Хейдьюк и Смит прислушивались к утреннему штилю. Они наблюдали за растущей вспышкой сета на восточном горизонте. Тишина. Единственный звук — прошуршавшая мимо них в траве ящерица. Когда оба караульных добрались до своих местах и подали им сигнал «все спокойно», Смит и Хейдьюк взяли плоскогубцы, гирку, лопату и брусок и принялись за работу. Два дня назад они уже тщательно обследовали намеченную цель, поэтому они ясно представляли себе, что следует делать.
Во-первых, они перерезали ограждение. Затем выгребли балласт из-под ближайшей к мосту шпалы с той стороны, откуда должен был появиться поезд. Когда яма оказалась размером с ящик из-под яблок, Хейдьюк сверился со своей «Карточкой разрушения строений». Это удобное карманное пособие (GTA 5–10-9), небольшое, ламинированное, он освободил от службы в Специальных войсках, когда служил в них сам. Он еще раз проверил формулу: один килограмм равен 2,2 фунта; нам нужно три заряда по 1,25 килограмма каждый, ну, скажем на всякий случай, по три фунта каждый.
— Ну, так, Редкий, — говорит он, — размера этой ямы нам хватит. Копай вторую на расстоянии пяти шпал. А я уложу заряд.
Хейдьюк отошел от железнодорожного полотна, направляется к запечатанным ящикам, ожидающим на дюне. Вскрыл первый из них — взрывчатка, 60 процентов нитроглицерина, скорость 18 200 футов на фунт, быстродействующая; вынул шесть патронов — трубочек длиною восемь дюймов, весом восемь унций, завернутых в парафинированную бумагу. Затем подготовил запал, пробив отверстие в одном из патронов своим специальным ножом (не дающим искр), вставив в отверстие капсюль (электрический) и соединив его ножки. Дальше он связал вместе шесть патронов, поместив инициирующий посредине. Все это он с большим уважением поместил в яму под первой шпалой, присоединил провода к ножкам капсюля (все провода изолированные), вернул на место и утрамбовал балласт, закрывая и маскируя заряд. Теперь видны только провода; их яркие желтые и красные виниловые оболочки блестят на полотне дороги. Хейдьюк засунул их пока что под рельс, так что их может заметить только пешеход.
Проверка караульных. Бонни выделяется на фоне неба на запад от моста. Она следит за изгибом железнодорожного пути к западу и северу. Он смотрит на восток. Док оперся на ствол кедра на самом краю обрыва, курит свою сигару и ободряюще кивает ему.
Хейдьюк подготовил второй заряд так же, как и первый, и заложил его во вторую яму, которую редкий Гость к этому времени уже подготовил. Вместе они готовят третью, на расстоянии десяти шпал от моста.
— Почему бы нам просто не взорвать мост? — спросил Смит
— Взорвем, — ответил Хейдьюк. — Но мосты — штука хитрая, требуют много времени, много взрывчатки. Я подумал, нам надо сначала справиться с поездом.
— Поезд придет с этой стороны?
— Да. Вниз с Черной горы, груженый углем. Восемьдесят вагонов по сто тонн каждый. Мы взорвем рельсы прямо перед локомотивом, и весь состав летит к чертям в каньон, будет мост или его не будет.
— Весь?
— Должен. По крайней мере, локомотив мы точно достанем, а это дорогая штука. Им там крепко достанется, старушкам Тихоокеанской компании газа и электричества и Аризонской компании по обслуживанию населения. Ох, как им достанется! Мы им здорово подпортим их энергосистемы.
Солнце поднимается — могучий огненный диск. Хейдьюку и Смиту становится жарко. Закончена третья яма; Хейдьюк закладывает третий заряд, прикрывает, трамбует. Отдохнув минутку, они улыбаются друг другу — белые улыбки на темных потных лицах.
— Какого черта ты улыбаешься, Редкий?
— Я жутко боюсь, вот и все. А вот ты какого черта улыбаешься?
— То же самое, compadre. Ты слышал уханье совы?
Бонни Абцуг повернулась к ним лицом, машет руками. Док тоже подал сигналы тревоги.
— Хватай инструменты. Чтоб ничего не было видно.
