Дред плавал в воздухе внутри огромного, но совершенно безликого комплекса, который создал для себя, четыре стены без перегородок, полностью построенных из гладкого и белого виртуального камня. За окнами простиралось голубое безоблачное небо и бесконечный Аутбэк (*отдаленные пустынные засушливые области Австралии), заросший кустами и низкорослыми деревьями, который он видел сетевом шоу в детстве, но в котором никогда не был, пустота, которая заполняла сердце его родной страны.

В сети мало иметь силу, подумал он. Хлестнув болью — или ее аналогом, потому что не может быть настоящей боли для искусственного интеллекта, даже настолько жизнеподобного — он потребовал, чтобы Иной дал ему неограниченную власть, и обжигал операционную систему до тех пор, пока не уничтожил всю ее защиту против себя. Но и теперь, когда он мог контролировать все, осталось слишком много ограничений, и с мрачной злобой он сообразил, что, получив столько же власти, сколько было у Жонглера, не получил больше. Он не мог найти какого-нибудь конкретного пользователя внутри по одной простой причине — система была слишком сложной и слишком распределенной. Если бы эта слепая женщина, Мартина, не выдала себя, подключившись к открытому каналу связи, он бы и не узнал, что она жива, и тем более, где она находится. Теперь он сожалел, что тогда был занят с Дульси: быстрая проверка мира Кунохары открыла, что его бывшие товарищи опять исчезли неизвестно куда. Он не должен был оставлять их на попечение кому-то другому, даже собственным агентам Жонглера. Особенно собственным агентам Жонглера. Сейчас Дред начал лучше понимать недовольство Старика некомпетентными подчиненными.

Уверенный, беспечный, ленивый, мертвый, напомнил он себе. Старик считал себя безусловным владыкой сети, и всю оставшуюся жить будет сожалеть об этом. Дред решил, что необходимо обратить побольше внимания на то, чтобы не совершать подобных ошибок. Но кто может угрожать ему?

Не все так плохо, решил он, пока ничего другого нет, можно попытаться найти Мартину и остальных его бывших товарищей — это и будет первый серьезный вызов за эти дни. Да и сам Жонглер исчез неизвестно куда, отсоединившись от порта собственной системы. Мертв, или вышел в офлайн и бултыхается в своей цистерне? Дред знал, что его победа не полна до тех пор, пока его бывший наниматель не поползет перед ним на карачках. Вот будет прекрасный день! Даже уничтожение Страны Игрушек, Атлантиды или Рима покажется веселым пикником на природе по сравнению с тем, что он приготовил для Феликса Жонглера.

О, еще есть эта сука Сулавейо. Виртуальная Рени бродит неизвестно где в сети Грааля, но Клеккер и его парни очень скоро добудут ее настоящее тело. Он мысленно приказал себе проверить, как идут дела в окрестностях Драконовых Гор. Разве это не будет интересным? Я буду иметь ее и онлайн и офлайн, ее тело и ее ум. Очень… очень по особому.

Дред разрешил музыке наполнить снежно-белый дворец, случайно выбрав детский хорал из своей системы. Певцы, невинные как медоносные пчелы, опять перенесли его в последние часы в Стране Игрушек, хотя как этот момент он находил эстетически неприятным. Он слегка приглушил звук и полностью расслабился.

Бог, или, по меньшей мере, его кровожадный эквивалент в сети Грааля, недолго отдыхал после утомительной работы.

Дело в том, через какое-то время подумал он, что я не могу обходиться без малышки Дульси Энвин, пока. Я не знаю, как создавать новые миры, или как по-настоящему менять старые. Операционная система — это дверь, она открывается или закрывается, когда я давлю на нее, но возможности двери очень ограничены.

Он пытался отдавать команды голосом, но то ли эта возможность не была встроена в систему, то ли она делала вид, что не понимала. И никакая боль, которую он мог причинить ей, не могла заставить ее понимать. Оставалось одно — преобразовывать то, что уже существовало, задавать направление мутаций, менять алгоритмы создания симов. Такие ограничения очень разочаровывали и вынуждали работать со всеми причудами сети, что делало его похожим на дешевую шлюху.

