Попавшим на эту гору-парк становилось необычно покойно: спадало дневное напряжение, дурные мысли улетучивались, на смену приходили легкость, ностальгические мысли о бренности человеческого существования: короток человеческий век, пройдет совсем немного времени, и здесь будут гулять потомки, любуясь каштанами, кленами, липами, которые за это время станут лишь выше.
А какой здесь воздух, напоенный ароматами, характерными для каждого времени года! Даже зимой тут дышится не так, как внизу, снег не такой, как в городе, не спешит растаять, дотягивая чуть ли не до мая. И сразу за ним — буйство зелени, словно взмахнули волшебной палочкой — и в один миг деревья надели праздничные зеленые наряды. А золото осени магически притягивает взгляд и что-то загадочно-интимно нашептывает прохожему, шурша опавшими листьями.
Вот в этом чудесном парке приятели и спрятались от пыльной раскаленной мостовой, цокота копыт, покрикиваний извозчиков, вони конских испражнений, трелей электрических трамваев, свистков строгих кондукторов, пронзительных сигналов клаксонов самоходных экипажей и неумолкающего прибоя человеческих голосов, в котором чего только ни различишь.
— Господа студенты! Купите газету — последние новости: убийца рабочих Червоненкис сам пришел в полицейский участок! — выкрикнул лохматый мальчишка, продавец газет, завладев вниманием студентов. — Его будет защищать знаменитый адвокат Богров!
— Столько убитых и покалеченных под обвалом сооружаемого высотного шестиэтажного дома, а ему наверняка сойдет это с рук благодаря ловкости адвоката, знающего, с кем сыграть партию в винт[2]! В крайнем случае виновным сделают десятника! — нервно сказал Кузьма, а Петр сунул мелочь мальчишке и, получив газету, протянул ее Степану:
— Это поинтереснее нелепых высказываний гласного городской думы.
— Строительный бум для кого-то оборачивается горем, — веско произнес Кузьма. — Сейчас строиться — значит разбогатеть. Возведенные дома сразу закладываются в банк или кредитное общество, а на полученный кредит возводится новый дом, который хорошо продается, даже без завершения внутренних работ. Результатом погони за рублем стало сооружение наскоро многоэтажек, не исключено, что некоторые из них со временем обрушатся. А виновного тогда и подавно не сыщут!
— Посмотрите на этих дам… Поистине начавшийся двадцатый век — время эмансипированных женщин, которые ничего не боятся, — вновь засмеялся Степан и указал на трех барышень, прогуливавшихся в сопровождении офицера в парадном мундире.
На дамах были полупрозрачные шаровары разных цветов, открывающие взору их прелести, и воздушные накидки. Они шли, громко смеясь и разговаривая, не обращая внимания на то, какое впечатление производят своим видом. За ними, на расстоянии пяти-шести шагов, двигалась все увеличивающаяся группа людей, громко выкрикивавших язвительные насмешки в сторону барышень. Офицер, красный как рак, деланно улыбался, его правая рука все тянулась к сабле, но спутницы, видимо, его успокаивали.
— На Крещатике возмущенная толпа загнала двух дам в подобном одеянии в магазин, и только наряд полицейских смог их оттуда вызволить, — добавил Степан, поедая глазами зрелище, готовое в любой момент обернуться скандалом.
— Вы господин Марченко? — обратился к Петру улыбающийся румяный детина в красной фуражке с бляхой «Посыльный». — Извольте получить пакет и расписаться.
То, что он назвал пакетом, на самом деле было крошечным конвертиком. Степан шумно втянул носом воздух — запах стойкого, явно французского парфюма информировал, что послание от женщины.
— Как ты меня нашел? — удивился Петр, беря и небрежно распечатывая конверт. Достал маленький, сложенный пополам листочек мелованной бумаги, глянул мельком.
— Мне сообщили, что вы будете здесь или в «Варшавском кафе» на Лютеранской, за шахматами. Приказали дождаться ответа.
Петр прямо на листке написал несколько строк, спрятал его в конверт и отдал посыльному.
— Держи на чай! — Петр протянул ему мелочь, которую высыпал не глядя из портмоне.