Хейдьюк засунул концы поводов от третьего заряда так, чтобы их не было видно. Смит помчался к дюнам с лопатой и киркой. Хейдьюк осмотрел свою работу, — вдруг что-нибудь не так; но все выглядело нормально.
Они побежали, чтобы где-нибудь спрятаться, таща свои инструменты, оставляя повсюду вокруг глубокие следы. С этим уж ничего не поделаешь. Они легли и ждут, прислушиваясь, и слышат шум и перестук колес электрической дрезины, спускающейся под уклон. Хейдьюк выглянул, краем глаза он увидел желтую кабину на колесах, окна открыты, внутри — трое мужчин, один внимательно оглядывает путь впереди, стоя за пультом управления.
Бонни и Док залегли в кустах. Бонни, лежа в песке на животе, увидела, как с ее стороны приближается дрезина, замедляет ход перед мостом, останавливается на мгновение на его середине, снова двигается и проезжает глубокое ущелье под нею. Слышен смех. Дрезина удалилась по дуге, с троллеев летят искры, звук двигателя постепенно замирает вдалеке, уходя в тишину. Дрезину не видно и не слышно. Прошла.
Бригада задержалась на мосту — внезапно понимает она, — чтобы поглядеть на ее граффити в духе модерн на бетоне берегового контрфорса, ее красно-черную декоративную надпись: КАСТЕР НОСИТ РУБАШКУ СО СТРЕЛАМИ — К Р А С Н А Я В Л А С Т Ь!
Бонни расстегнула свитер, — солнце уже начинает припекать, — надела дымчатые очки, поправила поля своей огромной легкомысленной шляпы. Грета Гарбо на карауле. Увидела Хейдьюка: он выскочил из своего укрытия, неся в руках нечто, напоминающее большую металлическую шпульку. Приземистый, мощный, сейчас он более чем когда-либо напоминал человекообразную обезьяну. Дарвин был прав. Редкий Гость Смит вышел следом за Хейдьюком, длинный и тощий. Мутации; широчайшее разнообразие генофонда; беспредельное варьирование комбинаций, перестановок и сочетаний. Кто, как-то неотчетливо думалось ей, — кто станет отцом моего ребенка? В ближайших окрестностях — ни одного подходящего кандидата.
Глядя, как Хейдьюк склонился над рельсами, она заметила нож, блеснувший у него в руке, видела, как он срастил и заизолировал концы проводов. Подсоединив четвертый заряд, Хейдьюк подсоединил свободные концы взрывных капсюлей к основному проводу, замкнув все заряды в единый контур. Затем он начал разматывать провод, отходя все дальше от моста вдоль края каньона к месту, укрытому нависающей скалой так, что его не было видно с места взрыва. Он поставил катушку и пошел вдоль проводов обратно к мосту, пряча их на ходу под нависающим краем обрыва, чтобы они не были заметны, — то есть, не были заметны для любой пары глаз, глядящих с востока. Подойдя к полотну дороги, он взял провода, которые еще не были спрятаны, и прикрепил их к ребру рельса, под его головкой, чтобы они тоже не были заметны.
Бонни наблюдала, как он разговаривал со Смитом; видела, как Смит слегка ткнул его под ребра, как они положили руки друг другу на плечи, как пара борцов сумо в боевой стойке. В том, как они улыбались друг другу, в том, как друг с другом обращались, было что-то, что раздражало и оскорбляло ее. Все мужчины в душе, думала она, — или в самой глубине души, следует сказать? — в самом деле какие-то странные. То, как футболисты похлопывают друг друга по заду, выбегая на поле или выбираясь из свалки. Греческие болельщики и их нервный центр. Странные, как улитки. Хотя ни один из них найдет в себе порядочности, или честности, или мужества, чтобы признать это. И уж, конечно, они все вместе — против женщин. Свинская порода. Кому они нужны? Она взглянула ласково на двух дурачков внизу, возившихся друг с другом. Неотесанные мужики. Пара клоунов. Чудные, как морское ушко. Док, у того хоть есть чувство собственного достоинства, светский лоск. Хотя и не слишком много. А где он, кстати? Она стала вглядываться очень внимательно и наконец различила его фигуру в тени дерева, — голова его поникла, он засыпал стоя. Господи, подумала она; ну и скучная же работа эта преступная анархия.