Серебряный призрачный ландшафт наполняли цветные полосы, появлявшиеся на короткие мгновения, двигавшиеся, расплывавшиеся и исчезающие; иногда они неожиданно меняли цвета и оттенки. Стеклистые призрачные холмы, убегавшие к далекому горизонту, мерцали фиолетовым светом, приобретали вес и материальность, пока она не начинала чувствовать, что может видеть каждую деталь; но, стоило пройти еще двадцать шагов, фиолетовый цвет прятался внутри, оставляя за собой эскиз верхушки холма, бесцветный, как выползок. Мгновением позже, когда силуэт холма почти исчезал на фоне бледного неопределенного неба, он опять вспыхивал глубоким коричневым цветом, почти оранжевым, и в это короткое мгновение холмы и весь мир казались чем-то нормальным.

Насколько Сэм могла понять, она и остальные двигались к холмам вдоль гладких склонах длинной извилистой долины, идя вверх по реке. Когда сама река приобретала цвет, она казалась глубоким разрезом в земле, виляющим среди огромных камней, в своем призрачном состоянии походивших на неровные ледяные глыбы. Некоторые из них, побольше, лежали поперек реки, как заторы из стекла, вода перед ними пенилась, плескалась и изливалась через более низкое место. Вдоль берегов и на высоких буграх иногда росли призрачные деревья, но в целом местность заставляла думать скорее о травянистых лугах. Кроме слабого рокота реки Сэм слышала только свое дыхание и, изредка, приглушенные ругательства Жонглера, в те мгновения, когда он натыкался на что-то более твердое. Ни жужжания насекомых, ни птичьего пения.

— Как будто кто-то изобретал его, — сказала она, когда они остановились отдохнуть. Сэм сидела на плоском камне, на расстоянии вытянутой руки от нее плескалась и шуршала река.!Ксаббу больше не надо было вдыхать воздух и слушать; он сидел рядом, болтая ногами. Сэм протянула руку и пощупала воду, которая не очень-то походила на настоящую: холодная, но сухая, как если бы по коже провели холодным шелком. — Как книжка-раскраска для детей, — продолжила она. — Кто-то начал проверять цвета и не закончил.

— Нет, я думаю иначе, — серьезно сказал! Ксаббу. — Возможно раньше здесь были и цвет и форма. Помнишь черную гору? Сначала твердая и очень материальная, а позже тающая и растворяющаяся? Я думаю, что и здесь произошло то же самое.

Сэм почувствовала, как ее кольнул страх, впервые за последние часы. Если! Ксаббу прав, то они идут быстрее, чем этот мир исчезает, но как долго это может длиться? И тогда они, как и на горе, обнаружат, что все исчезает вокруг них. Должны ли они продолжать и идти дальше через недоработанные миры, портящиеся вокруг них, без малейшей надежды найти стабильное место, где можно остановиться и жить, как люди?

Жонглер стоял в нескольких шагах от них, на берегу реки. Сейчас он повернулся и подошел к ним, с задумчивым выражением лица.

— Мне это напоминает Северную Африку, — сказал он. — В молодости я провел там год, в Агадире. Ландшафт, который постепенно появляется вокруг нас, выглядит европейским, или был бы им, если его наполнить цветом и формой. Но свет, да, он напоминает мне город в пустыне рано утром — серебряные дюны, освещенные белым светом дома, все белое и бледное, как льняное полотно. — Он опять повернулся и посмотрел на холмы, пока Сэм и! Ксаббу, открыв рот, смотрели на него. Его рот перекосила кислая усмешка. — Неужели вы думаете, что я никогда не был молод? Что я всегда находился внутри этого проклятого биомедицинского кокона?

Сэм выпрямилась. — Нет. Мы не думали, что тебя может заинтересовать что-то, не принадлежащее тебе. То, что построено не для тебя.

На секунду Сэм показалось, что он сейчас улыбнется, но Жонглер по-прежнему управлял своим виртуальным лицом так же твердо, как и египетской маской. — Укол, признаюсь. Но, если ты хотела ранить меня, выбирай клинок поострее. Неужели ты считаешь меня хладнокровным чудовищем? Конечно. Разве я обдуманно совершал ужасные поступки, чтобы растоптать павших и увеличить свою гору сокровищ, как сидящий в логове дракон? Нет, я делал все это только потому, что люблю жизнь.

