легкомысленный образ жизни герцог Карл IV согласился на предложение и договорился, что за миллион ливров уступит город Франции. Торг проходил в тайне, граф Маттиоли был посредником. Благодарный король принял его и передал ему в награду ценное бриллиантовое украшение и кошелек с сотней золотых монет.
Герцог Мантуи уже слышал звон золота, а король Людовик уже держал наготове войска, чтобы войти в город, как вдруг ударил гром. Чудесный план открылся. Заинтересованные правительства Турина, Мадрида и Венеции прознали все и в знак решительного протеста отрезали ему путь.
Выяснилось, что Маттиоли вел двойную игру, обманув Людовика, обманув собственного хозяина, он выдал план за большие деньги чужеземным правителям.
В Версале были возмущены, у Людовика случился приступ гнева, но ничего поправить было уже нельзя. Королевский гнев могла утолить только месть, месть предателю. Один дипломат, пользовавшийся доверием короля, аббат Эстрадес, предложил абсолютно христианский способ — заманить Маттиоли в ловушку, схватить и отдать на волю королевского гнева.
Так и вышло. Ничего не подозревающего Маттиоли пригласил поохотиться, якобы в пылу охоты пересекли границу, там, в лесу, на них набросилась вооруженная команда, его схватили и отправили в крепость Пиньероль.
О таком грубом нарушении международного права следовало помалкивать. Для этого и понадобилась бархатная маска — этим объясняются строжайший надзор и личная ответственность коменданта крепости за пленника, с другой стороны, его ранг и обстоятельства самого случая объясняют особое с ним обращение.
Имя Маркиоли здесь играет решающую роль для опознания его личности. Небольшое отличие от имени Маттиоли не имеет значения — известно, что французы всегда с большим старанием искажали иностранные имена.
Итак, последнее слово произнесено, больше невозможно говорить о тайне Железной Маски.
Так полагают современные раскрыватели тайн Бастилии.
Нет, можно, — упрямились вольтерьянцы. Вольтер из верных источников получил эти сведения, а эти источники наверняка знали и наверняка сообщили бы писателю, что речь идет о Маттиоли. Имя, имеющее столь решающее значение, впервые возникает в заметке на полях, набросанной помощником коменданта, ошибочно (Marchiel), с тем примечанием, что и он узнал его после случившегося.
Откуда он его узнал? Кто сообщил имя МагсЫо1у — Мар-киоли присутствовавшим по должности при захоронении надзирателю-сержанту и врачу-хирургу? И они смогли так хорошо сохранить тайну, что ни единого словечка не слетело с их губ, хотя весь Париж постоянно волновала тайна Железной Маски?
Ну и потом возникает столько частных вопросов, о которых сторонники партии Маттиоли сочли за благо помолчать.
Что же, в Мантуе исчезновение одного из членов кабинета проглотили просто так? Знали, что он поехал на охоту и не возвратился, — и ни правительство, ни его семья, ни общественное мнение в малом государстве не интересовало, куда он пропал?
А через некоторое время в Пиньероле появляется узник в черной маске, вся округа знает о нем, слухи ползут по всей стране, а у Мантуи и тени подозрения не возникает, что если маска скрывает лицо исчезнувшего государственного мужа?
И для чего понадобилась эта комедия с маской? Неужто нельзя было как-то проще снять подозрение с узника? Просто парадоксально, что вопиющий факт похищения человека пытались скрыть таким вопиющим способом.
Итак, последнее слово все же еще не произнесено. Да это и не важно. Так или иначе, все это дело только доказывает произвол высших феодалов, не знающих предела.
В случае с Железной Маской любопытный свет волновало, кто же скрывается под маской? Относительно же шевалье д’Эона вопрос стоял иначе: кого скрывает его юбка — мужчину или женщину?
Эту историю я начинаю с середины и даю в дословном переводе один необычайно странный королевский указ. Его издал Людовик XVI в 1775 году 25 августа:
«Именем короля! Приказываем мадемуазель Шарлю-Женевьеве-Луи-Огюсту-Андре-Тимоти Эон де Бомон, совершеннолетней девице, которая до сего дня была известна как шевалье Эон, драгунский капитан, кавалер ордена Святого Людовика, уполномоченный министр в Англии и прочая, незамедлительно вновь надеть приличествующее ее полу платье, в коем она служила нашему предшественнику, покойному королю. Запрещаем ей в нашем королевстве Франции появляться в иной, чем женское платье, одежде.
При этом условии она может в полной безопасности и под защитой нашего королевского слова возвратиться на родину и пользоваться гоп свободой, почетом и щедротами, которые наш великий предшественник назначил ей и которые мы гарантируем.
Его Величество в знак особой милости признает те открытые и тайные услуги, которые мадемуазель Эон де Бомон на протяжении более чем двадцати лет оказывала досточтимому предшественнику, и желает, чтобы ее никогда не лишали королевского и военного креста ордена Святого Людовика, который означенная девица заслужила в битвах и осадах в качестве драгунского капитана и генеральского адъютанта, рискуя жизнью, и такой храбростью, которые подтверждают все ее начальники-гене-ралы. Этот крест она может носить на женском платье до самой своей кончины.
В подтверждение этой своей воли Его Величество собственноручно подписал сей указ и повелел зарегистрировать его государственному секретарю иностранных дел.
Версаль, 1775 года, августа 25 дня.