— Э… э… Это зачем же? Будут еще жечь?

Пораженный таким невежеством, один из моих дядюшек, стоя за спиной отца, стал подавать переводчику знаки, чтобы тот не вздумал переводить эти слова доктору».

Пу И о своей первой встрече с Цыси вспоминает: «Встречу с Цыси я уже смутно помню. Внезапно я оказался среди множества незнакомых людей. Передо мной находился темный полог, из-за которого выглядывало ужасно уродливое худое лицо — это была Цыси. Говорят, что, увидев ее, я стал опять реветь. Цыси приказала дать мне засахаренные фрукты на палочке, но я бросил их на пол и продолжал громко кричать, что хочу к няне. Цыси сделала недовольное лицо.

— Какой непослушный ребенок, — сказала она. — Возьмите его, пусть пойдет и поиграет».

По некоторым источникам, назначение регентом великого князя Чуня считалось далеко не добровольным актом покойной Цыси: она еще при жизни относилась к нему с недоверием. И если Чунь стал во главе империи, то он обязан этим глубокой ненависти вдовствующей императрицы к претенденту на престол — Пу Луню (ставленнику великого князя Гуна).

По утверждению современников, регентство великого князя Чуня было встречено в стране сочувственно: он считался сторонником реформ. Однако были у него и ярые противники: это прежде всего князь Цин (И Куан) — упорный реакционер, глубоко презиравший всякое новшество и ставивший личное благо превыше всего. Являясь приближенным вдовствующей императрицы, князь Цин в последние годы фактически управлял страной, и все ответственные посты в столице и провинциях были заняты его ставленниками.

Всем обитателям дворца, начиная от высших сановников и кончая рядовыми евнухами, было ясно, что и вдовствующая императрица, и император Гуансюй умирали медленной смертью. Гуансюй доживал последние дни в запущенных комнатах дворца Иньтай одиноким императором-узником, заброшенным всеми, кроме единственного преданного евнуха Ван Аня.

Цыси уходила в «мир теней» в роскошных апартаментах, в окружении князей, сановников, фрейлин, дворцовых служанок, готовых в любую минуту выполнить ее каприз. Для Цыси готовили самые изысканные блюда. Гуансюя же кормили простой грубой пищей.

Старый, 70-летний евнух Ван Ань, прислуживавший императору со дня его рождения, был единственным человеком, с которым он постоянно общался. Говорили, что Ван Ань несколько раз спасал Гуансюя от самоубийства, напоминая ему, что он — наследник великой ветви маньчжурских императоров, поэтому не имеет права просто так уйти из жизни. После смерти Цыси он, император, по предначертанию богов, должен занять законное место на троне, как правитель Китая. Если же покончит с собой, откажется от своего места и обязанностей, то что же он скажет своим предкам в загробном мире?

Такие рассуждения евнуха ставили в тупик Гуансюя, и он ничего не мог ответить: это побуждало его отказываться от самоубийства.

Гуансюй часто говорил Ван Аню:

— Я ненавижу себя за то, что родился горемычным императором и стану одиноким духом после своей смерти.

На это евнух отвечал:

— До тех пор, пока с вами находится ваш слуга, вы не будете одиноким духом.

Этим евнух Ван Ань хотел пояснить, что на том свете он будет сопровождать императора.

До последних дней жизни Гуансюй помнил о предательстве Юань Шикая и чувствовал враждебное отношение Цыси. Об этом свидетельствуют его предсмертные слова: «Мы были вторым сыном великого князя Чуня, когда вдовствующая императрица избрала нас на трон. Она всегда ненавидела нас. За наше несчастье в последние десять лет в ответе Юань Шикай и другие. Когда придет время, я желал бы, чтобы скорее обезглавили Юань Шикая».

13 ноября 1908 г., за день до смерти императора Гуансюя, от его имени был обнародован указ, в котором говорилось: «Наше телосложение от природы слабое. Заболев с осени прошлого года, мы лечились до сих пор, но наше пищеварение расстроилось, чувствовалась боль в пояснице, ноги ослабли, страдаем от кашля и одышки; болезни возникали одна за другой и с течением времени усиливались. Наше здоровье подорвано, и положение сделалось безнадежным. Разве это не воля неба? Размышляя о важности иметь преемника трона, мы в настоящее время получили указ императрицы Цыси о назначении Пу И — сына регента Цзай Фэна нашим преемником на трон, который, будучи послушным и умным, сможет успокоить сердце императрицы и, получив это назначение, с усердием будет управлять государством».

