Они мчались вперед, прямым курсом на встречу с бедою. Огоньки инструментальной панели освещали из-под козырька три торжественных, сонных лица: грозное, непреклонное (думала она) лицо Дока, бородатое, с красными глазами и рубиновым носом; лицо Редкого Гостя Смита, по-домашнему уютно честное, открытое, неисправимо деревенское, буколическое; и, конечно мое — этот необычайно элегантный профиль, эта классическая прелесть, которая сводит мужчин с ума. Да, конечно.

— Снова направо, солнышко, примерно через милю, — бормочет Смит. — Осторожно, там лошади.

— Лошади? Какие лошади?

Тормоза. Визг резины. Две тонны стали, плоти, динамита промчались, как тень, через табун лошадей. Перепуганные глаза, большие, как бильярдные шары, мерцали в темноте, — от рождения недокормленные индейские лошадки маскировочной окраски, что бродят вдоль дорог среди бурьяна, консервных жестянок и колючек. Она не задела ни одну из них.

Док вздохнул. Смит улыбнулся.

— Надеюсь, я никого не испугала, — сказала она.

— Ни черта, — ответил Смит. — Задница вроде как помялась, только и всего.

— Их не видно, пока на них не наедешь, — объяснила она.

— Это верно, — согласился Смит. — Поэтому через каждые две мили стоят знаки ОСТОРОЖНО ЖИВОТНЫЕ СЛЕДУЮЩИЕ ДВАДЦАТЬ МИЛЬ.

— Я вполне прилично вела, — сказала Бонни.

— Проклятые краснокожие дикари, — сказал Док. — Не могут повесить вдоль дороги ограждения. Для чего мы платим им пособия? На этих аборигенов ни в чем нельзя положиться — ничего не сделают нормально.

— Это верно, — сказал Смит. — Сверни вон там на грунтовку, где написано «Шонто — тридцать пять миль».

Они поехали по грунтовке, похожей на стиральную доску. Маленькие голубые огоньки протянулись по горизонту: полностью автоматизированный электропоезд с углем компании BM LP.

Их все еще окружала темнота. Они мало что могли видеть: дорогу прямо впереди, обрамленную полынью, несколько звезд да вон те голубые огоньки. Появилось что-то вроде туннеля.

— Так, — сказал Смит, — вон там железная дорога. — Как проскочишь через шлагбаум — резко сворачивай влево.

Так она и сделала, сменив дорогу в Шонто на песчаную тропу для телег.

— Жми крепче, — говорит Смит. — Тут глубокий песок.

Большая машина стонала, снижая обороты автоматически, когда колеса утопали глубоко в песке, и выскакивала, раскачиваясь, ныряя в песчаных холмах, скрежеща днищем о кактусы и бурьян.

— Отлично идешь, солнышко, — говорит Смит. — Давай, гони как можно дальше. Все правильно. Теперь, вон там, видишь развилку? Там остановишься, развернешь машину. Дальше пойдем пешком.

Она остановила машину в указанном Смитом месте. Мотор умолк (в воздухе — запах перегретого двигателя). Они вышли, потянулись, увидели плывущий им навстречу рассвет, подсвечивающий лиловые облака на востоке.

— Где мы?

— Примерно в миле от моста. Мы нашли это место пару дней назад. С железной дороги машину не видно, и никакого жилья, даже индейской хижины, в радиусе пяти миль вокруг. Никого вокруг, кроме нас, сумчатых крыс да ящериц.

Пауза. В тишине пустыни, под небом, усеянным звездами и слегка окрашенным поднимающимся солнцем, они смотрели друг на друга — трое маленьких, слабых, испуганных смертных. Время замерло, подумала она; время замерло, все стояли и думали. Чудовища еще даже и не видно. Есть еще время для рассудительного, спокойного размышления; есть время привести в порядок мысли; есть время соблюсти приличия, здравый рассудок, все доброе, безопасное, порядочное, во имя Господа нашего Иисуса Христа.

