— ЕЩЕ более важно, — сказала женщина-гид, профессионально улыбаясь из-за тяжелых солнцезащитных очков, — то, что у нас есть здоровая, хорошо размножающаяся популяция птиц, занесенных в "Красную книгу" — коростель, шотландская куропатка, розовая цапля, лоузианская цапля и замечательная белая цапля, и это далеко не все. Сейчас Шарлеруа завезет нас глубоко в болото. Быть может мы увидим оленя или даже рысь! — Она работала с увлечением: было ясно, что она готова с тем же энтузиазмом вести экскурсии день за днем.

Не считая гида и молодого человека, делавшего вид, что управляет лодкой, чьи загорелые руки носили змеиные следы подкожных инъекций и чье выражение лица заставляло предположить, что внутри него что-то еще горит, в лодке, неторопливо плывущей под утренним солнцем, было только шесть пассажиров: краснолицая британская пара и их маленький шумный сын, резавший ряску сувенирной светящейся палочкой, молодая пара профессионалов из центра страны, и Ольга Пирофски.

— Пожалуйста, не суйте руки в воду. — Гид сумела сохранить улыбку даже тогда, когда ее голос посуровел. — Здесь не парк развлечений — наши аллигаторы совсем не механические куклы.

Все, за исключением Ольги, почтительно рассмеялись, только мальчик никак не хотел перестать бить своей палочкой по воде, пока отец не сказал ему: — Перестань, Гарет, — и шлепнул его по затылку.

Странно, очень странно, подумала Ольга. После стольких прожитых лет и пройденных миль закончить жизнь здесь. Берег с высокими кипарисами замаячил впереди, призраки, сделанные из утреннего тумана, быстро рассеивались. Здесь конец.

Прошло уже три дня с того времени, как она достигла конца путешествия, или, возможно, путешествие бросило ее. Все замерло, стало бессмысленным, вроде этой маленькой лодки, двигавшейся по заранее определенному пути через воскрешенное болото. Этими тихими ночами Ольга никак не могла заснуть. Только иногда, когда рассвет уже касался окон ее комнаты в мотеле, ей удавалось ненадолго соскользнуть в бессознательность. Она едва находила в себе силы есть и пить, и разрешила себе не делать ничего более серьезного. Она даже не понимала, какой импульс заставил ее купить билет на эту экскурсию; здесь не было ничего, что стоило нескольких часов сна, которые у нее могли бы быть взамен. А свою цель она могла видеть отовсюду — черная башня господствовала над окрестностями, как средневековый собор над деревней и полями.

Три дня без голосов, без детей. Она не чувствовала себя такой одинокой с тех далеких ужасных дней, когда умерли ее ребенок и Александр.

И я даже не помню, что значит чувствовать, осознала она. Огромная пустота, это все, что мне осталось. Как дыра, и всю мою жизнь с того времени я что-то бросаю в эту дыру, стараясь наполнить ее. Но я не могу почувствовать ее.

И никогда не чувствовала, сообразила Ольга — ни полностью, ни по настоящему. И сейчас это была тьма, которую невозможно достичь, на другой стороне перепонки преднамеренного незнания, тонкой стене, отделяющей ее от ужаса, такого же полного, как космический вакуум.

И если бы я прошла сквозь нее, подумала она, я бы умерла. Я думала, что я сильная, но никто не может быть сильным настолько. Надо держаться по эту сторону.

— После завершения Междубережнего Барьера, — продолжала гид, — тысячи и тысячи акров канала, потерянных из-за эрозии и увеличивающейся солености, вернулись в первоначальное состояние, спасенные для будущих поколений. — Она кивнула, как если бы сама каждое утро выбиралась из кровати, смазывалась солнцезащитным кремом, надевала болотные сапоги и шла собирать барьер.

Но это же прекрасно, подумала Ольга, даже если все это иллюзия. Лодка медленно плыла мимо множества гиацинтов, дрожавших над светло-лиловой водой. Маленькие птицы неторопливо уплывали с их пути, явно знакомые с тем, что теперь было издавна установленным порядком. Кипарисы стали ближе. Солнце поднялось на пядь выше Миссисипского пролива и залива за ним, но свет не мог проникнуть внутрь чащи плотно переплетшихся между собой деревьев и сбросить с их колен туманное одеяло. Темнота между ними выглядела спокойной и спящей.

