– А только мелкий воробей и может летать крупно. Умались – и возвысишься.

Я стал молча доедать свой ужин. Ника сочувственно посмотрела на меня. От нее шла доброжелательная волна поддержки, и я пожалел, что так грубо и холодно относился к ней.

"Ника часто находится в тонком состоянии, – осенило меня, – и общается через атмосферу и взгляд".

Дав два концерта в Пятигорске, ансамбль переехал в Черкесск. В этом городе на всех навалилась странная подавленность и растерянность. Мы забыли кофр с оборудованием в автобусе, музыканты с трудом могли играть, а я прожег кипятильником стул в гостиничном номере. Пришлось заплатить горничной десятку, и кошелек опустел.

Мы отправились на базар и грустно ходили меж рядов, отщипывая от буханки серого хлеба. Разломанные, как в натюрмортах, гранаты, белый самодельный сыр, инжир и грецкие орехи были нам не по карману.

Джи с улыбкой посмотрел на меня:

– А слабо тебе, Петрович, без денег достать еды? Ведь ее здесь изобилие.

Я, переламывая гордость, подошел к ближайшему продавцу:

– Не дадите ли вы мне без денег пару кило яблок?

– Ты что, сумасшедший? – зло ответил он, и я уловил краем глаза, что его рука откинула полу каракулевой бурки, из-под которой выглядывал кинжал с перламутровой рукояткой.

Я поспешно отошел, надеясь, что выполнил основную задачу, данную Джи: справиться со своей гордыней.

– Это не смирение, а неуклюжесть, – сказал Джи, словно читая мои мысли. – Механически такую задачу не решить. Надо найти подходящего человека.

Джи пошел вдоль базара, а мы с Никой, голодные, последовали за ним. Он остановился у богатого прилавка без единого покупателя. Продавец – высокий старик в черной папахе и с янтарными четками в руке – подозрительно посмотрел на меня.

– Никогда не видел таких хороших груш! – вдруг громко сказал Джи. – Странно, почему никто не покупает. А какие у вас прекрасные гранаты – они хорошо очищают испорченную кровь. Когда разбогатею, буду покупать для тебя и Ники по десять килограммов гранатов в день у этого достойного человека, – пообещал Джи. – Знаешь ли ты, о Петрович, что когда ты покупаешь на рынке что-либо, самое важное – это выбрать продавца с упругим тоналем и доброго по натуре? Потому что атмосфера человека содержится в продуктах, которые он продает.

Напряжение на лице продавца, когда он услышал про "доброго человека", уменьшилось.

– Попробуй, красавица, самое большое яблоко, которое смотрит на тебя, – обратился аксакал к Нике и, вынув огромный кинжал, рассек яблоко пополам.

Ника взяла половинку и поделилась со мной. В этот момент у прилавка стали собираться люди. Джи подал нам знак уходить:

– Мы отыграли свою мизансцену – теперь посмотрим, как на нее отреагирует продавец.

Прогулявшись вокруг рынка, мы вернулись к нашему торговцу.

– Идите сюда! – сказал он, завидев нас. – Слава Аллаху – он послал мне хороших людей, теперь торговля пошла удачно. Наберите в свою сумку все, что хотите! – и я тут же принялся за дело.

Мы вернулись в гостиницу и устроили пир. В самый его раз-rap дверь отворил Шеу:

– Праздники празднуете… А вот я перестал чувствовать смысл жизни, мне уже не интересны ни работа, ни развлечения – не знаю, что и делать.

– Присоединяйся к нам, – пригласила Ника, – мы тебя быстро развеселим.

– Слишком долго ты вращался в хаосе жизни, – сказал Джи, – и это отняло твои силы. Есть только один выход – движение против потока горизонтальной жизни, в сторону собственного внутреннего развития. Помнишь главного героя "Полетов во сне и наяву", когда он входит в толпу веселящихся, а скорее, имитирующих веселье людей? Свадьба, спящие лица, и среди них – наш сталкер, наш джокер. Но он бодрствует, он отстранен, ибо он ощущает пульс высших миров. Он может, конечно, подключиться к их игре, к этой жалкой и жуткой пародии на истинную любовь и жизнь – но может и не подключиться.

