В день смерти Цыси от имени двухлетнего императора Пу И был опубликован указ:

«Мы пользовались в нашем детстве любовью и вниманием Цыси, великой вдовствующей императрицы. Наша благодарность безгранична. Нам повелели унаследовать трон. Мы глубоко были уверены, что благородная вдовствующая императрица с ее энергией доживет до 100 лет, поэтому мы хотели лелеять надежду и быть рады почтительно получать ее указания до того времени, когда наше правительство утвердится и государство станет сильным. Однако похоронный звон днем и ночью постепенно ослабил ее. Ей постоянно давали лекарство в надежде на ее выздоровление. Вопреки ожиданию она на драконе взлетела на небо. Мы неистово сетовали и плакали. Мы узнали из ее последнего завещания, что время траура ограничено до 27 дней. Мы не можем быть удовлетворены этим. Полный траур должен продолжаться в течение 100 дней, а половинный траур — в течение 27 месяцев с тем, чтобы наша горечь могла быть полнее выражена. Чтобы сдержать и рассеять паше горе, на первое место следует поставить дела государства. Мы не осмелимся вместе с тем пренебрегать повелением Цыси. Мы будем стараться сдерживать наше горе и ублажать дух покойной императрицы на небе».

19 ноября 1908 г. в траурном одеянии малолетнего императора Пу И в сопровождении 16 сановников во главе с князем-регентом Чунем в пышном паланкине доставили в павильон покойной императрицы, где они поклонились гробу Цыси, а затем гробу покойного императора Гуансюя. После этого Пу И переодели: сняли траурное одеяние и надели парадный костюм. Его усадили в Тронном зале на престол лицом к югу. Один из сановников зачитал манифест о новом воцарении. Прочитанный манифест вложили в рот сделанной из золотой бумаги мифической птицы феникс, которая была эмблемой императрицы. Это означало, что высочайший манифест объявляется от имени императрицы. Его слушали стоя на коленях. А император-мальчик в это время тоскливо озирался по сторонам, неутешно плакал и все повторял: «Мама, где мама…»

Свое восхождение на трон новый император Пу И, со слов родственников, описывает так:

«На третий день после моего появления во дворце Цыси скончалась. Прошло две недели, и девятого дня одиннадцатого месяца по лунному календарю была проведена „великая церемония восхождения на престол“, которую я испортил своим ревом.

Церемония проводилась во Дворце высшей гармонии. Вначале полагалось принять поздравления от офицеров дворцовой охраны, а затем уже принимать поздравления от гражданских и военных чиновников и знати. Короче, когда меня принесли во Дворец высшей гармонии и посадили на громадный высокий трон, терпение мое лопнуло. Отец, стоя на одном колене возле трона, держал меня обеими руками, чтобы я не дергался, а я сопротивлялся и кричал сквозь слезы: „Не хочу здесь! Хочу домой!“. От волнения у отца даже пот на лице выступил. Пока чиновники продолжали отбивать земные поклоны, мой плач усиливался. Отец пытался успокоить меня: „Не плачь, не плачь! Скоро все кончится!“.

После церемонии присутствовавшие на торжестве вели в кулуарах такие разговоры: Как можно было говорить „скоро все кончится?“ А что означало „хочу домой?“. От этих пересудов веяло пессимизмом, словно было обнаружено дурное предзнаменование».

Последние 20 лет своей жизни Цыси уделяла большое внимание сооружению мавзолея в Восточных горах, часто навещала это место, давала различные указания по поводу его строительства, не считаясь с расходами. В 1897 г., когда мавзолей был почти готов, она повелела его переделать, так как столбы из тикового дерева оказались недостаточно массивными и внушительными.

Ее мавзолей стоил колоссальных денег — 2,3 миллиона лянов серебра, значительно дороже мавзолея любого предшествующего маньчжурского правителя Китая. Могильный курган по форме напоминал курганы императоров-предков, однако был значительно больше по размеру и богаче по отделке.

