Натершись нардом благовонным?

Заботы тяжкия размыкает Эвой.

Эй, кто там? Отроки, скорей сюда бегите

И огненный фалерн в бокалах остудите

Мимобегущею волной!

Да Лиду — тайную прелестницу — живее

Из дома вызвать к нам: чтоб с лирою пришла,

А кудри пышныя простым узлом скорее

Хоть по-спартански заплела.

Пусть отрок, службою суровой закаленный,

Научится дружить с тяжелою нуждой

И, страшный меткостью копья, пусть будет конный

Кичливым парфянам грозой.

Без крова пусть живет, опасность презирая;

Тогда-то, глядя в бой с враждующей стены,

Невеста — дочь царя — с царицею, бледны,

Промолвят, трепетно вздыхая:

«Ах, только б не вступил жених наш слабый в бой

С львом — страшным, если кто его при встрече тронет,

Чей кровожадный гнев его в пыл сечи гонит

Неудержимо за собой.»

Приятна и красна нам смерть за край отцов

Но смерть преследует и воинов трусливых,

Не пощадит она и юношей пугливых —

Ни ног, ни спин у беглецов.

Постыдных неудач не зная в день избранья,

Сияет мужество красой заслуг своих,

И не берет секир по прихоти собранья,

И не по прихоти его слагает их.

Достойным вечности храм неба отверзая,

Подъемлет доблесть путь, отверженный толпой,

И презирает, в высь на крыльях отлетая,

И шум толпы, и дол земной.

Награда также ждет того, кто в тайнах верен.

Явивший таинство Цереры пред толпой

Не будет никогда под кровлею со мной,

С тем плыть я в море не намерен

На утлом челноке: разгневавшись, карал

Юпитер грешнаго подчас с невинным вместе,

И редко, хоть хрома богиня правой мести,

Злодей от кары ускользал.

Над чьим рожденьем, Мельпомена,

Остановила ты взгляд милостивый свой,

Тому истмийская арена

Не даст прославиться кулачною борьбой,

Того в ахейской колеснице

Конь быстрокрылый к нам в триумфе не помчит, —

И не предстанет он столице,

Делийскою листвой торжественно повит

За то, что смял царей грозящих;

Но воды, что бегут у пышных берегов

Тибура, сень дубрав шумящих

Вдохнут ему красу эольских славных строф,

Так, в городе старейшем — Риме

Признала молодежь меня певцом своим

Между поэтами родными, —

И завистью людской я менее язвим.

О, в песнопении чудесном

На лире золотой привыкшая царить,

О, муза, рыбам безсловесным

Песнь лебединую могущая внушить!

Когда прохожий мановеньем

Укажет на меня: вот наш певец родной!

Пою ль и нравлюсь вдохновеньем, —

Все это от тебя, все — дар твой преблагой.

Феб и Диана, царица лесная,

О, лучезарные светочи неба, внемлите.

Чтимые ныне и вечно! О чем мы вас молим, взывая,

Нам ниспошлите.

Ныне велят предсказанья Сивиллы —

Избранным девам и отрокам чистым смиренно

Гимном всевышних, кому семь холмов наших милы

Петь вдохновенно.

Солнце благое! приводишь-уводишь

Ты с колесницей блестящею дни, возрождаяся снова

И неизменное вечно, о пусть ты славней не находишь

Рима родного!

О, Илифия! — рождать без болезней

Ты матерям помогаешь своею заботой немалой,

Хочешь ли зваться в молитвах Люциною, или любезней

Слыть Гениталой, —

Юных взрости под родимым покровом,

Благослови, о богиня, сенаторов думных решенье,

Пусть оно с брачным законом еще поколениям новым

Даст приращенье,

Чтобы, как в годы минувшие, вечно

Каждыя сто десять лет песнопенья и игры звучали,

Чтобы три солнечных дня, три отрадныя ночи безпечно

Все ликовали.

О, непреложныя Парки, внимайте,

Ваши незыблемы речи в стремлении мимобегущем;

Ваши для нас повеленья свершились, отныне подайте

Счастья в грядущем.

Долы, обильные стадом и нивой,

Пусть из колосьев сплетают Церере венок ароматный,

Пусть посылает Юпитер плодам ветерок шаловливый,

Дождь благодатный.

Спрячь, Аполлон, свои стрелы в колчане,

Внемли, и кроткий, и благостный, отроков чистых напевам.

Внемли, Луна, о, царица двурогая в звездной поляне,

Славящим девам.

Если вы создали Рим, — повелели,

Чтобы на берег этрусский приплыли троянцы толпою —

Те, что, по воле богов, для далекой оставили цели

Домы и Трою,

Те, кому в пламени Трои пылавшей,

Правил Эней безупречный, отчизну свою переживши,

Путь по свободной стихии, иную судьбу прозревавший,

Лучшую бывшей, —

Боги, вы юношам — добрые нравы,

Боги, вы старости ясной покой безмятежный пошлите,

Ромула внукам — потомства, и мощь, и сияние славы

Вечно дарите.

Дайте тому, кто грозящих смиряя,

К слабому милостив, славный потомок Анхиза с Венерой,

Все, что он просит в молитве, здесь белых быков закалая,

С искренней верой.

Вот уж в морях и на суше хвастливый

Парфянин грозной десницы и римской секиры страшится,

Все исполнять повеленья индиец и скиф горделивый

В страхе стремится.

Вот уж и верность, и мир перед нами,

Честность, стыдливость былая, забытая доблесть дерзает

К нам возвратиться обратно, и рог изобилья плодами

Нас осыпает.

Если украшенный блещущим луком

Феб, прорицатель неложный и муз девяти вдохновитель,

Лирой своею искусной телесным недугам и мукам

Добрый целитель,

Если он узрит теперь, благосклонный,

Здесь алтари Палатина, — он Рима могучее счастье

И благоденствие наше продлит до поры отдаленной,

Полный участья.

С ним и Диана — царица благая

На Авентине, Алгиде — пятнадцать мужей предстоящих

Приметь, детей не оставить, внимательный слух преклоняя,

Песнь возносящих.

Мирно домой возвращаюся ясный,

С верою, что и Юпитер, и боги прияли моленье,

Где и Диане, и Фебу вознес ныне хор наш согласный

Славу хваленья.

Давно ль бойца страшились жены

И славил девы нежный стон?..

И вот уж он, мой заслуженный,

С любовной снастью барбитон.

О левый бок Рожденной в пене

Сложите, отроки, скорей

И факел мой, разивший тени,

И лом, и лук, грозу дверей.

А ты, о радость Кипра, ты,

В бесснежном славима Мемфисе,

Хоть раз стрекалом с высоты