Изменить стиль страницы

Notre Dame de Paris

Мне трудно отрешиться от Гюго,
Бродя по этим темным переходам,
И кажется естественней всего,
Что мне навстречу выйдет Квазимодо.
И вздрогну я от страха, как тогда,
Когда он в детстве в полутемном зале
Смотрел из книги. Ничего года
Из памяти упрямой не убрали.
И здесь Гюго глядит со всех сторон,
Как будто я во сне все это вижу…
Но голос гида разбивает сон,
И я стою над солнечным Парижем.
Цепочкой разноцветною внизу
Веселые бегут автомобили,
И пароходы по реке ползут,
И в небе самолет раскинул крылья.
О, светлый мой, сегодняшний Париж!
Ты смело в ногу с временем шагаешь.
Ты, не старея, старину хранишь,
И не старея, новый день встречаешь!

Венеции

Я не хочу тебя, сверкающую ярко
Цветными бусами и вазами Мурано,
Ту, что на площади Святого Марка
Все продает настойчиво и рьяно.
Что, старину на вынос разбазарив,
Устало хрипнет от рекламных криков,
Где в знойном туристическом угаре
Воистину «смешение языков».
Трещат моторы быстрых «вапоретто»
И мрачно дремлют старые гондолы…
Нет, не такой была ты для поэтов
В былых веках, и гордых, и веселых.
И я бегу, спасаясь от туристов,
Стадами совершающих прогулки,
Чтоб отыскать твой лик спокойно-чистый
В каком-нибудь далеком переулке.
И вот ты здесь. Глицинией увита
Стена. И окна, словно привиденья.
В канал, налитый мутным хризолитом,
Спускаются тяжелые ступени.
Они былые тайны сохранили.
По ним ступали долгими веками…
И всех твоих церквей и кампанилий
Дороже мне вот этот старый камень.

«Поезд пролетел без замедленья…»

Поезд пролетел без замедленья,
И отныне до последних дней
Суждено вам тающим виденьем
Оставаться в памяти моей.
Я привыкну к каменной разлуке,
Но возьму с собою, как завет,
Ваши к небу поднятые руки,
Уменьшающийся силуэт.
Вот его почти не видно. Точка.
Вот и точку спрятал поворот.
Но в душе рифмованною строчкой
Горькое прощание живет.

«Я не хочу с тобою больше спорить…»

Я не хочу с тобою больше спорить.
Мы говорим на разных языках.
Но страшно мне, что эту чашу горя
Не удержать в слабеющих руках.
И уроню, от боли цепенея.
И хлынет лава тяжкою волной…
И в ужасе застынет, как Помпея,
Душа, испепеленная тобой.

«От слов твоих сходила я с ума…»

От слов твоих сходила я с ума,
Всему, всему душою слепо веря.
И вот во всем виновна лишь сама,
Но как мне пережить потерю?
Как дальше жить, когда от мук зашлось
И задохнулось сердце, как от пытки?
О, неужели все слова насквозь
Неправдой протканы, как ниткой?
И все, что в длинных письмах ты твердил
К горячим дням протягивая руки,
Все было лишь истерикой чернил
И развлечением от скуки?
А тот высокий сине звездный рай,
Куда любовь нам распахнула двери,
Ты сам отверг. Ты сам отверг! Прощай!
Но как мне пережить потерю?

«Возврати мне часть души моей…»

Возврати мне часть души моей.
Ту, что я в руках твоих забыла.
Без нее мне с каждым днем больней,
И ничто мне без нее не мило.
Страшно жить со сломанной душой,
С этой нескончаемою болью.
Разве то, что я зову тоской,
Также называется любовью?
Разве нет названья потрудней,
Тверже, но прозрачнее кристалла?
Возврати мне часть души моей.
Ту, что на губах твоих осталась.

«Не пойму я: полдень или ранний…»

Звезды не светят, леса не шумят,
Непоправимое… пятьдесят.

Г. Адамович.

Не пойму я: полдень или ранний
Вечер за моим окном.
Все еще мечты плывут в тумане,
Все еще душа моя буянит,
Все еще мне солнце светит в дом.
Будни, словно праздники, сияют.
Сны ничем не омрачить.
Руки, что годами обнимают,
Так же, как в начале, горячи.
Труд еще мои не клонит плечи,
Словно ввек мне не устать.
Годы! Вам со мной бороться нечем!
……………………………………….
Но о том, что все же близок вечер,
Говорит серебряная прядь.

«Ты мне нужен, нужен до предела…»

Сыну