Великий князь Чунь верой и правдой служил вдовствующей императрице, и она в долгу перед ним не осталась: ему пожаловали титул двойного великого князя и разрешили въезжать в Запретный город в паланкине с четырьмя носильщиками. По приказу Цыси члены Верховного императорского совета обязаны были во всех важных государственных делах прежде всего советоваться с великим князем Чунем.

Несмотря на предоставленные привилегии, Чунь всегда испытывал страх перед Цыси. Она позволила ему и его жене ездить в паланкине абрикосового цвета, однако он ни разу не осмелился воспользоваться этим разрешением.

Такая боязнь и осторожность проявлялись не только в его речах и поступках — они оставили свой отпечаток даже на убранстве его дома. Помещение, в котором жил великий князь Чунь, — называлось «Зал смиренных мыслей», а рабочий кабинет — «Кабинет осознанных ошибок»; на его столе стоял кубок, на котором была выгравирована надпись: «Пресыщение ведет к оскудению, а скромность — к благополучию». В комнатах детей висели различные наставления. И среди них было такое: «Когда богатство велико и много денег, беды для внуков и детей не миновать. И если спросите вы, в чем же здесь причина, отвечу: деньги смелость придают и не боятся никаких великих дел, пока себя и всю семью не погубят». Все эти наставления были написаны из боязни, как бы не накликать беду.

Не все на Верховном императорском совете были согласны с мнением Цыси. Князь Цин и генерал Юань Шикай предлагали в наследники трона Пу Луня — сына князя Цзай Чжи, который, в свою очередь, доводился старшим сыном императора Даогуана, но это предложение вызвало гнев вдовствующей императрицы, и она, обращаясь к Юань Шикаю, сказала:

— Ты думаешь, я стара и выжила из ума. Так знай же, что я еще в здравом уме, и никто не остановит меня в моем намерении. В такой критический момент для государства молодой наследник может стать источником борьбы за власть, но не забывай, что я еще смогу помочь князю-регенту Чуню в решении государственных дел.

Цыси тут же предложила Верховному императорскому совету обнародовать от имени умирающего императора Гуансюя два указа: первый — о назначении великого князя Чуня князем-регентом; второй — о возведении его малолетнего сына Пу И на престол.

Эра правления Пу И получила наименование «Сюань-тун» (Всеобщее единение).

Цыси настаивала на принятии этих указов не потому, что собиралась умирать. Напротив, она цеплялась за жизнь. Малолетний император и его безвольный отец были бы послушными исполнителями ее воли.

Объявив членам Верховного императорского совета о своем намерении, она повелела немедленно привести во дворец Пу И.

О том, как в семье великого князя Чуня встретили известие о назначении Пу И императором, и о его первой встрече с Цыси можно судить по следующему описанию в книге Пу И «Первая половина моей жизни»:

«Вечером 20-го числа девятого месяца по лунному календарю в тридцать четвертый год правления императора Гуансюя (13 ноября 1908 г.) резиденция великого князя Чуня была охвачена паникой. Моя бабушка, не дослушав высочайшего указа, который привез с собой новый регент, упала без чувств. Евнухи и служанки бросились наливать настойку из имбиря, кто-то побежал за доктором. Из угла доносился плач ребенка, вокруг которого суетились взрослые, пытаясь его успокоить. Князь-регент совсем сбился с ног. То он велел пришедшим вместе с ним членам Верховного императорского совета и евнухам одеть ребенка, забыв, что бабушка лежит без сознания; то его звали к бабушке, и тогда он забывал, что его ждут сановники, которым велено отвести наследника престола во дворец. Тем временем бабушка, наконец, очнулась, и ее проводили во внутренние покои, где будущий император по-прежнему „противился указу“. Он кричал благим матом, отбиваясь от евнухов, которые с усмешкой смотрели на членов Верховного императорского совета. Последние не знали, как поступить, ждали князя-регента, чтобы с ним посоветоваться, но князь-регент был способен только кивать головой».

Цыси повелела Чуню немедленно доставить его сына Пу И во Дворец. Прибыв домой, он увидел жену, которая забавлялась с любимым чадом. Узнав о решении Цыси, взволнованная женщина, схватила мальчика и решила убежать из дома. Этому помешал ее муж, великий князь Чунь.

