Сестра. Что вы говорите, родной! Разве можно так думать?
Иванов. Я знаю, что я плох. Выздоровлю, тогда напишу из части. А где та девушка-санитарка, которую я нес, у нее нога была подранена?..
Сестра. Она скончалась, у нее полостное ранение и перебит позвоночник.
Молчание.
Иванов. А все боялась, что я засну в снегу и все хотела нести меня на своих тонких ручках… А теперь сама уснула, моя добрая дочка.
Сестра. Не волнуйтесь… Вы скоро поправитесь, вам опять будет хорошо.
Иванов. Я поправлюсь, чтобы опять воевать, а хорошо жить, хорошо жить мне не нужно, я не хочу… Я буду жить с Олей и детьми на берегу озера. (У Иванова закрываются глаза и остаются полуоткрытыми, у него начинается бред). дом на берегу озера, я буду там жить, в доме растет трава, вы не рвите ее…
Сестра склоняется к голове Иванова, оправляет ему подушку и гладит ему лоб.
Ольга сидит у окна пустой дощатой комнаты — в прежнем положении. На подоконнике цветок. Ольга трогает рукой сухие стебли цветка.
Ольга. Как бы я хотела быть сейчас возле него — хоть недолго, хоть дотронуться только до его руки, до его лица… Что с ним сейчас, живой он или мертвый?.. Может быть, один холодный ветер касается его лица!
Ольга встает, полная ужаснувшего ее воображение образа мертвого мужа. Раздается протяжный гудок электростанции, и с краткими паузами он повторяется несколько раз. Ольга в тревоге прислушивается и выходит из жилища.
Дорога из поселка к электростанции. Слышен напряженный гул работающих котлов и турбогенераторов. По дороге идут люди, в полусумраке видны их силуэты — человек пять-шесть, все женщины, закутанные в шали и платки. Еще раз звучит протяжный, прерывающийся гудок электростанции.
На дорогу выходит Ольга. Она спрашивает у одной женщины, — Софьи Ивановны, — идущей к станции: — Отчего гудит гудок? На фронте что-нибудь случилось?
Софья Ивановна. А ты откуда сама-то? Только приехала, что ль?
Ольга. Приехала… А что случилось?
Софья Ивановна. Если все будем только ездить взад-назад, да без дела мотаться, так оно всякое может случиться…
Ольга идет рядом с женщиной.
Ольга. Чего вы сердитесь, я только из вагона вышла…
Софья Ивановна. А мужика-то при вещах, что ль, оставила? Где он у тебя, чего одна ходишь?
Ольга. А твой где — на печке лежит или в колхозе дояркой служит?
Софья Ивановна. Эка, вострая!.. Мой — на фронте!
Ольга. Пишет чего?
Софья Ивановна. Нету, перестал чего-то, давно писем уже не получали.
Ольга. И мой не пишет.
Ольга приостанавливается. Софья Ивановна, также приостановившись, берет Ольгу за руку и увлекает ее за собой.
Софья Ивановна. Пойдем-пойдем. Уголь разгружать пойдем, слыхала — станция гудком народ звала.
Ольга. Слыхала… Я потом приду, я к детям сначала схожу.
Софья Ивановна. Эва, откуда дура такая неладная к нам прибыла!..
Ольга. Сама ты неладная!..
Софья Ивановна. Машины-то встанут на станции, тебя ждать не будут! А от них и заводы встанут, а на заводах пушки, танки и пули делают, а ты письма ждешь!.. Нету тебе письма, и мне через тебя не будет! Побьют немцы наших мужиков, и нечем им оборониться!.. Иди теперь к семейству, сиди при нем сиднем, пока дети через тебя сиротами не станут!..
Софья Ивановна уходит прочь вперед и Ольга остается одна на ночной дороге. Протяжный гудок электростанции.
Ольга уходит в обратную сторону к своим детям. Внутренность товарного вагона, теплушки. У горячей печки сидит Бабушка. Вагон спит, дети бормочут во сне.
Бабушка. Ушла — и нету. Ушла — и нету… Эх, беззаботная головушка!
