1927
КРЕМЛЬ
В тот грозный день, который я люблю,
Меня почтив случайным посещеньем,
Ты говорил, я помню, с возмущеньем:
"Большевики стреляют по Кремлю".
Гора до пят взволнованного сала —
Ты ужасался… Разве знает тля,
Что ведь не кистью на стене Кремля
Свои дела история писала.
В тот год на землю опустилась тьма
И пел свинец, кирпичный прах вздымая.
Ты подметал его, не понимая,
Что этот прах — история сама…
Мы отдаем покойных власти тленья
И лишний сор — течению воды,
Но ценим вещь, раз есть на ней следы
Ушедшего из мира поколенья,
Раз вещь являет след людских страстей —
Мы чтим ее и, с книгою равняя,
От времени ревниво охраняя,
По вещи учим опыту детей.
А гибнет вещь — нам в ней горька утрата
Ума врагов и смелости друзей.
Так есть доска, попавшая в музей
Лишь потому, что помнит кровь Марата.
И часто капли трудового пота
Стирает мать. Приводит в Тюильри
Свое дитя и говорит: "Смотри —
Сюда попала пуля санкюлота…"
Пустой чудак, умерь свою спесивость,
Мы лучше знаем цену красоты.
Мы сводим в жизнь прекрасное, а ты?
Привык любить сусальную красивость…
Но ты решил, что дрогнула земля
У грузных ног обстрелянного зданья.
Так вслушайся: уже идут преданья
О грозных башнях Красного Кремля.
<1928>
ПОЙ И ВЕРУЙ!
Да, верить в славу — труд напрасный,
Ее на свете нет, а есть
Вражды ревнивой суд пристрастный,
Друзей расчетливая лесть.
Хвале не радуйся наружно.
Пусть позаботится о ней
Потомок, если это нужно:
Он беспристрастней и честней.
А ты работай, и да будет
Живое сердце — твой улов.
Завистливо и лживо судит
Толкучий рынок. Пошлых слов —
Даров его хвалы умильной —
Не жди, поэт. Тебе дано
От шелухи пустой и пыльной
Отсеять чистое зерно.
Отмерь искусству полной мерой
Живую кровь и трудный пот,
Живи, надейся, пой и веруй:
Твое прекрасное взойдет!
1926
ДЕТСТВО
Верно, леший ночью лазил в ригу,
Перепутал вожжи, спрятал грабли.
Тихий летний дождик. И на книгу
Падают большие капли.
Няня знает: не покрестишь двери.
Он и приползет, как вакса, черен.
Пахнет сеном. В книге любит Мери
Странный офицер Печорин.
В поле ветер трогает пшеницу.
Где-то свищет суслик тонко-тонко.
Нежно гладят белую страницу
Пальцы сероглазого ребенка.
Дождь прошел. Ушла жара дневная.
Сладко пахнет табаком из сада…
"Это сказки, милый?" "Да, родная,
Но теперь душа и сказкам рада".
1928
ПОРТРЕТ
Ф. Сорокину
Твои глаза — две злые птицы,
Два ястреба или орла.
Близ них, как хищные крыла,
Раскинуты твои ресницы.
Сползает к мощному надбровью
Упрямый лоб. На нем война
Огнем чертила письмена
И знаки закрепляла кровью.
Твой лик отточен, тверд и тонок,
Недвижен, ясен… Лишь порой
Сквозь этот лик глядит второй:
Поэт, проказник и ребенок.
А первый, мужественно-грубый,
В следах тревоги и войны
Скрывается. И вот нежны
Лукавые сухие губы.
Так ты, единый, весь раздвоен,
И, чередуясь, тьма и свет
Живут в тебе, дитя, поэт,
Ленивый бражник, хмурый воин.
2 января 1928
* Прекрасна полнокровных дев *
Прекрасна полнокровных дев
Старательная добродетель,
Но лучше, в том господь свидетель,
Блудниц вакхический напев.
Когда, шатаясь во хмелю.
Вино на скатерть лья рекою,
Нетвердой трепетной рукою
Я ножку легкую ловлю,
Когда горячий влажный рот
И взор, блеснувший томной мглою,
Влекут меня и над стрелою
Хлопочет маленький эрот,
Тогда в крови тяжелый жар
Пылает, сдерживаем еле,
И, пленная, в славянском теле
Бьет золотая кровь татар.
1928
* Звезда взошла, как кровь. Не в пору лаял пес *
Звезда взошла, как кровь. Не в пору лаял пес.
На горе рос ковыль, и, верно, не к добру
Несытый сивый волк трубил в своем бору.
Звезда взошла, как кровь. Ковыль на г_о_ре рос.
Горячий вихрь кружит на Ярославне шаль.
Сталь звякает о сталь. На городской стене
Протяжен женский вопль. Седая степь в огне.
Над степью бродит звон. Над степью плачет сталь,
Шесть лет стоит зима. Косматый печенег
Льет кровь на рыхлый снег и требует ключей.
Слеза, моча и кровь слились в один ручей,
Хмельная княжья рать легла на рыжий снег.
На драку черных птиц над черепом коня
Глядит седой вещун от голода раздут:
"Простонут девять зим и звери не найдут
Здесь черепа коня и пепла от огня.
Не вымоюсь водой и тканью не утрусь,
А вымрет племя Русь, и изойдет на нет.
Лишь книжная молва научит темный свет,
Что на земле Днепра стояло племя "Русь".