Многие из этих расходов можно было расписать по статьям не облагаемых налогом производственных затрат компании Смита (ЭКСПЕДИЦИИ В ГЛУШЬ), но даже и при этом начальные издержки были очень значительными. Добрый доктор предоставлял наличные, которыми Смит редко располагал, и выписывал большую часть чеков. Взрывчатка, конечно, налогом не облагалась; в отчете Дока для Службы внутренних доходов она проходила по статье затрат на совершенствование ранчо (у него было небольшое ранчо, всего 225 акров в горах Манзано — «налоговое убежище»), и на проведение предварительной разведки полезных ископаемых согласно заявке на открытие рудника на территории, которой он владел в той же местности.
— Перчатки! — требовал Хейдьюк. — Перчатки! Никакой этой хреновой обезьяньей работы не будет без перчаток!
И Док покупал каждому члену команды по три пары перчаток высшего качества из оленьей кожи.
— Сноу-Сил! (Это про сапоги).
Он покупал Сноу-Сил.
— Пистолеты!.
— Нет.
— Ружья!
— Нет.
— Арахисовое масло.
— Ружья и арахисовое масло! — рычал Хейдьюк.
— Арахисовое масло — да. Ружья — нет.
— Надо ж себя, мать твою, чем-то же защищать.
— Никакого оружия, — Док умел быть упрямым.
— Эти же засранцы будут в нас стрелять!
— Никакого насилия.
— А каким чертом отстреливаться будем?
— Никакого кровопролития, — Доктор стоял на своем.
Хейдьюк снова остался в меньшинстве, снова один против трех. Поэтому пока что он скрывал свое оружие, как только мог, и носил с собою только револьвер во внутреннем кармане своего рюкзака.
Док купил шесть упаковок экологически чистого арахисового масла «Глухой Смит» — нерафинированного, негидрогенизированного, натурального продукта, произведенного из высушенного на солнце арахиса, выращенного на унавоженной земле без помощи гербицидов, пестицидов или окружных агентов. Редкий Гость Смит (не имеющий родственного отношения к тому Смиту) распределили это арахисовое масло стратегически по всему плато Колорадо — банку здесь, банку там, от самого Лукового ручья до Пакистанских ключей, от Складчатого прохода до горы Железной кружки, от Тавапутса, Юта, до Моэнкопи, Аризона. Жирное темное арахисовое масло.
Однажды, в самом начале кампании, когда они наполнили баки горючим на автозаправке, Док собирался было заплатить со своей кредитной карточки. Хейдьюк потащил его в сторону. Никаких кредитных карточек, сказал он.
— Никаких кредитных карточек?
— Никаких ваших чертовых кредитных карточек; вы что ли хотите оставить чертов след в милю шириной своей чертовой подписью всюду, где мы появимся?
— А, понятно, сказал доктор. Плачу наличными, никаких кредитных карточек. Будем осмотрительны.
Поначалу они не воровали, не покупали и не применяли взрывчатые материалы. Хейдьюк настаивал на их немедленном употреблении, массированном и основательном, но остальные трое возражали. Доктор боялся динамита; динамит — это анархия, а анархия — это не решение вопроса. Абцуг подчеркивала, что любые типы фейерверков незаконны во всех юго-западных штатах; кроме того, она слышала, что взрывные капсюли вызывают рак шейных позвонков. Доктор, опять-таки, напомнил Хейдьюку, что применение взрывчатых материалов для незаконных (хотя и конструктивных) целей является уголовным преступлением, а что касается мостов и автомагистралей, — еще и нарушением федеральных законов. А вот просто налить немножко сиропа Каро в топливный бак или подсыпать песочку или наждака в маслоналивную горловину — просто безобидный проступок, едва ли больший, чем проделка на День всех святых.
Перед ними встал вопрос выбора между скрытыми, замысловатыми методами тихой агрессии и демонстративным, скандальным, яростным индустриальным саботажем. Нейдьюк предпочитал скандальный, яростный. Остальные — наоборот. Забаллотированный, как обычно, Хейдьюк раскипятился, но позже утешился тем, что по мере развития операции дела пойдут круче. На каждое действие — все большее противодействие. В конце концов, он же ветеран Вьетнама. Он хорошо знал, как работает система. Время, текущее и истекающее ото дня ко дню, было на его стороне.