Из глубины вагонных нар выходит Степан и появляется возле Бабушки, потягиваясь, гримасничая, делая те нелепые, наивные, очаровательные жесты и движения, которые свойственны его переломному возрасту, меж детством и юностью, — то есть, отдельные члены его тела — руки, ноги, голова, туловище — действуют и двигаются как бы не согласованно, а каждый сам по себе.
Степан. Бабушка, а где мама? Бабушка. А демон ее знает — где мама твоя!
Степан. А демон где??? дай пожевать чего-нибудь! Скоро там утро-то будет?..
Бабушка. Вот утро будет, тогда и пожуешь… Ты вчера весь день жевал!
Степан. А ты вчера целый пузырь витаминов выпила!
Бабушка. Ну что ж — это лекарство такое… Ступай на станцию — посмотри, где мать заблудилась.
Степан. Ну — дай! Бабушка. Я тебе дам вот, дам!!
Петрушка и Настя выползают из яруса нар.
Петрушка. Бабушка, ты чего ему даешь?
Настя. И нам кушать давай, мы тоже захотели… Бабушка, а где наш дом, я домой хочу!
Бабушка. Ну, идите, идите все сюда… Иди, Настенька!..
Бабушка ласкает Настю.
Бабушка (Степану). Открой, что ль, банку с овощными консервами, пожуйте маленько.
Степан. Чего ее открывать — там витаминов нету. Лучше я сала отрежу.
Степан достает из-под нар чемодан, открывает его и начинает там орудовать, а Петр и Настя склоняются над чемоданом в детской алчности.
Раскрывается дверь вагона, и в вагон по стремянке поднимается мать — Ольга.
Бабушка. дали квартиру-то?
Ольга. дали, мамаша. Квартира хорошая. (Сыну). Степушка, пойдем со мной, ты мне поможешь. Одевайся потеплее и меховые рукавицы возьми.
Степан. А куда? Я есть захотел…
Ольга (сурово). Скорее, я говорю! Потом поешь. (К Бабушке). Мама, уложи детей…
Степан стаскивает с нар свою куртку, недовольно бормоча на мать.
Мощный паровоз толкает сзади в упор состав с платформами, груженными углем.
Этот же состав стоит на подъездном пути возле котельной электростанции. Народ — женщины, подростки и старики подымаются с лопатами на платформы.
На одну платформу залезает Ольга и ее сын, Степан. Виден фронт работ (или часть его), подсвечиваемый прожектором или сильными лампами, — пелена поземки то застилает фронт работ, то проходит и тогда ясно видны люди на платформах, быстро разгружающие уголь лопатами.
Платформа, на которой работают Ольга и Степан. Ольга работает неумело, ей непривычно, но трудится она со всем усердием и на лице ее печать удовлетворения.
Степан же работает лениво, он зевает, ежится.
На соседней платформе работает Софья Ивановна. Она поглядела в сторону Ольги и узнала ее.
Софья Ивановна. А я думала — ты не придешь!
Ольга. Почему не приду?.. Одними слезами мужа не сбережешь.
Софья Ивановна. Вот это ты правду сказала!..
Платформа, где работают Ольга и Степан. Со Степаном происходит следующее: он работает, как мать, только медленнее ее; затем он закрывает глаза и работает как слепой; затем пробует скидывать уголь одной правой рукой, зажав ручку лопаты под мышку, а левая рука у него повисла.
Степан. Мать, у меня одна рука не действует.
Ольга. Отчего?
Степан. Она не хочет. И глаза сами спят.
Ольга. Ну, отца немцы убьют.
Степан открывает глаза и начинает быстро работать.
Степан. Ну да, убьют — я им убью!
Пелена поземки застилает платформы и людей на них.
Электростанция. Напряженный мелодичный гул работающих котлов и машин. Форсированное дутье низких дымовых труб. зарево света на темном небе над электростанцией.
Еле видно другое зарево света вдалеке, на большом расстоянии отсюда, в самой глубине ночного мрака — и опять такое же зарево у подножья мощного силуэта черной горы, и еще одно зарево — уже столь далекое, словно само предприятие, излучающее свет, находится на небе, и еще далее — созвездие электрических огней, рассеянных по всему кругу темной ночной земли.
Пелена поземки медленно затягивает эти далекие электрические огни.
Темно на экране.
На очень большом удалении — быстрые отсветы огня на небе: отражение артиллерийской стрельбы.