«За детский бред, где всё казалось свято…»
За детский бред, где всё казалось свято,
Как может быть святым лишь детский бред,
За сон любви, слепительный когда-то,
За детское невидящее «нет»,
Которым все, как ясной сталью сжато, –
Ты дашь за всё, ты дашь за всё ответ!
Ты помнишь сад, где томно пахла мята,
Где колыхался призрачный рассвет?..
В твоем саду всё стоптано, всё смято, –
За детский бред!
Что ж плачешь ты, как над могилой брата?
Чего ж ты ждешь?.. Уже не блещет свет,
И нет цветов… О, вот она – расплата
За детский бред!
«…И умерло всё, что могло бы возникнуть…»
…И умерло всё, что могло бы возникнуть.
Так с мели порой всё смывает волна.
И в сердце, омытом тоской, – тишина.
И сердце не может ни вспыхнуть, ни крикнуть.
И сердце уж больше не хочет восторга,
И сердце не смеет мечтать о любви.
Изранено, – молча трепещет в крови:
Изныло оно от постыдного торга.
Изныло, застыло, и только порою
Томительным жалом коснется к нему
Всё то, что могло бы прожечь эту тьму
И жизнью сверкнуть – огнецветной, иною…
«Пусть так. Я склоняюсь с покорной молитвой…»
Пусть так. Я склоняюсь с покорной молитвой,
Без слез, без ненужной борьбы.
Как верный во храме, как рыцарь пред битвой,
Я слушаю шепот Судьбы.
Мне внятны ее несказанные песни,
Что раз нам дано услыхать…
И, если ты вскрикнешь: «воскресни! воскресни!» –
Не знаю, смогу ли я встать.
Я странно устала. Довольно! Довольно!
Безвестная близится даль.
И сердцу не страшно. И сердцу не больно.
И близкого счастья – не жаль.
«Твой шлем покатился, и меч твой разбит…»
…Радостно крикну из праха: «я твой»!
Твой шлем покатился, и меч твой разбит.
Из рук твоих выпал надежный твой щит.
И ты, безоружный, лежишь на земле,
И двое нас – двое в предутренней мгле.
И я – победитель в последнем бою –
Последнюю песню покорно пою.
Ты помнишь, как шли мы в пыли, в темноте,
По разным дорогам, но к общей мечте.
Ты помнишь, ты помнишь, как в годах и днях
Меня лишь искал ты в огнях и тенях.
И, еле завидев, ты крикнул: «моя!»
На зов твой – ударом ответила я.
И миг нашей встречи стал мигом борьбы:
Мы приняли вызов незрячей Судьбы.
И вот – ты повержен, недвижим и нем…
Но так же расколот мой щит и мой шлем.
Ты радостно шепчешь из праха: «я твой!»
Но смерть за моею стоит головой.
Заветное имя лепечут уста.
Даль неба, как первая ласка, чиста.
И я, умирая, одно сознаю:
Мы вместе! мы вместе! очнемся в раю.
«Лежу бессильно и безвольно…»
Лежу бессильно и безвольно…
В дыму кадильном надо мной
Напев трепещет богомольный,
Напев прощанья с жизнью дольной,
С неверной радостью земной.
Невеста, – в белом покрывале,
И fleur d’orang’eвoм венке, –
Я жду тебя в пустынном зале,
Где мы с тобой рассвет встречали,
Где ночь я встретила в тоске.
Я знаю: ты придешь, покорный,
Прильнешь к синеющим губам…
Но не отбросить креп узорный,
Но не рассеять сон мой черный,
Твоим томящимся рукам!
Что мне до ласк и поцелуя!
Что мне до запоздалых слов!
Взгляни, взгляни, как тихо сплю я…
И не могу, и не хочу я,
Тебе ответный бросить зов!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Муза, ты снова со мною!..»
Муза, ты снова со мною!
Снова, как прежде, верна мне!..
Правда ль, что чьей-то рукою
Склепа раздвинуты камни?
Правда ль, что в жизни мы снова?
Правда ль, что солнце сверкает?
…С сонной улыбкой, оковы
Смерти – мечта отряхает.
Нас ли с тобой погребали?
В сумраке сонного склепа
Нас ли, дрожа, целовали?
Складки прозрачного крепа?
Только вчера это было…
Чьи ж пробудили нас ласки?
Муза! я все позабыла.
Муза! Мы в жизни – иль в сказке?
Я от молчанья – устала.
Солнечных гимнов – мне страшно…
Муза! Откинь покрывало,
Спой мне про сон наш вчерашний.
Спой мне про снежные горы,
Про упоенье бесстрастья…
Солнца сжигают нас взоры…
Муза! Мне страшно – от счастья!
«Погас, как дали аметистовые…»
Погас, как дали аметистовые,
Мой сон, не вспыхнув наяву…
Страницы жизни перелистывая,
Начну ль я новую главу?
И лира, музою мне вверенная,
Вновь зазвучит ли в тишине?
И в новь промчится ль песнь размеренная,
Мой недопетый гимн весне?
Увижу ль страны обетованные,
Куда иду сквозь стоны мук?
Иль упадут – томленьем скованные –
Изгибы ослабевших рук?
И я сама склонюсь, безжизненная,
На холодеющий уступ,
И лишь улыбка укоризненная –
Кому? – окрасит бледность губ?
…Луга темнеют, малахитовые,
И даль – как ласковый обман.
Я подхожу опять, испытывая,
К пределам неоткрытых стран.