— Если приказ исходит от императрицы-регентши Цыси, — сказал он, — то кто же может противиться этому?

Чунь, не вдаваясь в рассуждения, схватил сына, вышел из Дому, посадил в паланкин и направился во дворец.

«Китайский благовестник» в 1908 г. писал: «Супруга князя-регента не хотела отдавать своего сына Пу И для возведения на престол, зная, что, по обычаям старины, она уже не увидится с ним более. Да и что станется с ребенком во дворце в руках чужих людей, евнухов? Как мать, она для него уже не существует, а он ей не сын, и когда повзрослеет, то никто ему не откроет тайны под страхом смерти. Несчастная мать в день восшествия на престол своего сына в слезах отчаяния; муж долго уговаривал ее еще раньше, но безуспешно, а теперь вынужден был силою вырвать ребенка из рук матери и везти его во дворец».

Мать великого князя Чуня, она же бабушка малолетнего Пу И, была сильно взволнована таким оборотом событий. Она горячо любила внука и не хотела с ним расставаться. Когда же мальчика уводили из родного дома, бабушка вышла на балкон и ее взгляд устремился к паланкину, где сидел внук. Говорили, что она перед собравшейся любопытной толпой в гневе обвинила женщину, под которой имела в виду свою сестру Цыси, такими словами: «Женщина, которая погубила моего сына (императора Гуансюя), теперь собирается погубить моего внука. Злая женщина, действительно, расставила западню для нашей семьи, связав ее с порочной родословной. Боги оказались бессильными. Если это не так, то почему же тогда они разрешают этой женщине-дьяволу совершать так много злодеяний».

Чунь доставил своего сына в уже опустевший дворец: Цыси после принятия опиума настолько ослабела, что удалилась в свои покои. Мальчика встретила Лун Юй, жена умирающего императора, которая обещала хорошо к нему относиться и отвела его в покои Цыси. Последняя, обласкав малолетнего императора, якобы сказала:

— Мой мальчик, ты будешь счастлив. Ты предназначаешься к великим свершениям, к более великим, чем был удостоен твой дядя.

Став регентом малолетнего императора, Цзай Фэн (князь Чунь) назначил одного брата, Цзай Сюня, министром военно-морского флота, а другого брата, Цзай Тао, — начальником Генерального штаба армии.

О своем отце великом князе Чуне Пу И оставил следующее воспоминание: «Мой отец отнюдь не был человеком, лишенным каких-либо устремлений. Все его помыслы прежде всего были направлены на то, чтобы захватить в свои руки военную власть. Это было нужно для поддержания господства императорского рода. Из своей поездки в Германию он усвоил, что армия обязательно должна находиться в руках императорской семьи, а ее члены должны быть военачальниками. Эту идею он проводил до конца».

«Он, — говорил Пу И, — не отвергал того, что остальные почтенные сановники считали странным и загадочным. Резиденция великого князя была первой при цинской династии, в которой появился автомобиль и были установлены телефоны. Косы там были срезаны раньше, чем у остальных, и первый, кто надел европейскую одежду, был все тот же великий князь Чунь. Но насколько отец разбирался в заморских вещах, можно судить хотя бы по тому, как он надевал европейскую одежду. Однажды, походив уже несколько дней в европейском костюме, он удрученно спросил моего брата:

— Почему у тебя рубашка как рубашка, а моя вечно длиннее пиджака на целый кусок?

Брат, посмотрев, увидел, что рубашка у отца была выпущена поверх брюк, и так отец ходил уже несколько дней».

Являясь главой государства и мечтая иметь в руках современную армию, великий князь Чунь в то же время был крайне невежественным и суеверным человеком, о чем свидетельствуют признания Пу И:

«Когда моя бабушка страдала от язвы груди, которую не могли вылечить врачи китайской народной медицины, отец послушался совета своих братьев и пригласил доктора — француза. Тот решил делать операцию, что вызвало бурный протест всей семьи князя. Доктор зажег спиртовку, чтобы продезинфицировать необходимые инструменты. Отец до смерти был напуган этим и бросился к переводчику со словами: