Потом главный номер: утка… Пардон! Совсем забыл: перед этим еще чолнт из мяса с картошкой. И конечно, кугл. Один кугл из слоеного теста, жирный, и чтоб сахара и приправ не пожалели. Пожалуй, все. Разве что штрудель на десерт. Две порции, как обычно. Все как обычно.

Стоп, минуточку! Вспомнил: одно отклонение от нормы было! Я буквально влил в себя стакан чая. Вообще-то я этого никогда не делаю, я и удовольствия от чая никакого не получил — просто опрокинул в себя, и все. Теперь я понимаю, отчего у меня такая тяжесть в желудке…

Кошерный ресторан. В витрине висит изображение Моисея. Входит галицийский еврей — и что он видит? Официант чисто выбрит (правоверным евреям бриться запрещено). Еврей спрашивает недоверчиво:

— Здесь и в самом деле готовят кошер?

— Конечно, — отвечает официант. — Вы разве не видите в витрине Моисея?

— Вижу, но если бы вы висели в витрине, а Моисей обслуживал столики, мне было бы как-то спокойнее.

Ресторан в провинциальной гостинице.

— Хозяин! Я умираю от голода! Принесите мне супу — все равно, какого. С фасолью, с капустой, с гречкой, с картошкой — какой есть!

Хозяин:

— Хана-Двойра! Суп еще есть? Все съели?.. Вам не повезло. Да и суп, который остался с шабеса, в среду все равно уже не такой хороший!

— Ладно. Тогда дайте какого-нибудь мяса. Знаете, такой аппетитный, нежный кусок — грудинку, краешек…

— Вы имеете в виду говядину? Говядина у нас только на шабес.

— Понимаю… Тогда пускай будет птица — ножка, крылышко, потрошка. Что угодно!

— Курятина? Кур нам доставляют только в базарный день, по четвергам.

— Что за несчастный день эта среда! Ладно, меня устроит и кусок рыбы.

— Во-первых, у нас ее нет. Во-вторых, рыбу нам тоже привозят только по четвергам…

— Две причины, и обе уважительные! Особенно первая… Кажется, мне придется удовлетвориться омлетом!

— Из яиц?

— Вы хотите сделать омлет без яиц?

— Где я возьму вам яйца? Я же вам уже сказал…

— Знаю, знаю! Вы получаете их в четверг.

— Откуда вы это знаете?

— Оставим это. Принесите мне селедку — и баста…

— Тут я должен просить у вас прощения. Утром у меня еще было шесть штук, уж поверьте мне, пожалуйста! Но час назад я отдал последнюю! Вы же знаете, люди…

— Знаю, знаю! Они все с ума сходят по селедке. Ладно, булочки или хлеб у вас есть?

— Есть. Хана-Двойра, кусок хлеба для господина!

— Что значит — кусок? Принесите шесть… нет, восемь кусков. Я умираю от голода!

— Ты слышала, Хана-Двойра? Он, должно быть, приехал сюда из большого города. Там они все — обжоры, храни нас от них Всевышний!

Два еврея заказывают в деревенской харчевне жаркое.

— Мяса у нас нет никакого, — с виноватым видом говорит хозяйка.

— Ладно, тогда давайте рыбу.

— Откуда здесь, в деревне, свежая рыба?

— Тогда селедку.

— Селедка кончилась.

Гости садятся в свою повозку и отправляются дальше. Тут из двери, как ошпаренная, выскакивает хозяйка и кричит им вслед:

— Колбасы у меня тоже нет!

Официант в кошерном ресторане:

— Вот меню, господин Флекзейф.

— Оставьте ваше меню себе! Принесите мне… во-первых, суп-лапшу… потом тушеное мясо… и, наконец, сливовый компот.

— Как, вы знаете наше меню наизусть, господин Флекзейф?

— Что значит — наизусть? Я просто смотрю на скатерть!

Кон — постоянный гость кошерного ресторана. Он требует, чтобы каждый раз ему стелили чистую скатерть, и готов платить за это особо.

Целых три дня его встречает белоснежная скатерть, на четвертый — опять вся в пятнах. Кон возмущается:

— Официант, за что я плачу вам сверх счета?

— А что я могу поделать? — оправдывается официант. — Другие гости жалуются. Они говорят: или это кошерный ресторан, или нет?

Абелес открыл кошерный ресторан в бедном еврейском квартале Берлина. Дела идут неплохо, и он начинает уделять больше внимания хорошим манерам.

В ресторан приходит гость и ест, как свинья.

— Если бы вы так ели у Кемпински, что бы он сказал? — делает замечание Абелес.

— Что бы сказал? Он бы сказал: если вы будете жрать, как свинья, вам придется идти к Абелесу!

Кон, в венском кафе "Захер":

— Официант, принесите и мне такой рыбы!

— Прошу прощения, господин, но это ветчина.

— А я-то все думал, как она называется, эта рыба…

В элегантный берлинский ресторан приходит еврей и громким голосом заказывает порцию ветчины.

— Не кричите! — говорит официант. — И так видно, что вы еврей.

Хозяин харчевни:

— Господин Танненбаум, у вас такой кислый вид. Что-нибудь не так с едой?

— Не так. Во-первых, это ужасная гадость, во-вторых, ее очень мало.

Евреи Восточной Европы всегда любили острые блюда своей средиземноморской прародины.

— У гадай, что я сейчас ел?

— Ну-ка, дохни… Лук!

— Не угадал.

— Ну-ка, дохни еще раз… Чеснок!

— Дурак! Клубнику.

— Я выгляжу совсем молодым, а знаете, в чем секрет? Я всю жизнь ел много лука и чеснока.

Второй, тянет носом:

— Тоже мне секрет!

Изголодавшийся иешиве-бохер (студент-талмудист) размышляет вслух: "Чеснок — это вкусно. Шоколад — тоже вкусно. — Долгая пауза. — А как вкусно, должно быть, чеснок с шоколадом!"

— Как вчерашний обед у Мандельбаума?

— Что вам сказать? Если бы суп был таким же теплым, как вино, вино таким же старым, как гусь, а гусь таким же жирным, как хозяйка, обед был бы совсем неплох.

Абрамович заказал жаркое из говядины. Он сидит над своей тарелкой и плачет.

— Почему вы плачете? — испуганно спрашивает официант.

— Я плачу потому, — отвечает Абрамович, — что ради такого крохотного кусочка мяса должен был погибнуть такой огромный бык!

Авром и Ицик эмигрировали в Париж. Французского ни один из них не знает. Приходят они в первый раз в ресторан. На всех столах стоят маленькие стеклянные баночки, в них какая-то желто-коричневая масса. Должно быть, это что-то очень дорогое, потому что гости берут эту массу крохотными порциями. Авром и Ицик ломают голову, что бы это могло быть. (Горчица у евреев Восточной Европы была почти неизвестна, вместо нее употребляли смесь тертого хрена со свеклой.) Они решают попробовать, что это за желтая дорогая вещь. Как только официант отвернулся, Ицик зачерпнул горчицу ложкой и быстро отправил в рот. Из глаз у него брызнули слезы, лицо побагровело.

— Что с тобой? — удивляется Авром.

— Ах, ты знаешь, — отвечает Ицик, — я как раз вспомнил, что в прошлом году утонул мой брат.

— Сочувствую! А как эта желтая штука? Вкусно?

— Очень!

Тогда Авром тоже набирает ложку горчицы, сует ее в рот — и тоже начинает плакать.

— А ты чего плачешь? — спрашивает его Ицик.

— Я плачу оттого, — отвечает Авром, — что в прошлом году ты не утонул вместе с братом.