– Ну что ты на него нападаешь? – вступилась Натали.

– Потому что ненавижу его мизерабельность! – воскликнула Кэт. – Хотя тебе он, наверное, успел приглянуться.

– Во всяком случае, я не нахожусь в состоянии войны сама с собой, – натянуто улыбнулась Натали.

– Тебе ли судить об этом, деточка! – вспыхнула Кэт и, переведя взгляд на Джи, заметила:

– Этого молодого альфонса я бы не пустила дальше прихожей, но я не могу пренебречь тем, что великий Маэстро оказывает ему личную протекцию… Что ж, мальчик, можешь жить у меня, но только пореже попадайся мне на глаза.

– Если бы не ваша необычная красота и мое обучение у Джи, – дерзко произнес я, – то я бы не стал выслушивать ваши дешевые ремарки.

Глаза Кэт широко распахнулись, обдав меня полярным холодом, и она воскликнула:

– Это просто неслыханно! Маэстро, как вы можете водить за собой в приличные дома такого неотесанного грубияна? Почему бы вам не забыть этого выскочку в глухой российской деревне, которые вы так любите посещать? Он просто компрометирует вас своей пошлой убогостью!

– Да, милейшая Кэтрин, вы попали в самую точку, – с выражением полнейшего согласия произнес Джи. – А можете ли вы себе представить, что именно этот человек просит меня о Просветлении?

– Такой тип, как он, способен въехать в рай только на вашей шее, – рассмеялась она. – Надеюсь, дорогой Маэстро, вы прогоните этого пройдоху при первой же возможности.

– Да, – загадочно произнес Джи, – вот я и хочу оставить его у тебя. Я надеюсь, что ты снимешь с него первую стружку. Без твоей помощи мне не справиться с этим провинциалом, возомнившим себя Принцем Датским.

Я чувствовал себя как уж на горячей сковородке. Кэт говорила обо мне как о навязчивом приживале, от которого надо поскорее избавиться! Но, очарованный холодной красотой Кэт, я готов был терпеть все унижения. Никогда еще дама моей мечты не проходилась по мне так безжалостно. Большим усилием воли я заставлял себя молчать, испытывая внутри десятибалльный шторм.

– Ну что же вы, Катенька, превращаетесь в мегеру? Вы даже и слова не даете вымолвить Витязю в тигровой шкуре, – затягиваясь сигаретой, чувственно произнесла Натали.

– Тебе не идет роль Офелии, милочка, – отпарировала Кэт. – Предоставь мне расправиться с гордыней этого молодого человека, пока она не погребла навеки его душу.

– Боишься, что завтра будет поздно? – поинтересовалась Натали.

– Ты лучше бы помогла расщепить его деревянное сознание, – сказала Кэт, – и отделить тонкое от грубого хаоса, которым набита его душонка. Иначе с него не будет никакого толку.

– Я это сделаю своим методом, – произнесла Натали.

– Знаю я твои методы, – рассмеялась Кэт, – они только разобьют его сердце.

– Они возродят любовь в его душе, – возразила Натали.

– Из него вначале надо выстругать Буратино и прилепить длинный нос, которым он сумеет расковырять дырку из этого мира в потусторонний.

– Ты думаешь сделать это за один вечер?

– Я не думаю, а уже делаю, подбавляя алхимического огня в его отсыревшую душу…

Я так вымотался за этот день, что незаметно для себя уснул прямо на стуле под разговор о моем алхимическом преобразовании.

Подняв голову, тяжело покоившуюся на столе, я огляделся. На улице было еще темно, только шум троллейбусов возвещал о начале дня. Я постарался вспомнить все, что произошло ночью, чтобы пополнить умными мыслями дневник, но они путались в голове и сбивались в беспорядочное месиво. Тогда я стал будить Джи, надеясь отдохнуть в гостинице.

Я успешно просочился мимо швейцара, под предлогом неотложного визита к профессору Джи, и тут же уснул в его номере на ковре, укрывшись демисезонным пальто. Проснувшись в два часа дня, мы быстро позавтракали и отправились на концерт Нормана в заброшенный Дом культуры на окраине Питера.