Предметом особой заботы Цыси был гроб, который состоял из двух частей: самого гроба и его футляра. Внутреннюю часть гроба сделали из сухих толстых кедровых брусков, пропитанных ароматической жидкостью; его окрасили бледно-желтым лаком и задрапировали ярко-желтым атласом, расшитым изображениями дракона и феникса. На дне гроба разместили всевозможные предметы: нефритовые камни различных цветов, бронзовые сосуды, золотую и серебряную утварь, дорогой фарфор, редкой породы жемчуг.

Пустые места под сокровищами заполнили древесным углем, благовонными предметами: камфарой, мускусом, сандаловым деревом. Это должно было предохранить тело от гниения и сохранить приятный запах.

Чтобы покойнице было «мягче» лежать, в гроб постелили три матраца: из бархата — подбитый атласом; из желтого атласа — расшитый драконами и облаками; из шелковичных коконов — расшитый девятью драконами.

Исхудалое тело покойной опустили в гроб, у ее изголовья положили нефритовый цветок лотоса, а у ног — нефритовые листья лотоса. Возле ее рук поставили 18 маленьких изображений будд, сделанных из жемчугов. Над ее бровями растянули четки из жемчугов, а все ее тело девять раз обвили длинной лентой с крупными жемчугами. Вокруг нее расставили 108 золотых и нефритовых будд, а у ног — нефритовые дыни, персики, яблоки, груши, абрикосы, финики и нефритовый кубок, из которого спускались драгоценные листья и цветы. По обеим сторонам тела покойной уложили ценное дерево с коралловыми листьями.

На покойную надели желтый атласный халат, отделанный жемчугом и украшенный драконами и буддийскими символами долголетия. Жакет и туфли также были отделаны жемчугом.

Разноцветный шелк разместили между телом покойной и стенками гроба. Сверху положили несколько шелковых одеял, на которых золотыми нитками вышили буддийские изречения.

Покойная стала обладательницей «семи удивительных предметов»: двух длинных связок янтарных бус; одного ожерелья из 180 больших жемчужин и из такого же количества разноцветных драгоценных камней; «наколки феникса» из 128 жемчужин; двух ослепительно-белых нефритовых браслетов в форме драконов; жемчужных бус из 18 жемчужин особой формы и необыкновенного цвета; выполненных из жемчуга изображений солнца и луны. Эти «семь удивительных предметов» были самыми ценными из всех сокровищ, которые хранились в гробах императорских предков.

Внешнюю часть гроба покрыли лаком и украсили гравюрами с изображением знака долголетия и пионов. Обитый тремя слоями золотых пластин футляр гроба имел внушительные размеры: свыше 16 метров в длину, более 1,5 метра в ширину и около 2 метров в высоту. Его разукрасили гравюрами и задрапировали атласом с изображением золотых драконов.

Родственники и близкие в знак почтительности к Цыси пожертвовали большое количество ценных предметов, которые были захоронены вместе с ней.

Во Дворце безоблачного неба находился гроб с телом императора Гуансюя, а в просторном Тронном зале, задрапированном во все белое, — гроб Цыси. 20 девушек-служанок и 30 чиновников низшего ранга дежурили у изголовья покойной повелительницы Китая. Все они были одеты в грубые белые халаты с белыми ремнями, белые войлочные туфли. В обязанность девушек-служанок входило возложение жертвоприношений, которые состояли из маньчжурских и китайских блюд, вина, чая и любимых фруктов покойной.

Князья императорской крови поднимали кубки с валом, затем возливали его в специальную чашу, становились на колени и совершали девять земных поклонов. Чиновники из провинций оставались в это время стоять на коленях, снимали головной убор, как бы прося прощения за то, что отсутствовали в столице, когда дух Цыси покинул ее тело. После этого они выливали чашу с вином на лестницу террасы. Это называлось «вскармливать землю», которая якобы породила и правителя и жертвоприношения, и они теперь возвращались снова в землю.

При совершении церемоний попеременно присутствовали три высших буддийских и три даосских священнослужителя, а также 108 буддийских и 108 даосских монахов. Они были одеты в ярко-красные и ярко-желтые одеяния. За стеной Девяти драконов прибывшие из главных храмов Пекина музыканты исполняли траурные мелодии, били в ударные инструменты, играли на длинных тибетских трубах.