— Да, — внезапно сказал мужчина из молодой пары профессионалов, — но разве создание этого Междубережного э… Барьера… не разрушило почти все болотистые места, которые были здесь? — Он повернулся к своей жене или подруге, которая сделала вид, что ей очень интересно. — Посмотрите, корпорация, которая владеет всем этим, полностью уничтожила озеро Борне. Оно было только несколько метров в глубину, они соединили его с морем, навалили посреди кучу земли, создали остров и на нем построили штаб-квартиру корпорации. — Он посмотрел на гида, на его тонком лица явственно читался легкий вызов. Ольга решила, что он был инженером, для которого любой управляющий — враг. — Да, частью сделки было то, что они должны были позаботиться об остальном и создать маленький природный парк. При этом убив всю рыбу вокруг.

— Вы — зеленый, или что-то в этом роде? — скучным голосом спросил англичанин.

— Нет. — Молодой профессионал слегка сбавил тон. — Просто… просто я читаю газеты.

— Джи Корпорэйшн не сделала ничего плохого, — чопорно сказала гид. — У них было разрешение строить посреди озера Борне. Все абсолютно законно. Они просто… — она напряглась, сообразив, что говорит не своим обычным recititativo (* речитатив, итальянский), — они просто хотели дать что-нибудь взамен. Обществу. — Она повернулась и взглянула на юного рулевого, который округлил глаза, но все-таки увеличил скорость. Теперь они плыли мимо стволов кипариса, остроконечными островками поднимавшихся из темной воды и похожих на миниатюрные версии черной горы, постоянно вторгавшейся в сны Ольги.

Идти больше некуда, подумала она. До башни я добралась, но это частная собственность. Кто-то даже сказал, что у этой корпорации есть постоянная армия. Никаких экскурсий, никаких посетителей, войти нельзя. Она вздохнула, когда кипарисы скользнули к ним через туман, погрузив маленькую лодку в полумрак.

Ольга подумала, что все это походит на рекламу: зал водяного собора, колонны и занавеси, кипарисы, покрытые движущимся мхом, на мгновение застывшим; сама вода, спокойная и ровная, как кожа на барабане, пробуждающаяся при приближении лодки. Он почти представила себе, что они уплыли не только от лучей солнца, но вообще выпали из времени, соскользнули через тысячелетия в ту эпоху, когда люди даже не касались огромного Американского континента.

— Смотрите, — сказала гид, четко поставленный голос выдавал ее настроение с хирургической точностью скальпеля, — брошенная лодка. Это пирога, плоскодонка, которой обычно пользуются охотники и рыбаки.

Ольга невольно взглянула на скелет маленького суденышка, на его ребрах росли гиацинты, похожие на заглавные буквы раскрашенного требника. Очень живописно. Даже слишком.

— Бутафория, — прошептал юный профессионал своей половинке. — Десять лет назад здесь не было никакого болота — они буквально построили его после того, как закончили проект Озеро Борне.

— Людям, жившим на болотах, приходилось нелегко, — продолжала гид, не обращая внимания на молодого человека. — Хотя время от времени здесь происходили экономические подъемы, вызванные подорожанием меха или древесины кипарисов, спады были значительно более долгими. До того, как Джи Корпорэйшн создала Луизианский Болотный Заповедник, жизнь здесь постепенно умирала.

— На первый взгляд сейчас здесь вообще никто не живет, — заметил англичанин и рассмеялся.

— Гарет, оставь в покое черепашку, — сказала его жена.

— Нет, еще есть люди, которые живут здесь по старому, — весело ответила гид, радуясь легкому вопросу. — Вы увидите их во время нашей последней остановки, когда мы окажемся на Болотном Рынке. Старые ремесла и умения не забыты, но бережно сохранены.

— Как мертвая свинья, заспиртованная в кувшине, — тихо сказал инженер, и Ольга поразилась неожиданному сравнению.