Тебе, Шеу, надо принять, что и ты, и мир сиры, обездолены и нищи. И чем более искренне ты понимаешь это – тем больше у тебя возможностей для развития.

Шеу задумчиво курил "Беломор".

– Мне не очень нравится идея всеобщей нищеты, – заметил он, пуская дым в потолок. – Тем более, что мир утопает в роскоши.

– Но с точки зрения высших измерений, – возразил Джи, – наш мир абсолютно беден, ибо не чувствует дыхания высших миров.

Шеу дипломатично улыбнулся, как если бы слова Джи относились не к нему…

– Молодые люди, – певучим голосом произнесла официантка, – уже двенадцать часов ночи, кафе закрывается, прошу удалиться.

– А можно с вами прогуляться по ночному городу, – с улыбкой предложил Петрович.

– Я уже нагулялась, – усмехнулась симпатичная официантка, осматривая нас с ног до головы.

На следующей неделе я зашел к Петровичу: он сидел за письменным столом и штудировал квантовую механику.

– Представляешь, – воскликнул он, – мне удалось сдать экспромтом три экзамена. Скоро я смогу продолжить поиски Пути, ведущего к Небу!

– Зачем откладывать на будущее? Начинай прямо сейчас, – предложил я.

– У меня по соседству есть приятель, – сказал Петрович, – он уже несколько лет идет Путем воина по Кастанеде. Зовут его Штирлиц. Не хочешь ли к нему заглянуть?

– Идем к Штирлицу – кивнул я, и Петрович радостно швырнул в угол толстый том Ландау

Мы пришли и остановились перед кованой дверью на первом этаже. На долгие звонки никто не открывал.

– Он всегда так, – объяснил Петрович, – сидит дома и не пускает.

Наконец дверь открылась, но это был не Штирлиц. Женская рука грохнула на порог мусорное ведро.

– Наташа, это же мы! – взмолился Петрович.

– Штирлиц ушел на рыбалку

– Открой, Наташенька, я ему десять рублей хочу вернуть.

Дверь приоткрылась. Наташа, по вибрациям – настоящий

северный ветер, – в упор посмотрела на Петровича.

– Никуда он не ушел, – победоносно закричал Петрович, – вот же его ботинки стоят! Заходи, Касьян!

Мы проскользнули в квартиру, но Штирлица в ней не было.

– Ничего, – сказал Петрович. – Подождем полчаса. Если Штирлиц не прячется от нас в туалете – значит, он выпрыгнул в окно.

Через пять минут появился Штирлиц – молодец плотного сложения, напоминающий не великого разведчика, а, скорее, казацкого есаула. Его серые глаза выражали холодную непреклонность.

– Куда же ты ходил в тапках? – спросил Петрович. – Уж не на рыбалку ли?

– Мало ли у меня дел, – ответил Штирлиц, – куда я могу пойти, в тапках или без тапок?

– Жена у тебя не совсем ласковая, – сказал я.

– Я так стер личную историю, что даже ей иногда кажется, что меня нет дома, – усмехнулся он.

– От жены надо скрываться в первую очередь, – добавил я.

– Что это вы тут заговоры плетете? – воскликнула Наталья, резко распахивая дверь. – Опять от семьи отбиваете? Шли бы вы из дому по-хорошему.

– Значит, поедем к моему другу Варану, – заявил Штирлиц.

– Ибо сказано: "Враги человеку – домашние его".

Через полчаса мы добрались до логова Варана. Дверь открыла симпатичная жена с бледной кожей и травянисто-зелеными глазами, на целую голову выше Петровича.

– А, опять Штирлиц с эзотериками, – нервно встрепенулась она. – Ну, проходите, только без фокусов: мой и так уже перемедитировал.

На кухне, увешанной фотоснимками – художественными и обычными, – сидел Варан, с холодными дымчатыми глазами и странно замедленными движениями. Он, казалось, знал что-то такое, что ему уже некуда было спешить.

– Садитесь, – сказал он, наливая коньяк, – у меня все в порядке.

– Только жена слегка волнуется, – заметил Штирлиц.

– Ну, это пустяки – тут я главный. А это кого вы привели ко

мне?

– Да это тот парень, чью библиотеку читает весь мистический Кишинев, – сказал Штирлиц, подливая себе коньячку. – Пришел послушать историю о твоем магическом опыте.