Но одно ясно как день — если он хочет найти Рени Сулавейо и Мартину Дерубен, то должен научиться использовать систему более изощренным способом. Собственные агенты Жонглера были безнадежно неуклюжи, судя по тому, что произошло в мире жуков. Дред начал думать, что в этом виртуальном мире ничего не может быть более интересным, чем самому справляться с теми людьми, которые бросают ему вызов. И каким изумительным стало бы его мщение! Что-нибудь невероятное, изобретательное и болезненно медленное. Да, для самых знатных граждан Рима он придумал неплохую забаву — с них содрали кожу, живьем, сделали из нее воздушные шары, надули их горячим воздухом и заставили их семьи цепляться за корзины без дна — и конечно его артистический и изобретательный ум способен найти для немногих оставшихся врагов по-настоящему ужасающий способ мщения и даже… прекрасный?

Дред медленно соскользнул в полусон, плавая по воздуху в своем белом дворце, и даже во сне искал новые идеи боли и силы, которые никто другой даже не мог себе представить.

ЛИФТУ потребовались слишком много времени, чтобы опуститься на десять этажей вниз. Гнев заставил его ожесточиться и разгорячиться, агрессия рвалась наружу. Наконец дверь с шипением открылась, и Пол решил, что сейчас он ворвется в приемную, кипя как кровь из порванной артерии.

В приемной не было никого, и это было даже хорошо — он терпеть не мог бледную угловатую девушку, которая обычно сидела там, и не хотел, чтобы она видела, как он кричит как сумасшедший. Он прошел через помещение с изогнутыми стенами, обставленное дорогой Ростовской мебелью в безликом стиле современных офисов, и положил руку на дверную панель.

Он увидел, как они сидят рядом за столом, маленькая аккуратная голова едва не касается другой, сияюще бритой, и первая же рефлекторная мысль удивила даже его:

Они знают все тайны. Все самые ужасные тайны.

Он остановился в дверном проеме, внезапно сообразив, что сам нарушил правила поведения, и, к тому же, относительно беспомощен; и его справедливая ярость охладела.

Но в эмоциональной буре, охватившей его, было и еще кое-что: он глупо и стесняясь самого себя верил в детские идеалы, которые протянул с собой через школьные годы как рваное пальто, хотя из-за них он скорее терял, чем приобретал друзей. Не воровать и не ябедничать — он до сих верил в это. Исполнять долг и играть честно. Все то, что в этой гордой частной школе для мальчиков считалось глупостью, которую дети, родившиеся с этим, должны были выкорчевать из себя пока бегали в коротких штанишках. Но некоторые дети, вроде него, считали эти идеалы драгоценными и редкими.

Он посмотрел на эту пару, молчаливую и не замечающую вторжения, несомненно общающуюся через беспроводную связь — у самого Пола никогда не было нейрокатетера, еще одно доказательство его безнадежной старомодности — и он опять почувствовал себя школьником. Он пришел, чтобы поругаться со старшими ребятами за то, что они не играют честно, и сейчас он был один среди них, и он знал, что его ждет ужасная выволочка.

Не глупи, сказал он самому себе. Они даже не знают, что я здесь. Я могу повернуться и придти попозже…

Глаза маленького поднялись, что-то сверкнуло за очками. Да, поздно убеждать самого себя.

— Джонас. — Финни уставился на него так, как если бы он пришел голым. — Вы в моем офисе. Дверь была закрыта.

Его товарищ, Мадд, по прежнему отсутствовал, уставившись в никуда, на губах играла довольная улыбка.

— Я только… — Пол сообразил, что ему трудно дышать, а сердце стучит как сумасшедшее, но не от гнева, а скорее от страха. — Я знаю… Я должен был сначала позвонить…

Финни разочарованно поджал губы, и Пол почувствовал, как в нем опять загорается гнев. Здесь не школа. Никто не будет никого бить. И у него есть кость, которой можно ткнуть в длинноносое лицо.