Нет, о покое говорить не будем!
Из словарей в последние года
Чертою жирной вычеркнули люди
Прекраснейшее слово навсегда.
И мы совсем забыли — что такое
Мир на земле и тишина в сердцах.
Нет! Говорить не будем о покое,
Пока средь нас крадется всюду Страх.
«Как звери стали…» Но в лесу насыщен
Смолою воздух в строгой тишине,
И прав закон: «Убью, но ради пищи!»,
И зверь не лжет, как люди на войне.
Я в Божие подобие не верю
В наш исступленно-просвещенный век.
Сравненьем с нами не обижу зверя:
Ты кровожадней, человек!
«Так уходят друзья! И когда-то…»
Памяти друга
Так уходят друзья! И когда-то
Ты поймешь, что уже никого
Не осталось. И час заката
Перестанет тебя страшить.
Никого, никого своего
На земле не будет. Чужие
Будут люди вокруг ходить.
Никому о былом не расскажешь…
Никому стихов не прочтешь…
Никого… Самый близкий даже,
Даже тот, кого родила ты
Свой, отдельный построит улей
И ему ты не будешь нужна…
Что останется? В птичьем гуле
Может быть — еще раз! — весна…
Может быть — еще раз! — из сада
Звон капели, едва-едва,
Если слышишь — значит — жива.
Но уже ничего не надо.
Все уходят друзья! Ты — одна!
Тишина… Тишина…
«Мне снился мертвый голубь…»
Пропавшая девочка семи лет найдена в лесу убитой…
(Из газеты)
Мне снился мертвый голубь. Подняла
Его с земли я. И своим дыханьем
Вернуть хотела жизнь. Но лишь смогла
Последнее приметить содроганье.
И смерть пришла. Безжизненный комок
Лежал в руках еще не холодея…
Зачем Господь на смерть его обрек,
Господь, что все живущее жалеет?..
…………………………………………..
Так на Тебя во сне роптала я.
И наяву порой бывает тоже,
Что воля непонятная Твоя
Смущает мысли и покой тревожит.
И я не знаю, где найти ответ.
Ищу… Стучусь… Но все закрыты двери…
А девочка, убитая в семь лет,
Стоит, как призрак, и мешает вере.
Такого милосердья не пойму!
Ты мог остановить убийцы руку!
Ты мог не посылать дитя на муку!
……………………………………
О, помоги неверью моему!..
Моей музе
Должно быть постарела ты теперь
И по ночам тебе все крепче спится…
А помнишь, как сквозь запертую дверь
Влетала ты, как сказочная птица.
Теперь ты тяжелее на подъем,
Тебя пошевелиться не заставишь,
И чаще мы молчим с тобой вдвоем,
Забыв, как прежде грезили о славе.
А вдруг еще ослепнешь вскоре ты?
Оглохнешь? И весною не услышишь,
Как легкий ветер шевелит кусты
И воробьи чирикают на крыше.
О, если б ты могла еще взглянуть
И хоть одной строкой могла отметить
Тот миг, когда уйду в последний путь,
Последний миг на этом свете.
О словах
Я верю тебе. Глазам твоим и губам,
Я знаю — они не лгут.
Но как утолить мне жадность к словам,
Что душу, как губы, жгут?
К словам, что, как музыка, нежат слух,
Что лучше всяких поэм?
Ты их не заменишь касанием рук,
Ты их не заменишь ничем.
И странно: быть может, словами лгать
Легче, чем взглядом, всегда?
Ведь могут слова хорошо звучать,
Но быть пусты, как вода.
И все же нельзя отказаться от слов,
Как от верных своих друзей.
И самое старое слово «Любовь»
Звучит каждый день новей.
«Средь всех незабвенных встреч…»
Средь всех незабвенных встреч,
Средь бед и радостей разных —
Мне б красною цифрой лечь
В твой календарь, как праздник.
И так зачеркнуть собой
Всех праздников вереницы,
Чтоб скучной твоей зимой
Лишь я могла тебе сниться.
И пусть, когда тишину
Назвать сестрою захочешь,
Меня, лишь меня одну
Из прошлого вынут ночи.
В часы бессонниц твоих,
В тиши надоевших комнат,
Пускай этот дерзкий стих
Меня, как праздник, напомнит.
«Будет день — я знаю наперед…»
Сыну
Будет день — я знаю наперед,
Будет день — когда? — никто не скажет,
Путь — не наш — тебе под ноги ляжет,
Ключ твой дверь — не нашу — отопрет.
Ты войдешь в другой какой-то дом…
Женщина тебя другая встретит,
Женщина, что ближе всех на свете
Станет для тебя потом.
Лишь бы только встретила любя,
Ласково бы руки протянула,
Никогда ни в чем не упрекнула,
Никогда ни в чем не обманула, —
Я тогда ей подарю тебя.
Пополам я сердце разделю,
И отдам вторую половину
Той, что моего полюбит сына,
Той, кого за это полюблю.
И быть может получу в ответ
В годы, что ведут уже к развязке,
Детских рук объятия и ласки
Детских глаз доверчивый привет.