В ЛАБИРИНТЕ
Мы заблудились в переходах.
Но, право, не о чем тужить:
Скорей забудем о свободах
И без свободы станем жить!
Все одобряют, все согласны,
Все не боятся темноты:
Ведь под землею безопасно
Живут же мудрые кроты!
Лишь несколько пустоголовых
Бродяг, не помнящих родства,
Все бредят о просторах новых,
Где солнце, блеск и синева.
Для них мы равнодушны, жалки,
Бедны, трусливы и скучны,
А им весенние фиалки,
Им розы летние нужны!
Им слаще гибель в лабиринте,
Чем жизнь такая, как у нас.
Ну что ж! ступайте и изгиньте
Хоть в добрый, хоть в недобрый час!
Но, непокорные и злые.
Поймите истину одну:
Что, мертвые или живые,
Вы все равно у нас в плену.
Дойдете вверх, к наземным людям
И позовете нас туда —
Мы не поверим и забудем
Вас, как не живших никогда.
Погибнете — мы как героев
Вас памятниками почтим
И, ваши имена присвоив,
Дадим их правнукам своим.
ПОДРАЖАНИЕ КИТАЙСКОМУ
Сегодня, спать ложась, с мечтательной любовью
Букет твоих гвоздик я ставлю к изголовью:
Быть может, хоть во сне опять в саду твоем
По трепетной росе побродим мы вдвоем?
МОЛЧАНЬЕ
Молчанье, молчанье до гроба —
Ведь если раскроешь уста,
Взметнется бесовская злоба
На голос, упавший с креста.
Спиною и к солнцу, и к свету,
И к ужасу собственных дел,
Чтоб в тайну жестокую эту
Никто никогда не глядел.
И даже когда мы рыдаем
Над каторгою естества,
Не самое дно обнажаем,
Не лучшие молвим слова.
А те, что сказать мы могли бы —
Слова совершеннее всех, —
Замкнем под могильные глыбы,
Под скучный незначащий смех.
И что нам земная отрада
И солнечный луч золотой,
Навек отлученным от стада
Горбом, слепотой, немотой?
Но только сквозь горб и томленье
Порой прорастает душа,
И золушка-жизнь на мгновенье
Сверкает — нежна, хороша.
Тогда, побеждая бессилье,
Мы больше цепей не хотим:
Раскинув незримые крылья,
Мы к нашему Богу летим.
Быть может, в Его литургии,
На небе, зачем-то нужны
Мычащие глухонемые,
Придавленные горбуны?
ГАЛЛИПОЛИЙЦЫ
По трапу медленно всходили,
Последний завершая путь,
И горсточку заветной пыли
Украдкой прятали на грудь.
Ни пестрых бантиков в петлицах,
Ни белизны прощальных роз.
Ведь те, кто плачут на границах, —
Те плачут кровью вместо слез.
Платочки не благоухают
Провинциальным цветником,
Такие слезы вытирают
Армейским грязным рукавом.
И, отвернувшись без оглядки
И обратясь лицом на юг,
Галлиполийской лихорадки
Дыханье ощущают вдруг.
С тех пор сердца бесславно тлеют
По всем краям чужой земли,
С тех пор униженно дряхлеют
В Бизерте наши корабли.
С тех пор натуги, и усилья,
И жалкие цветы наград,
А мы, как мельничные крылья,
Все возвращаемся назад —
К далеким дням борьбы и страха
И слышим дым пороховой,
Склонясь над горсточкою праха
Уже седою головой.
МЫ
Нас миллионы — вездесущих,
Бездомных всюду и везде,
То изнывающих, то ждущих,
То приучившихся к беде.
Земные ветхие границы
Мы исподволь пересекли;
Мы прежние свои столицы
В столицу мира отнесли.
Во всех республиках и царствах,
В чужие вторгшись города,
Мы — государство в государствах,
Сплотившееся навсегда.
Разбросанные по чужбинам,
Встречаемые здесь и там,
По всем краям и украинам,
По широтам и долготам,
Все звезды повидав чужие
И этих звезд не возлюбя, —
Мы обрели тебя, Россия,
Мы обрели самих себя!
На мерзлых полюсах планеты,
Под тропиками там и тут
Какие к нам слетают светы,
Какие яблони цветут?
Не мы ли — белый мозг арийства,
За белизну и красоту
Терпели голод, и убийства,
И ненависть, и клевету?
Мы стали русскими впервые
(О если бы скостить века!),
На звезды поглядев чужие,
На неродные облака.
И вот, на древние разброды,
На все разлады несмотря,
Мы знаем — русского восхода
Лишь занимается заря.
Пусть мы бедны, и несчастливы,
И выбиваемся едва,
Но мы выносливы и живы,
И в нашем образе жива —
Пусть звезды холодны чужие —
Отрубленная голова
Неумирающей России.