Посыльный с поклоном и довольным видом удалился.
— Похоже, наша встреча прерывается? — с улыбкой спросил Кузьма.
— Нет, ведь сегодня памятная для нас дата, — покачал головой Петр. — Ровно год прошел.
— Вспомнил? — обрадовался Кузьма. — А то после занятий ты приоделся, словно собрался на бал.
— Была договоренность о встрече в Купеческом клубе, но потом я вспомнил о юбилее и все отменил.
— Понятно: партию в винт отменил, фараон[3] проигнорировал, а вот письмецо… — Степан лукаво подмигнул.
— Дружба — это святое, и никакая женщина не сможет нарушить наши планы на сегодняшний вечер, — серьезно произнес Петр. — Я ей сообщил, что занят, и просил перенести встречу на последующие дни.
— Ведь это юная баронесса? Похвали меня за мою прозорливость. Однако ей отказать… Такие дамочки не прощают кавалерам подобных проступков. — Степан страдальчески закатил глаза.
— Степан, откуда у тебя такие познания? Неужели и ты был кавалером титулованной особы? — захохотал Кузьма, но Петр остановил его взглядом.
— Сегодня ровно год, как мы создали свое братство, стали побратимами, — торжественно произнес Петр. — Поклялись не оставлять друг друга в беде, идти рядом по жизни и передать эти принципы нашим детям, внукам. По этому случаю приглашаю посетить вместе со мной «Конкордию». Я как член клуба представлю вас некоторым особам, знакомство с которыми вам будет полезно в дальнейшем — ведь через два года мы покинем стены университета.
— Может, отметим событие в более простой обстановке? — предложил Кузьма. — На Трухановом острове или в Предмостной слободке, там есть такие чудесные места!
— Тем более что мы не сможем чувствовать себя в клубе свободно, когда в кармане ветер свистит, — поддержал Степан.
— Вам пора заявить о себе в обществе, к сожалению, лучше всего это сделать в картежном клубе, — рассмеялся Петр. — Варшава танцует, Краков молится, Львов любит, Вильна охотится, а старый Киев играет в карты. Деньги на игру я дам, но не увлекайтесь.
— Знаете, символично, что мы создали братство именно в этом месте, — с жаром произнес Кузьма. — Если наш город разделить на зоны по знакам зодиака, то, согласно расчетам, Владимирская горка находится под тринадцатым знаком зодиака, именуемым Змееносцем.
— Увлечение астрологией тебя до добра не доведет, — бросил Степан. — Всюду ищешь знаки.
— Всегда считал, что знаков зодиака двенадцать, так и в книжках написано, — заметил Петр.
— Об этом тринадцатом знаке знали еще древние, а Луна проходит его в период с 17 по 27 ноября. По древнегреческой легенде, Зевс поразил молнией Фаэтона, сына бога солнца Гелиоса, за то, что тот взял без спроса колесницу отца и, падая, устроил страшный пожар, который длился десять дней и испепелил все вокруг. Отсюда эти десять дней в ноябре получили название «Сожженный путь». Напомнить, кто когда родился?
— Да, мой день рождения приходится на эти дни, но я Стрелец, — вновь не согласился Петр.
— Я также имел честь появиться на свет Божий в этот период, но я Скорпион, — улыбнулся Степан.
— Так же, как и я, но все мы родились под созвездием Змееносца и стали побратимами в этом месте, под этим же знаком. Зодиак — это колесо сансары, круг воплощений, через которые проходит человек, извлекая жизненный опыт. В этом колесе можно вращаться до бесконечности… Тринадцатый знак, Змееносец, разрывает этот круг, через него возможен выход из колеса, сожжение кармы.
— Звучит более привлекательно, чем котлы с кипящей смолой в аду, — согласился Степан. — Зачем выходить из колеса воплощений? Как по мне, я не против вращаться в нем вечно.
— Ты не понял: сжечь карму — значит… — загорелся Кузьма.
— Оставим эти разговоры, сейчас неподходящий момент. Идемте к выходу, — твердо сказал Петр. — Циклонетт, как вы заметили, я оставил — прокатимся до клуба на извозчике.