- Господь поможет тебе, сынок.

    Легкая тихая радость вошла в мое сердце, и весь ночной кошмар рассеялся, словно его и не было.

    - Если ты подашь ей, то и Господь сможет однажды подать тебе, - сказал Джи. Его глаза внезапно отразили всю бесконечность мироздания. - Вся наша падшая Вселенная стоит с протянутой рукой перед Господом, прося жалкую милостыню, и, может быть, однажды Он бросит ей золотой.

       Вот такая неприметная старушка, которой ты вначале поскупился подать монету, явилась для тебя громоотводом, - заключил он.

    Я воспрянул духом и, шагая рядом с ним по платформе, почувствовал себя счастливым. Мы вошли в первый вагон и сели на свободную деревянную скамью. Джи тут же достал дорожные шахматы и сказал:

    - Предлагаю сыграть отчаянную партию, которая захватила бы твой дух. Если ты сможешь подключить к игре те враждебные “я”, которые окопались в глубине души и отчаянно сопротивляются обучению, то их удастся трансформировать.

    - Вы даете мне легкий путь к трансформации психологического свинца? - обрадовался я.

    - Он потребует от тебя предельной концентрации и тщательного самонаблюдения, - улыбнулся он.

    Я с большим энтузиазмом открыл красную коробку с дорожными шахматами и, расставив фигуры, сделал первый ход. Я знал, что Джи превосходно сражается в шахматы с любым противником, и поэтому победить его нелегко. В первые минуты я был полностью захвачен партией, и напряжение игры достигло уровня сущности, но внезапно что-то произошло, и я перестал спонтанно замечать неожиданные ходы. Мне стало скучно.

    - Вот ты и столкнулся со своим свинцом, - заметил Джи, - и не можешь его преодолеть.

    - Не знаю, как это сделать, - поникшим голосом ответил я.

    - Вырвись из привычных шахматных штампов, которыми ты пользуешься в игре. Сделай сверхусилие и преодолей свое тяжелое ощущение, пройди сквозь него, как доблестный воин.

    Я попытался следовать его советам, но через пять минут произнес:

    - Я не могу найти в этой партии ни одной интересной комбинации. Мне скучно, а скука для меня - труднопреодолимое препятствие.

    - А ты пожертвуй одной из фигур, и за счет этого резко улучшишь свою позицию.

    - Но тогда я могу проиграть вам эту партию!

    - Если ты ее проиграешь в острой борьбе, то это совершенно меняет ситуацию.

    - Самолюбие не позволяет, - признался я.

    - Вот ты и наткнулся еще на один паттерн своей личности, - заметил он.

    - Что вы имеете в виду? - заинтересовался я.

    - Схему твоего механического поведения, когда ты включаешь в игру лишь свою ложную личность.

    - Как же надо играть на самом деле?

    - Должна играть сущность, которая постоянно будет сталкиваться со свинцовыми пространствами личности. И если ты сможешь на сверхусилии, как воин, пройти через эти препятствия, то тем самым ты трансформируешь свой свинец...

 Сейчас наша остановка, - посмотрев в окно, спохватился Джи и, осторожно собрав шахматы, быстро пошел к выходу.

    Я подхватил сумки и, изо всех сил раздвигая закрывающиеся двери электрички, едва успел выскочить из вагона.

    Сойдя с платформы, мы зашагали по извилистой тропинке, пролегающей сквозь высокие кусты бузины и могучие заросли лопухов. Москва осталась далеко позади; здесь все было другим. Горьковатый аромат полевых цветов подчеркивал особую печальную прелесть бабьего лета. Золотистые солнечные лучи милостиво одаривали нас последним ласковым теплом. Следуя за Джи, я выжидал удобного момента, чтобы задать мучивший меня вопрос. Наконец он обернулся, и я снова заметил в его глазах странное сияние: сначала незаметное, оно вдруг становилось ослепительным. Тогда я спросил:

    - В одном из разговоров вы упоминали о том, что в каждом человеке есть скрытое женское начало. Не могли бы вы объяснить, как мне раскрыть его?