Они смотрели друг на друга, улыбки дрожали на их замерзших губах. Каждый ждал, что другой скажет, наконец, какое-нибудь осмысленное слово. Но никто не хотел быть первым.

Доктор Сарвис широко улыбнулся и, раскинув свои огромные руки в стороны, распахнул им просторные объятия. «Ладно, друзья. Подите-ка ко мне». Они подошли к нему вплотную, и он прижал их обоих — еврейскую изгнанницу, отверженного мормона — к своей могучей епископальной, анархо-синдикалистской груди борца за свободу воли. «Мы намерены противостоять Власти и подрезать ей когти. Мы станем героями и будем жить в славе».

Она прижалась к его широкой теплой груди.

— Да, — сказала она, дрожа от холода и страха, — ты чертовски прав.

И Капитан Смит:

— Почему бы и нет, черт подери?

За работу. Смит и Сарвис водрузили по ящику тончайшей взрывчатки на плечо и с трудом побрели по песку на запад. Бонни шла за ними с флягой, лопатой и киркой; на голове — широкополая шляпа в стиле Греты Гарбо.

Где-то позади, в сумраке, за дюнами, послышалось завывание джипа на двух ведущих осях. Демон появился, следует за ними.

Он догнал их около моста.

«Йа-та-хей!»

Ухмыляясь, как мальчишка на Хеллоувин, Хейдьюк выскочил прямо на них. Он доставил все недостающее оборудование: электрические взрывные капсюли, катушку провода, обжимные щипцы, взрывную машинку (надежная старая рабочая лошадка, Дюпон № 50). Пошатываясь, он добрел до них по песку в утреннем сумраке и остановился вместе с ними, и все четверо посмотрели на свою главную цель.

Это был мост балочного типа, сорок футов длиной, на стальных двутавровых балках, заделанных в бетон, залитый в стены каньона; пропасть под ним была глубиною футов двести. Внизу, на дне ее, во мраке и холоде, среди каменных плит текла по зыбучему песку тоненькая струйка воды, поблескивая, как жестянка, в последнем свете гаснущих звезд. Там росли ивы, приземистые тополя, кусты травы и тростника. Все было совершенно неподвижно, никаких следов животных, хотя овечий специфический дух ощущался безошибочно.

За мостом железнодорожное полотно изгибаясь, терялось из виду, уходя в глубокую прорезь в кряже. Оттуда, где они стояли, модно было увидеть не более полумили рельсового пути в обоих направлениях.

— Так, караульные, — сказал Хейдьюк. — Бонни, ты полезай на верх вон того крутого обрыва, — указал — на той стороне. Возьми вот этот бинокль. Док, –

— Ты же сказал, поезд появится здесь не раньше восьми, — перебила его Бонни.

— Ага, верно, а вот об этом ты подумала? Путевые обходчики проедут здесь на своей маленькой дрезине, они, козлы, всюду суют свой длинный нос, проверяя линию перед проходом поезда. А? По местам, караульные. Не засните. Док, почему бы вам не пойти другой дорогой и найти себе удобное местечко под кедром. А мы с Капитаном Смитом сделаем всю грязную работу.

— Ты всегда берешься за грязную работу, — проворчала Бонни.

Хейдьюк улыбнулся хищной улыбкой.

— Нечего сразу нюни распускать, Абцуг. Я тут приготовил для тебя, черт подери, специальное угощение, вот оно, у меня в руках. Он поставил взрыватель на землю.

— Почему мы это делаем? — спросил кто-то из них еще раз. Не Док. Не Смит.

— И не забудь вот эту краску. — Он подтолкнул к ней распылители с краской.

— Почему? — снова спросила она.

— Потому что, — пояснил Хейдьюк в последний раз, тихо и терпеливо. — Потому что кто-то должен это делать. Вот почему.

Тишина. Впереди поднималось солнце.

Док начал карабкаться на свой пост на холме, оставляя глубокие следы в песке, как альпинистские ботинки в снегу. Бонни пролезла через ограду полосы отчуждения и по пути на другую сторону принялась обрызгивать краской балки моста.