Чувствуя, как тают ее силы, Цыси не хотела, уходя в «мир теней», оставить трон Гуансюю. По утверждению ряда источников, она распустила слух о том, что он гаснет с каждым днем и часы его жизни сочтены.

Некоторые иностранные послы в Пекине, узнав о серьезной болезни императора Гуансюя, выразили готовность прислать европейских врачей для оказания необходимой медицинской помощи. Такие предложения были вежливо отклонены.

О чем думал и что чувствовал император в эти трагические дни? Возможно, он думал о своих друзьях, жестоко поплатившихся за горячее желание обновить свою родину; о своей любимой наложнице Чжэнь Фэй, с которой так жестоко расправилась Цыси; о вероломном отношении к нему Юань Шикая.

Когда стало ясно, что Гуансюй доживает последние дни, его хотели перенести из дворца Иньтай в Павильон спокойствия и долголетия, где положено находиться императору Китая перед кончиной. Однако Гуансюй, придя в сознание после длительного забытья, решительно отказался и пожелал умереть в месте своего заточения. Он также не захотел надеть предсмертный «халат долголетия», положенный в этом случае умирающему императору.

Говорят, что перед смертью Гуансюй, на стене, рядом со своим спальным ложем, пальцем, смазанным сажей из печки, написал слова: «Дружеские отношения между мною и Цыси восстановлены, почему же моей жене не разрешается навестить меня, пусть даже между нами нет любви. Почему мой младший брат редко навещает меня?».

Его младший брат великий князь Чунь как-то без разрешения Цыси попытался навестить Гуансюя, однако был задержан евнухами, когда переходил мост, ведущий ко дворцу заточения Иньтай.

Жена императора Гуансюя Лун Юй тайно навестила своего мужа и нашла его в тяжелом состоянии: он находился при смерти. Ей об этом сообщил находившийся здесь доктор. Лун Юй, вернувшись во дворец, рассказала о виденном Цыси, и тогда она велела великому князю Чуню немедленно навестить умирающего брата. Чунь, войдя в опочивальню императора-узника, опустился на колени перед кроватью больного и стал горько плакать. Гуансюй спокойно реагировал на поведение брата и якобы сказал ему: «Я занимаю трон дракона 34 года, но у меня нет сына. Мой брат Должен согласиться с тем, что выбор наследника престола по желанию Цыси пал на его сына». А затем, указывая пальцем на свое жалкое ложе, добавил: «Запомни это».

Великий князь Чунь о всем пережитом и виденном сообщил Цыси, которая восприняла такое сообщение с напускным драматизмом. Всхлипывая, она несколько раз громко произнесла: «Цзай Тянь, Цзай Тянь» и потеряла сознание. Такой драматический жест Цыси вовсе не был навеян ее сочувствием к Гуансюю. Современники оценили его иначе: Цыси воспринимала свою смерть и смерть императора Гуансюя как дурное предзнаменование — конец царствующей династии, а это означало, что ее дух не заслужит уважения предков, с которыми опа встретится на том свете.

В то время как Цыси и ее окружение были поглощены делами, связанными с назначением нового наследника, император-узник Гуансюй в маленьком дворце Иньтай прозябал в одиночестве. Рано утром 14 ноября 1908 г. дворцовый слуга, как обычно, отправился с пирожными для императора и был поражен увиденным: у дворца Иньтай лежал евнух Ван Ань без признаков жизни — он покончил с собой. Слуга несколько раз постучался в дверь, по ответа не последовало. Об этом тотчас же сообщили жене императора Гуансюя — Лун Юй. Возбужденная полученным известием, она осмелилась без разрешения войти в покои Цыси, разбудить ее и, став на колени, произнести: «Позвольте мне посетить моего мужа во дворце Иньтай и оказать ему внимание». Цыси спросонок пробормотала что-то вроде: «Я не запрещаю тебе посетить его, и возьми с собой, кого хочешь».