— Свидетель Канторович, сколько вам лет?
— Пятьдесят — до ста двадцати, ваше благородие.
— Это для меня слишком неопределенно. Прошу точнее!
Еврей — судебный заседатель:
— Позвольте мне задать вопрос свидетелю. Свидетель Мандельбелаг — до ста двадцати лет! Сколько вам лет?
— Пятьдесят.
Директор театра:
— Мне кажется, у вас есть способности. Я попробую поработать с вами. Как, вы сказали, вас зовут?
— Шмуль Брухбанд.
— Послушайте, раз уж у вас такое имя, нужно взять себе псевдоним!
— Так это и есть псевдоним, господин директор!
К Конриду, директору нью-йоркской "Метрополитен-опера", пришел известный певец Розен. Конрид спрашивает иронически:
— Где вы потеряли окончание "фельд" от вашей фамилии?
— Там же, откуда вы взяли свой "рид"!
— Разрешите представиться — Крон.
— Очень приятно. Аш. Вы тоже еврей?
— Нет, я католик.
— Хотел бы я знать, господин Крон, откуда взялось это "р" в вашей фамилии?
— Отвечу, господин Аш: из вашей фамилии (по немецки Arsch — задница).
В купе четыре господина представляются друг другу.
— Меня зовут Крон.
— Меня зовут Кертес.
— Меня зовут Ковач.
Четвертый:
— Меня тоже зовут Кон.
У евреев в старые времена фамилий не было. Когда государство стало их давать, то чиновники нередко забавлялись тем, что раздавали бедным евреям смешные имена (богатые могли спастись с помощью взятки).
Нафтали приходит домой из ведомства, выдающего паспорта, совершенно убитым.
— Как нас теперь зовут? — интересуется жена.
— Швейслох.
— Ой, гвалт! Ты не мог придумать что-нибудь поприличнее?
— Что значит "придумать"! Там же шайка бандитов! Только за то, чтобы добавить "в" (Scheissloch по-немецки "задний проход"), я заплатил им пятьдесят гульденов!
Гедали переселился из Касриловки в Киев и разбогател. К нему в гости приезжает друг юности, и Гедали ему рассказывает:
— Мне живется хорошо. Утром встаю в десять, завтракаю, немного работаю и лежу на веранде. Потом из теннисного клуба приходит моя дочь Татьяна, мы обедаем, и я опять отдыхаю на веранде.
Друг юности возвращается домой и рассказывает:
— Ну и разбогател он, скажу я вам! И стал таким аристократом! Его зовут уже не Гедали, а Григорий, его дочка Тойбеле превратилась в Татьяну, а его жену Ребекку теперь и вовсе зовут Верандой!
В начале двадцатого века в трансильванском городе Деш новый губернатор барон Банфи приказал представить ему еврейскую знать. Их звали Розенцвейг, Зелигман, Московиц и т. д. Барон сказал им:
— Господа! Нехорошо, что вы носите непривычно звучащие фамилии. До следующей среды я жду от вас предложений, какие венгерские фамилии вы хотели бы носить в будущем.
Несколько дней спустя к губернатору явилась еврейская делегация и доложила:
— Господин барон, из уважения к вашей выдающейся личности вся община решила поменять свои фамилии на Банфи!
В Вене утверждают, что фамилия "Винер", которую носят многие евреи, произошла не от города Вены (Wien), а от польского "Поллак", а именно: Поллак — Поллачек — Плачек (placzyc — по-польски "плакать", по-немецки weinen) — Вайнер — Винер.
Янкель Шмулович из Тарнополя разбогател в Вене и теперь хочет носить настоящую немецкую фамилию. После долгих переговоров с чиновниками он заявляет, что согласен отныне называться "Юлиус Шмид".
— Я взял себе новое имя, — рассказывает он своему компаньону.
— Ну и как же тебя теперь зовут?
— Теперь у меня настоящее немецкое имя… Погоди-ка, я его забыл… Вот, вспомнил: "Шмулиус Йид"!
Химия — типично еврейская наука, потому что четыре важнейших элемента составляют имя Кон (COHN): С — углерод, О — кислород, Н — водород и N — азот.
Яков Бардак недоволен своей фамилией и подает прошение о ее изменении, но получает отказ. И тут он узнает, что в Италии такие просьбы за определенную плату удовлетворяют запросто. Так, совсем незадолго до этого еврейский композитор Рубен Левенпферд получил разрешение изменить свое имя на Руджеро Леонкавалло. Яков едет в Италию, подает заявление, платит небольшую сумму и через две недели получает ответ: ему разрешается изменить имя Яков Бардак на Джакомо Борделло.
Кон и Абелес сидят в кафе. Оба горестно вздыхают.
— Почему вы грустите? — спрашивает Кон.
— Я думаю о жизни, — отвечает Абелес.
— И до чего вы додумались?
— Что такое, в сущности, наша жизнь? Вот мы сидим с вами в кафе. Через несколько лет вы умрете, вас похоронят на кладбище, над вами вырастет трава, потом придет корова, сожрет эту траву, переварит ее, опорожнится, а потом я приду на вашу могилу, увижу следы всего этого и скажу себе: "Да, как все-таки изменился господин Кон!"
Через какое-то время Абелес спрашивает Кона:
— А почему вы так грустны, господин Кон?
— Я тоже задумался о жизни. Видите ли, что такое, в сущности, наша жизнь? Мы сидим с вами в кафе, господин Абелес, а через несколько лет вы умрете, вас похоронят на кладбище, над вами вырастет трава, корова придет и сожрет эту траву, переварит ее, опорожнится, а потом я приду на вашу могилу и скажу себе: "А господин Абелес совсем не изменился, как был дерьмом, так и остался".
Некто приезжает в чужой город, чтобы навестить Янкеля Оппенгейма. Он встречает на улице старого еврея с длинной бородой и спрашивает его:
— Не могли бы вы мне сказать, где живет Янкель Оппенгейм?
Старик, оглаживая бороду:
— Янкель Оппенгейм? Нет, я такого не знаю.
Они расходятся. Вдруг старик оборачивается и кричит:
— Кто вам нужен — реб Янкель Оппенгейм? Да, конечно, реб Оппенгейм! Так это я! (Реб — это почетный титул не только для раввинов, но для каждого уважаемого еврея.)
Приезжий еврей на улице обращается к местному еврею:
— Извините, не могли бы вы мне сказать, где живет реб Айзик?
— Айзик? Не знаю.
— Быть не может! Такой запоминающийся человек, сутулый, говорит фальцетом…
— Айзик — сутулый — говорит фальцетом… Нет, не знаю.
— Но ведь он здесь родился, вы должны его знать! Он еще ходит в замызганном халате и глаза у него слезятся.
— Айзик — сутулый — говорит фальцетом — замызганный — глаза слезятся… не знаю.
— Попробуйте вспомнить, он определенно живет здесь! Его еще все называют "парех" (буквально — "парша", в переносном смысле — выродок).
Местный житель, просияв:
— Так вот вы о ком! Конечно, Айзик-парех, кто ж его не знает. Я покажу вам, где он живет! Умный еврей, образованный, из хорошей семьи…
Из отчета о поездке: "…И потом мы попали в грязные закоулки, где иудаизм сохранился во всей своей чистоте".