В городском саду
Мостиков причудливые взлеты,
Речкой загибающийся пруд,
Вычурных беседок переплеты
На холмах искусственных цветут.
Старые стоят в аллеях вязы
И под вязами гуляющих толпа,
Легкий челн у берега привязан,
Вьется вверх капризная тропа.
На мосту смеющаяся группа,
Щелкает игрушка — аппарат,
И студент снимает в рамке хрупкой
Двух шалуний много раз подряд.
И резвится детвора в аллеях,
И сидят в киосках старики,
И мечту о пене бурь лелеет
Тихий плеск игрушечной реки.
А на небе, тоже как игрушка,
Прошивая летних туч туман,
То ясней, то медленней и глуше
Боевой гудит аэроплан.
Прощанье
Понеслись перелетные птицы
В голубые чужие края…
Вы ко мне приходили проститься,
Грусть о прошлом в душе затая.
Нашей дружбы мечтам многолетним
Пробил третий последний звонок…
Никого, никого нет на свете,
Кто бы русским в изгнаньи помог!
На вокзале бездомные листья
В серебристом чернеют снегу,
Я хотела — б за вас помолиться,
Но молиться давно не могу,
Ряд вагонов зеленых и красных,
Низко пар ходит клубом седой…
Я следила, как горько и страстно
Вы боролись в тяжелой нуждой.
Но сжималось теснее и туже
С каждым днем роковое кольцо…
Их здесь много, кто повесть все ту же
Любопытному бросит в лицо.
И все дальше от отчего края,
Как осенние листья буран,
Вглубь Кореи, в разливы Китая
Их несет в беспросветный туман.
Вновь пойдут тяжких дней вереницы
В тщетной жажде любви и гнезда…
И в погоне за Синею Птицей
Мчат на юг беглецов поезда.
Страшный сон
По улицам свищут пули, —
Стал город враждебен, нов…
У двери я караулю
По гравию хруст, шагов.
Весь день был, как сон туманен…
Ты мне уходя кивал…
Случайною пулей ранен. —
Так страшно звучат слова.
Прохожие к стенам жмутся,
На небе звезда видна…
Хочу я от сна проснуться;
От этого злого сна.
Солдат у калитки дома
К винтовке примкнул свой штык,
Тяжелый промчался с громом
По улице грузовик.
И, окна смежив, заснули
Громады седых домов…
У двери я караулю
По гравию хруст шагов!
Бегство
В мелких тучках небо голубое,
Вся в лучах разбрызгалась зима.
Бросились испуганной толпою,
Забегали в фанзы и дома.
Лошади, орудья, пехотинцы,
Все смешалось… Громыхал обоз
И ронял смертельные гостинцы
Желтый шмель — гудящий бомбовоз.
Бухали по городу снаряды,
Гул стоял шагов, колес, подков…
Розовели празднично ограды
Облачком круглившихся дымков.
И валились серые в тулупах
На дорогах, улицах, углах…
Отражалось у лежащих трупов
Солнце в застеклившихся глазах.
И валились в ярком зимнем свете.
Не померк нарядный чудный день, —
Бедные замученные дети
Нищенских китайских деревень.
Застывали мертвые, нагие
Без могил, без гроба, без имен…
А в Харбин входили уж другие,
Шелестя полотнами знамен.
Малина
В бегущих облаках и неподвижных ветках
Играет ласковый и переменный свет.
Сижу я за столом разросшейся беседки
И чищу ягоды малины на обед.
Такое мирное, знакомое занятье…
Лиловый липнет сок на кончиках ногтей,
Сметают рукава вуалевого платья
Сор мелких звездочек и желтеньких костей.
Давно привязана к размеренному жесту
Туманных образов размеренная цепь…
Я вижу хуторок, усадебное место,
За сломанным плетнем смеющуюся степь.
У тоненьких колонн террасы кривобокой,
Наверно нет давно колонн убогих тех,
Качает шапками десяток лип высоких
И низко стелется приземистый орех.
И дупла древние зияют ржавой жижей,
А купол зелени прохладен и душист…
Семейный старый стол холстом застелен рыжим
И сверху сыплется пахучий терпкий лист.
Печурка топится, трещат, чадя, полынья,
Как щит Юпитера сияет медный таз,
Вскипают пузырьки в малиновом вареньи
И ложкой бабушка мутит его атлас.
Она торжественна, серьезна, величава,
В просторной кофточке и локонах седых…
На блюдце с пенками оспаривают право
Ручонки смуглые девчонок трех босых.
Я чистить кончила… Мы вспоминаем редко,
Малина вспомнила затерянную быль.
В бегущих облаках и неподвижных ветках
Мерцает радугой сверкающая пыль.