— Что? — Сэм с удовольствием дала ему услышать презрение в своем голосе. — Это самый настоящий фенфен…

— Нет, ребенок, совсем нет. — Он повернулся и посмотрел на далекие прозрачные холмы. — Я не сказал, что люблю всякую жизнь. Я не ханжа. Подавляющая часть ползающих по земле миллиардов людей значит для меня меньше, чем муравьи и букашки, которых ты давишь, идя по траве, и даже не замечаешь этого. Я люблю свою жизнь и всю ту красоту, которую видел и чувствовал. И я сражаюсь против смерти, чтобы сохранить мои воспоминания и мой опыт. Да, верно, счастье других людей почти ничего не значит для меня — но значило бы еще меньше, если бы я умер. — Он медленно повернулся к Сэм и посмотрел на нее невообразимо пронизывающим взглядом. Сэм ненавидела этого мужчину, который пытался отвлечь ее от того, чем являлся на самом деле, но в это мгновение она почувствовала в нем силу, которая свергала правительства как кегли для боулинга. — А ты, ребенок? Ты думаешь, что будешь жить вечно? Тебе это нравится?

— Нет, если бы ради этого я была должна вредить другим. — Она внезапно поняла, что вот-вот расплачется. — Нет, если цена за это — дети…

— А, возможно нет. Но если бы тебе представилась такая возможность, ты уверена, что отказалась бы, а? Особенно тогда, когда Смерть стоит у тебя за спиной…

!Ксаббу, который до этого молча слушал разговор, внезапно прыгнул на ноги и уставился на какую-то точку на берегу реки.

— Что там? — спросила она. — !Ксаббу, что там?

Не отвечая, он побежал по берегу, грациозно перепрыгивая через почти невидимые камни, как степной олень. Через несколько секунд он оказался рядом с несколькими бесцветными деревьями, которые торчали над берегом, как дымки умирающего костра. Он схватил что-то с одного из ветвей и побежал обратно.

— Смотрите! — крикнул он, добежал во Жонглера и Сэм. — Вы только посмотрите на это!

Она наклонилась и взглянула. На его ладони лежал крошечный кусочек белой ткани, завязанный узелком. Ей потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что это означает. — Чизз! Это…?

!Ксаббу приложил кусочек к ткани, повязанной вокруг ее бедер. — Точно такая же! — Он неистово рассмеялся, такое от него она еще не слышала. — Это от Рени! Она была здесь! — Он едва не плясал, прижав крошечный кусочек ткани к груди. — Она оставила нам знак. Она знала, что мы пойдем вдоль реки. — Он повернулся к Жонглеру, и, как будто добродушно поддразнивая друга, сказал: — Я говорил тебе, что она умна! Я говорил тебе! — Он опять повернулся к Сэм. Мы должны идти вдоль реки пока хватит сил; быть может она остановилась где-нибудь впереди нас.

Сэм конечно согласилась, но, вставая с камня, не смогла подавить усталый вздох.!Ксаббу уже несся вдоль берега. Сэм пошла за ним. Жонглер покачал головой, но тоже пошел вслед за ними.

Счастье маленького человека была настолько заразительно, что вначале Сэм почувствовала себя легче, в первый раз после смерти Орландо, но постепенно холодные пальцы опять сжали ее сердце — было кое-что такое, чем она не могла поделиться даже с! Ксаббу, но что тревожило ее все больше и больше.

В Девочках-Скаутах всегда говорили, что, если ты заблудишься, ты должен оставаться на месте, сказала она самой себе. Сэм не слишком преуспела в Девочках-Скаутах, но она выучила все, что могла, особенно то, что казалось разумным и полезным. Интересно, есть ли Девочки-Скауты в Африке, откуда Рени родом? Она не была уверена, но в любом случае! Ксаббу прав — Рени очень умная женщина. Поэтому Сэм решила, что Рени должна знать правило оставайся-на-месте. И, значит, должна быть причина, почему она не осталась здесь, в месте, которое сама отметила.

Может быть ей пришлось уйти из-за того, кто шел по ее следам.

ОНА упорно шла из ничего в что-то, и, когда свет поменялся, из бездонного серого стал переливающимся и ярким, как ртуть, она поняла, что должна почувствовать возбуждение, радость, может быть освобождение. Ради этого непонятно что она останавливалась каждые несколько сот ярдов и махала зажигалкой, как посохом лозоискателя. Мир менялся, становился более материальным, и она должна была бы торжествовать, но вместо этого двигалась все медленнее и медленнее, как будто несла на себе тяжелую ношу.