В конце 70-х годов Кайсын Кулиев писал о Кедрине: «Он много сделал для братства культур народов, для их взаимного обогащения, как переводчик».

…На фронт Кедрин рвался с первых же дней войны, но высокая близорукость держала его в тылу, где ему было невероятно трудно и как мужчине, и как поэту. Все на фронте, а он… Однако, предвидя ход событий с достоверностью историка, Кедрин сражался и в тылу. Арсенал его оружия был весьма разнообразным — песня и сказка, героический эпос и классическая поэзия. А в мае 1943 года, добившись своего, он отправляется на Северо-Западный фронт в красноармейскую газету «Сокол Родины».

Военный корреспондент Кедрин писал стихи и очерки, фельетоны и статьи, выезжал на передовую, бывал у партизан. Он писал только то, что нужно было газете, но понимал, что «впечатления накапливаются и, конечно, они во что-то выльются».

Фронтовые стихи Кедрина лётчики 6-й Воздушной армии хранили в нагрудных карманах, в планшетах и в маршрутных картах. В конце 1943 года его наградили медалью «За боевые заслуги».

Вскоре закончились фронтовые будни, и к Кедрину вернулись все довоенные тяготы, которые он по-прежнему терпеливо переносил и однажды записал в своем дневнике: «Как много в жизни понедельников и как мало воскресений».

…Обычно поэзию я читаю с карандашом в руках, по-своему помечая в целом понравившиеся стихи и отдельные строки. На сборник стихов Кедрина мне не хватило бы карандаша, и потому я, отбросив его, не знаю в какой уже по счёту раз перечитываю последнюю из вышедших книг поэта в надежде найти в ней неизвестные ранее новые стихотворения. Но не менее радуюсь старым, известным, читая которые, подпитываю душу светом кедринских мыслей.

В каком невероятно широком диапазоне форм работал Кедрин — от четверостишия:

— до огромного поэтического полотна «Рембрандт»!

И какую бы форму он ни избирал, от его строк нельзя оторваться. Насколько потрясающе-меткие у него наблюдения:

Кедрин замечает каждую деталь и с легкостью выписывает её:

Сразу врезаются в память его сравнения:

Или другое:

Их можно приводить бесконечно, потому что большинство стихов Кедрина состоит из таких строк…

Уж кто-кто, а Кедрин знал, что означает молчание истории. Интересно, что все процитированное выше было написано в годы войны, когда, несмотря на опасную и выматывающую работу во фронтовой газете, талант поэта вырос до новой, быть может, самой большой за его жизнь, высоты.

В этот же период он написал стихотворение «Красота», начинающееся словами:

Кто после Некрасова смог так сказать о русских женщинах?!

Уровень творчества Кедрина не зависел от времени, каждое его стихотворение, датированное любым годом его жизни, равно притягательно для читателя, ожидающего чуда от автора и не разочаровывающегося в нем.

А насколько мажорно последнее стихотворение поэта «Приглашение на дачу», от которого словно веет свежестью морского бриза:

Не могу не сказать об особых интонациях кедринских стихов. Зачастую его строки размашистые, широкие, сложенные как бы из двух частей. Чтобы их прочитать, надо дважды вдохнуть воздух. Кажется, что такой ритм растягивает строку, отдаляет слова, растворяет их, как льдины в реке весною. На самом же деле эффект противоположен: по мере чтения переходишь от слова к слову, как от одного уголька к другому, более раскалённому, накал нарастает, и строка оставляет ожог.

Наверное, нет поэта, который бы после общения с собратьями по перу не вспоминал гениальные строки Дмитрия Кедрина:

Думаю, он написал их после очередной отрицательной рецензии на рукопись своей книги или после энного по счёту общения с издательскими щелкопёрами. Переживая из-за того, что книга не выходит, Кедрин полагал, что «прекрасное рождается легче от поощрения, чем от брани» и не сомневался в том, что «художника надо не дёргать, а дегустировать созданное им».

Признаюсь, я настолько преклоняюсь перед Дмитрием Кедриным, что мне стоит чрезвычайных усилий прервать цитирование его строк. Однако рискну ещё на одну вольность, заметив, что и о самом себе, и о своей судьбе Кедрин сказал лучше, чем кто-либо за более чем шесть десятилетий, прошедших после его гибели:

Мысленно Кедрин одновременно жил как бы в двух измерениях — настоящем и прошлом, пытаясь их сопоставить, понять одно через другое. Не сомневаюсь, что, не будь поэтом, он стал бы не менее прекрасным историком. «История и поэзия, — пишет Светлана Кедрина, — это было то, что всегда спасало отца, давало ощущение жизни, победу над смертью, определенную степень свободы».

Кедрин умел путешествовать во времени против его потока, переноситься назад на века, угадывать суть ставших историей событий, явственно представлять живших тогда людей, показывать, насколько современны «дела давно минувших дней».

Евгений Евтушенко, отводя Кедрину роль «воссоздателя исторической памяти», писал в предисловии к одному из его сборников стихов: «Какое состояние внутренней перенесённости через время! Какой хваткий взгляд сквозь толщу лет!» — и дальше: «По кедринским страницам идут люди многих поколений, соединённые в человечество».

Вместе с этими людьми идут читатели Кедрина, прикасаясь к прошлому своего народа, возрождая память о нём, задумываясь о славных и трагических судьбах своих предшественников.

Но проникнуть в ту или иную далёкую эпоху, как в космос, нельзя без долгой и скрупулёзной подготовки. Поэтому, к примеру, работая над исторической поэмой «Конь», Кедрин в течение нескольких лет изучал литературу о Москве и её зодчих, о строительных материалах того времени и способах кладки, перечитал множество книг об Иване Грозном, делал выписки из русских летописей и других источников, посещал места, связанные с событиями, которые собирался описать.

Безусловно, такие произведения донельзя трудоёмки, но, несмотря на это Кедрин увлечённо работал над ними, и, что интересно, все они представали в виде больших поэтических форм. Особо среди них выделяется гениальная драма в стихах «Рембрандт», на подготовку к которой у автора ушло около двух лет. К счастью, это произведение было опубликовано в 1940 году в журнале «Октябрь» и через год им заинтересовались в театральной среде, в том числе и С. Михоэлс, но постановке помешала война. Впоследствии «Рембрандт» звучал на радио, шёл по телевидению, был не однажды поставлен как спектакль и даже как опера. Не сомневаюсь, что современные режиссёры ещё обратятся к кедринскому шедевру.