«В такую дыру вряд ли заглянет приличный любитель джаза», – думал я, глядя на унылое помещение. Концерт давался для рабочих цементного завода. Угрюмые рожи обиженных пролетариев озлобленно слушали изысканные джазовые композиции, не понимая, за какую провинность их загнали в зал на жутко нелепую музыку. А в антракте гурьбой повалили в буфет пить водку и закусывать солеными огурцами.

– Может быть, из пожарного брандспойта дать струей воды по сцене и смыть это безобразие с нашего завода? – прогудел маленький озлобленный тип, похожий на грызуна.

– Да будет тебе, Вася, – шепелявил старик с помятым, как сморчок, лицом, – выпей еще двести грамм, и любая музыка вознесет тебя на небеса.

Мы вернулись в зал. Я сел в углу сцены около Шеу и в полутьме делал записи в дневнике, пытаясь ничего не упустить из вчерашней алхимической ситуации. Где-то внутри себя я осознал, что мне гораздо легче воспринять тайное знание из рук благородной дамы, и обида на Кэт испарилась.

Цементная публика явно не принимала интеллектуального джаза Нормана, но музыканты продолжали играть, натыкаясь на злобную пустоту. После концерта мы быстро упаковали ящики и выгрузили их в помещении Ленконцерта, прямо в коридоре. Было уже поздно, половина первого.

– Теперь мы отпущены на свободу, – произнес Джи и набрал номер телефона Кэт.

Хотя мне ужасно хотелось спать, я с нетерпением ожидал ночного приключения.

– Она принимает нас, – сказал, улыбнувшись, Джи.

В суматохе дня я забыл купить крепких и легких напитков, для продолжения алхимической проплавки, и только теперь спохватился, но было поздно – на водочных магазинах красовались амбарные замки.

– Сегодня у тебя есть еще один шанс проникнуть в раскаленное пространство Эмины и Зибельды, – заметил Джи.

– А что мне это даст? – не понимал я.

– А что может дать деревенскому конюху общение с благородными дамами королевского двора?

Меня задела его меткая ремарка, и я замолчал.

На этот раз нам открыла обворожительная Натали, в черном шелковом платье, делавшем ее еще более утонченной.

– Как приятно тебя видеть, моя дорогая, – произнес галантно Джи.

– Не стойте же у двери, заходите, – сказала она, улыбнувшись уголками губ.

На столе в гостиной квартирки-бис стояла бутылка «Столичной» и ветчина, красиво разложенная на большой тарелке.

– Какое великолепное угощение, – заметил Джи.

– Не надо преувеличенных похвал, – сказала Кэт. – Это я приготовила для вас.

Мы сильно устали, и такая закуска была очень кстати. Кэт молчала, с легким пренебрежением наблюдая, как быстро исчезает со стола ее угощение.

– Это вы, Маэстро, виновны в моем бедственном положении, – вымолвила она. – Вы привели в мой цветущий дом своих учеников, а они, вместо того чтобы указать путь к высшим мирам, исковеркали мою судьбу. Теперь у меня нет ни семьи, ни мужа, ни душевного покоя.

– У тебя и тогда не было настоящего мужа, – вдруг вспыхнула Натали. – Вся твоя жизнь была фальшивой и показной. За твоим мужем стояла очередь любовниц, а ты делала вид, что не видишь этого. А Джи внес в твою насквозь лицемерную жизнь вертикальное измерение.

– Замолчи, – резко оборвала ее Кэт, – тебе никто не давал права судить меня.

– Я хочу избавить тебя от иллюзорных страданий, но ты не позволяешь мне этого сделать! – отпарировала Натали.

– Прежде чем попасть в высшие миры, – заметил Джи, – необходимо на Земле пройти все стадии алхимической трансформации и выплавить в себе Алхимическое Золото. Но ты, Кэт, в процессе своей трансмутации застыла на стадии Нигредо.

– А что это за стадия? – встрепенулась Натали.

– Это неоднократная встреча со смертью, вследствие которой должны сгореть все земные страсти и привязанности. В результате прохождения Нигредо в душе зарождается Лунная Жемчужина.

– Вот почему, Катенька, ты теперь пребываешь в обугленном состоянии, – заметила Натали. – Ты застряла между небом и землей, и не будет тебе покоя, пока не сделаешь свой выбор.

– А ты, девочка, неужто вообразила себя выше меня? – сказала Кэт, нервно прикуривая сигарету.