Изменить стиль страницы

Серебряный Дайрен

Туман, туман над городом клубится,
В жемчужной дымке тонет пароход…
Серебряным крылом серебряная птица
Чертит стекло завороженных вод.
На ржавых петлях заскрипели сходни,
Качнулась пристань, двинулась назад…
И вот плывем по милости Господней, —
Скользит в воде отпущенный канат.
Протяжный гонг сзывает вниз к обеду,
Забыт земли привычный, старый плен.
Там впереди — печали-ли, победы?
Там, позади — серебряный Дайрен…
Плывем, плывем в молочные туманы,
За бортом брызг курчавится ажур,
Мелькнул вдали, в час утренний и ранний
За пеленой, как призрак, Порт-Артур…
В неясной мгле заколебались тени,
Из серых бездн простерлись сотни рук…
Тяжелых лет тяжелые ступени
Замкнули жизнь в нерасторжимый круг.
И снова гонг… Не звон-ли погребальный?
Вобрал туман все звуки и лучи…
Кругом мертво, пустынно и печально…
Земное сердце — замолчи.

В море

Пеною ветер брызжет, —
Весел, лукав, силен…
Памятью в сердце выжжен
Ряд дорогих имен.
Небо безбрежно сине,
Море еще синей, —
На водяной пустыне
Белый сполох гребней.
Ветер упрямо гонит
Полчища волн к борту…
Если мечта утонет,
Как нам спасать мечту?
С криком несутся птицы,
Жизни и смерти нет,
Лишь за кормой ложится
Светлый широкий след.

Издалека

Так любовно, так грустно и нежно
Вспоминаю ушедшие дни…
Скоро там среди россыпи снежной
Ярких елок зажгутся огни.
На зеленых пушистых иголках
Засверкают гирлянды свечей,
Сор от хвои пахучий и колкий
Затрещит в красных жерлах печей.
Ну, а здесь — серый дождик осенний
Мочит охру разбухшую стен,
И ложатся лиловые тени
На широкие листья драцен.
Из под арок, увитых цветами,
В прокопченный нуждой бординг-хауз
Ходит спешно большими шагами
Чужеземный старик Санта-Клаус.
Нет ни елок, ни льдин, ни морозов,
Неизвестен наш мягкий уют.
Китаянки шафранные розы
У калитки за коппер дают.
И, садясь за трапезу святую,
Я в Сочельник одна, ввечеру,
Вместо елки кудрявую тую
Золотой мишурой уберу.
Буду думать, что жизнь все печальней,
Что покой вожделенный далек,
И какой нибудь русский — на пальме
Зажигает сейчас огонек.

Другу

На крыльях полночи морозной
Слетит надежд заветный час…
Мы Новый Год встречаем розно.
Встречаем розно в первый раз.
Легла над праздничным бокалом
Разлуки тайная печаль…
В окно мерцающим опалом
Манит загадочная даль.
Бок о бок шли дороги наши,
Мой незабытый старый друг,
И жизнь казалась вместе краше
И неразрывней кольца рук.
Там, в Петербурге в дымке синей
Горели заревом дворцы
И серебрил пушистый иней
Восьмиугольные торцы.
Нам мир тогда казался прочным,
Сияли шапки куполов…
И все ушло, как сон полночный,
Как тучек призрачный покров.
Срываясь в бездну, жизнь катилась
По буеракам, на авось…
Так много ценного разбилось,
Так много крови пролилось.
И в Харбине привычек милых
Последний отзвук замирал…
За все, что искрилось и жило,
Я поднимаю свой бокал!
Кругом опять дома и башни
И новых улиц суета.
Мой старый друг,  мой день вчерашний,
К тебе летит моя мечта.
Туда, где стынет в мгле морозной
Туманных звезд иконостас…
Мы Новый Год встречаем розно,
Встречаем розно в первый раз.

Сказанье о молодом охотнике

На могилу убитого друга Шуры Минаева.

Если в песне есть власть и сила,
Если жив наших предков Бог,
Друг убитый, я на могилу
Положу тебе свой венок.
Тихо шепчут о прошлом руны
И печальна игра теней…
Жил когда — то охотник юный
На рассвете весенних дней.
Взял он лук свой колчан и стрелы,
Двух друзей захватил с собой
И ушел он в доспехах белых
И назад не пришел домой.
Золотая есть книга — Эдды
И преданье она хранит…
Его звали Сигурдом шведы
А Германцы зовут Зигфрид.
В день недобрый кустарник ржавый
Шелестел на горе крутой,
Был сражен он в бою неправом,
Был злодейской убит рукой.
И восстали  тогда народы
С горьким мщеньем сплелась любовь,
И рубились, рубились годы
За пролитую тайно кровь.
Но у Русских другое имя
Негасимым горит огнем.
Александра мы со святыми
И героями помянем.
Мальчик милый, красивый ловкий,
Светлых локонов ореол,
На охоту ушел с винтовкой
И с друзьями двумя ушел.
И в Маньчжурских сугробах белых
В страшных сопках чужой земли
В фанзе черной и обгорелой
Его тело к утру нашли.
Долгих лет неразрывны узы,
Пусть безмолвна слепая твердь…
Кто сказал, что его хунхузы
Обрекли на лихую смерть.?
Нет… Молитв не шепчу напрасно,
Петь не буду — За упокой…
Он убит на границе красной,
Он злодейской убит рукой.
Дым пожарищ в тайге маячит,
Смерть и гибель в родных краях,
А Россия о детях плачет,
О замученных сыновьях.
Если в песне есть власть и сила,
Правой мести святой залог,
Свой призыв — на твою могилу
Положу, как живой венок.