Каждый тайник с запасами провианта и снаряжения был сделан весьма скрупулезно. Все, что можно было съесть, выпить или иным образом употребить или уничтожить, они сложили в металлические ящики на замках. Инструменты — наточены, смазаны, уложены в футляры и обернуты тканью. Если была возможность, их закапывали, если нет — тщательно укрывали камнями и кустами. Все места тайников были замаскированы, все следы заметены, веником или ветками. Ни один тайник не считался готовым, пока он не был проинспектирован и Хейдьюком, и Смитом — старшими военными консультантами компании — Фокспак? Сикспак? Мстители пустыни? Банда деревянного башмака? Даже по поводу названия для самих себя они никак не могли прийти к согласию. Маневр «Арахисовое масло»? Рейдеры Пурпурной полыни? Молодые американцы — за свободу? Женский христианский союз «За трезвость»? Не могли договориться. Кто здесь главный? Мы все здесь главные, говорила Бонни. Нету здесь главных, говорил доктор. Вшивый способ делать вашу чертову революцию, жаловался Хейдьюк; он страдал от отсутствия авторитаризма, отставной сержант Дж. Ваш. Хейдьюк.
— Cпокойно, мир, пожалуйста, pax vobiscum, — говорил доктор. Но и его возбуждение и волнение становились все сильнее. Взять хотя бы этот случай в новом здании Медицинского центра университета, которое обошлось в пятьдесят миллионов долларов. Дело происходило в одном из учебных корпусов стоимостью в миллион долларов. Здание пахло сырым цементом. Окон было мало, и они были похожи на бойницы — глубокие, длинные, узкие. Система кондиционирования была самая современная. Когда доктор Сарвис зашел однажды в аудиторию, чтобы читать лекцию на тему «Индустриальные загрязнения и респираторные заболевания», — он нашел, что в ней чересчур жарко, воздух тяжелый, спертый. Студенты выглядели более сонными, чем обычно, но их это не волновало.
— Надо бы проветрить здесь, — проворчал доктор. Один из студентов пожал плечами. Остальные кивали головами — сонно, а не в знак согласия. Док подошел к ближайшему окну и попытался его открыть. Но как? На нем вроде бы не было никакой петли, задвижки, защелки, щеколды, шпингалета, открывающейся рамы, крючка или ручки.
— Как вы открываете это окно? — спросил он у ближайшего студента.
— Не знаю, сэр, — ответил тот. Другой сказал:
— Оно не открывается; здесь же система кондиционирования.
— А если нам, предположим, нужен свежий воздух? — спросил доктор, вполне спокойно и благоразумно.
— В кондиционированном помещении никто не открывает окон, — заметил тот же студент, — они завинчены.
— Понятно, — сказал Док, — однако же нам нужен свежий воздух.
(За окнами, внизу чирикали на солнышке птички в любовном волнении, прелюбодействовали в кустах гортензии).
— Что же нам делать в этом случае? — спросил доктор.
— Наверное, вы можете пожаловаться в администрацию, — сказал третий, замечание, всегда вызывающее дружный смех.
По-прежнему спокойно и благоразумно он подошел к столу в металлической раме, стоявшему у доски, поднял стул на стальных ножках, поджидавший его у стола, и, держа его за сиденье и спинку, разбил оконные стекла. Все. Очень тщательно. Студенты наблюдали за ним с молчаливым одобрением и наградили его овациями по завершении этой операции. Док вытер руки.
— Сегодня переклички не будет, — сказал он.
В один прекрасный день в начале июня, направляясь на запад из Блендинга, штат Юта, за новой добычей, банда остановилась на вершине горного хребта Ком Ридж, чтобы бросить взгляд на мир внизу. Они ехали вчетвером, плотно усевшись в широкой кабине пикапа Смита. Было время обеда. Пикап тащился по пыльной дороге — автодороге 95 штата Юта — и повернул на юг по следу джипа, тянувшемуся вдоль гребня. Горный хребет Ком Ридж — большая моноклинальная складка, отлого поднимающаяся к востоку и круто падающая к западу под углом почти 90 градусов. От вершины прямо вниз идет отвесный склон футов в пятьсот, а пониже скалы тянется крутой делювиальный откос еще футов на триста или больше. Подобно многим другим каньонам, столовым горам и моноклиналям на юго-востоке штата Юта, Ком Ридж представляет собою серьезное препятствие для путешествий в направлении восток — запад. Или был им когда-то. Бог сотворил его для этого.