    - В алхимических трактатах женское начало символизируется ртутью и изображается в виде Белой Королевы, - ответил Джи. - Его надо выплавить путем различных трансмутаций из дальней материи, которой является неофит, то есть ты. Дальняя материя изображается на алхимических гравюрах в виде дракона - из него должна быть извлечена душа во всей ее чистоте. Белоснежная дева должна суметь приручить дракона, обуздать его мощь и поставить себе на службу.

Внутренней женщины можно достичь различными путями:

Первый изображен на многих индийских картинах: темно-голубой Кришна из бессмертного Космоса в окружении множества юных девушек. Человеческая душа всегда является юной девушкой, поэтому Кришна каждую девушку обнимал и любил, и каждой казалось, что только ей одной он дарит свою любовь. Кришна один, но он распался на сотни и миллиарды частей, чтобы объять все человеческие души.

 И другой подход: вдова, много лет страдавшая кровотечением, пошла за Христом, веруя, что прикосновение к Его одежде исцелит ее. Христос почувствовал это прикосновение, произошла передача силы без Его ведома. “Дерзай, вера твоя спасла тебя”.

    Я не знал, как мне воспользоваться ответом Джи, но не  стал больше надоедать ему вопросами, надеясь осмыслить самостоятельно. На какой-то момент моя жажда знания была удовлетворена. Меж тем мы уже шли по дачному поселку. Солнце стояло в зените, и осень золотистыми листьями устилала нам путь. Возле глухого переулка, в котором, казалось, никто не жил, Джи приостановился.

    - Это тайное “место силы” на перекрестке бесконечностей.

    - Вы имеете в виду потусторонние миры? - спросил я.

    - В этом месте могут появляться сущности из разных миров. Это пространство было построено для выхода в Зазеркалье. Оно восстанавливает силы, перезаряжая аккумуляторы души. На перекрестке разных миров на крыльях души  оседает золотистая пыльца. Эта пыльца является реальной валютой в Космосе, ибо деньги там не имеют значения. Каждый платит только из золотого запаса своей души. И если у тебя за душой пусто, то ты никому не нужен, даже себе. Накопив алхимическое золото, ты легко проникнешь в иные миры, а если нет - то пойдешь путем обычного человека.

    - Я тоже хочу научиться накапливать космическую валюту, - выпалил я.

    - Ну тогда, - усмехнулся Джи, - готовься к встрече с неизвестностью.

    Пока я пытался разгадать, что имел в виду Джи, он открыл калитку и зашел на участок, заросший малинником и диким кустарником. Я ожидал увидеть большой каменный дом, который мог быть, по моим представлениям, космическим перекрестком, но меня ожидало разочарование. Местом силы оказался маленький деревянный домик с мансардой, сиротливо стоящий среди крыжовника и густой крапивы, да покосившаяся деревянная кухня в заброшенном яблоневом саду. Золотистые бабочки-однодневки кружили над редкими цветами, выглядывающими из буйно разросшейся травы.

    - Ты будешь жить в моем кабинете на первом этаже, а я расположусь в мансарде, - сказал Джи, исчезая за кустом отцветшего жасмина.

    Обрывая мелкие ягоды одичавшего крыжовника, я неторопливо вошел в дом; половицы подозрительно заскрипели и под ногами. В комнате, которую Джи назвал кабинетом, стоял старенький столик с настольной лампой и две кровати на доисторических пружинах, покрытые бордовыми одеялами; на полках стояли пожелтевшие книги Гофмана и Германа Гессе, а на стене ярко выделялись странные геометрические знаки. Я сразу же сел за стол, смахнув с него пыль, и стал делать путевые заметки. Среди прочих моих наблюдений я записал, что идеи, которые проводит Джи, не могут жить в мире обычных людей, никогда не задумывавшихся о великом Пути Освобождения. Окончив записи, я вышел в сад, заглянул в летнюю кухню и увидел там Джи, сидящего на грубо сколоченном табурете с кружкой чая; его голову украшало соломенное сомбреро, а глаза выражали неприступную строгость испанского гранда, остановившегося в избушке лесника. Увидев меня,  он смягчил взгляд и, став уютно добродушным, превратился в милого дачника, который произнес: