* * *
Пытаясь прыгнуть выше носа,
Затылком грохнулся об пол.
Ну что, допрыгался, козел?
Что, доупрямился, осел?
Вот какова цена вопроса
«Чому я все же не орел?»
Так, на лопатках на обеих,
Как труп в пустыне, я лежу,
И только вверх теперь гляжу,
И скорбно говорю себе я:
«Гляди, козел, – там Агнец в небе!
Дивись, осел, – летит Пегас!
Ввысь не подпрыгивать тебе бы,
Длиннее был бы мой рассказ!
Остались – вот как! – только рожки.
Вот так окончился полет.
Сломив несмысленную бошку,
Покойся с миром, бедный скот».
Спокойной вам ночи,
Приятного сна,
Желаю вам видеть
Козла и осла,
Козла до полночи,
Осла до утра.
Спокойной вам ночи,
Приятного сна.
ГОРОДСКОЙ РОМАНС
Кулик славословит болото.
Над розой свистит соловей.
Лишь мне не поется чего-то
На съемной квартирке моей!
Ни вздоха, о друг мой, ни слова,
И хныкать мне даже невмочь.
За окнами – снова здорово! —
Стоит вековечная ночь.
Стоит не шелохнется, будто
Ничто ей уже не указ.
А в то, что случается утро,
Совсем я не верю сейчас.
Так стой же стоймя, моя полночь!
Я сиднем пока посижу.
Давно мне не стыдно, не больно,
Давно ходуном не хожу.
Ты, ноченька, тоже ведь нынче
Недвижна и глухонема,
Как я, и мертва, и прилична,
Не сводишь, не сходишь с ума.
Я тоже, как ты, обезлюдел,
Застыл на диване, как ты,
Давно мне не больно, не трудно,
Давно не читаю посты.
Не надо над розой-мимозой
Опять тишину нарушать,
Яриться почтовою прозой,
Курлыкать, кудахтать, свистать.
ИЗ ЦИКЛА «АВТОЭПИТАФИИ»
Вот, наконец-то, и выполнил я обещанье,
Данное маме и папе: «Я больше не буду!»
НА ПОСТУ
Не спи, не спи – замерзнешь!
Побегай, поскакай!
Но карабин при этом
Из рук не выпускай!
Не спи, мой бедный разум,
Чудовищ не плоди!
А наплодил – так честно
В глаза им погляди!
Взгляни в глаза чудовищ
И не сойди с ума!
Ведь панночка померла
Из-за тебя, Хома!
ГЕЙНЕ
Все те же шуты и кастраты,
Что хаяли песню твою,
Считают теперь глуповатой
И спетою песню сию.
Приводят резоны такие,
Уж так убедительно врут,
Что сам я поверил впервые,
Что песенке нашей капут.
Но вот они сами запели
Во всю бесноватую прыть.
И понял я – сроки приспели
И время святых выносить!
Спасать эти топосы, лики,
Расхристанный иконостас.
Всю тяжесть священных реликвий
Мы вынесем, Генрих, сейчас.
Вот только куда их нести-то,
Где ж те катакомбы, певец,
Где нег этих чистых обитель,
Куда нам бежать наконец?
* * *
Что проку жить?
Что пользы петь?
Давай, скажи!
А ну, ответь!
И я скажу
Тебе в ответ,
Не погляжу,
Что проку нет!
Что проку не было и нет,
Что за спиною тыщи лет.
Ну да, почти две тыщи лет.
И это, дурачок, ответ.
Не подвижно лишь солнце любви!
* * *
Вперед, без страха и сомненья,
Как нам Плещеев завещал!
Зарю святого обновленья
Он предвещал и обещал.
Но солнце всходит и заходит,
Который уж, который век.
Без устали по кругу бродит
Вперед и выше человек.
Без страха божьего блуждает,
Не сомневаясь, что вперед —
Туда, где снова поджидает
Зари пленительный восход!
Одна заря спешит другую
Сменить, затмить и погасить.
Плещеев, бедный, ни в какую
Маршрут не хочет изменить.
Опять: «Вперед, заре навстречу!»
Горячечный лепечет бред…
А за спиною ясный вечер
И тихий невечерний свет.
ИЗ ЦИКЛА «АВТОЭПИТАФИИ»
«…am now no more».
В. В. Набоков
Ох, как бы мне не вышли боком
Кладбищенские эти mots!
Хорош тянуть обиду с блюдца
И представлять, как все зальются
Слезами и полюбят враз
Труп нелюбимого сейчас.
Знакомый труп и зной полдневный…
Ну да, полюбят, как не так!
Ты, что ли, мертвая царевна?!.
Гляди, накаркаешь, дурак,
Действительно зубовный скрежет,
Действительно кромешный мрак,
Вполне действительную нежить.