Рэчел осыпала поцелуями его лоб, щеки, подбородок, с нетерпением ожидая того мига, когда он наконец войдет в нее. Она всмотрелась в его переполненные желанием голубые глаза, прежде чем он склонил голову, чтобы снова заняться ее грудью.

Рэчел ласкала его член, заставляя Квентина стонать от наслаждения. Тело его было сильным, крепким, гибким и зовущим. Он был в отличной физической форме и почти греховно хорош собой. Его длинные ловкие пальцы доводили ее до исступления. Она провела руками по его спине, плечам, рукам, груди.

— Это слишком серьезное испытание для моего самообладания, — прошептал он.

— Я своего лишилась, едва ты коснулся меня. Мое тело словно раскалено.

Почувствовав, что она совсем готова, Квентин повернулся на бок, взял с ночного столика презерватив и надел его. Сперва он вошел неглубоко, но, пронзенный стрелой желания, судорожно переведя дыхание, медленно погрузился в нее. Словно электрический ток пробегал по всему телу. Каждая его частица — и физическая, и духовная — жаждала ее.

Рэчел радостно приняла его в себя, воспринимая каждое движение с обостренной чувствительностью. По ее телу пробегала дрожь от ощущений, вызываемых каждой атакой и отступлением, их бесконечным повторением, и что-то внутри сжималось и изгибалось, упруго, словно мощная пружина.

Она отвечала ему ласками и встречным движением, и Квентин уже едва владел собой. Пламя, пожиравшее его, становилось сильнее и жарче, словно все его естество требовало свободы. Мускулы бедер напрягались, когда он стремился вперед в поисках удовлетворения этого пламени.

С каждой пробегавшей секундой в теле Рэчел росли жар и напряжение. Его руки словно расплавляли ее своими ласками, и она платила ему тем же. И отвечала на каждый его поцелуй с удвоенной горячностью.

Близился момент наивысшего восторга. Почувствовав это по ее движениям, он поцеловал ее особенно горячо — и дело было блистательно завершено.

Едва удерживаясь на грани, Рэчел задохнулась от наслаждения и изогнулась дугой. И это случилось. Прилив счастья захлестнул ее и унес на своих волнах.

Квентин ускорил движения, поднимаясь и опускаясь над нею, и позволил себе поддаться экстазу, овладевающему им. Судороги наслаждения пронизывали его одна за другой, и напряженный член трепетал, охваченный ее любящим телом.

Они нежно целовались и обнимались, их сердца бились в такт, они всматривались в глаза друг другу и улыбались. Каждый понимал, как замечательно им все удалось.

Квентин целовал ее, гладил по щеке, баюкал в своих объятиях. Ему случалось получать удовольствие от близости с другими женщинами, но никогда он не испытывал такого полного удовлетворения, как сейчас… и двенадцать лет назад. Да, они так же превосходно подходят друг другу, как пара его ботинок, сделанных на заказ.

— Великолепно, Рэчел. Ты лучше всех, кого мне доводилось встречать в постели и вне ее.

Она улыбнулась, поуютнее устроилась возле его груди и согласилась:

— Я чувствую то же самое. — Она вся светилась любовью, счастьем и удовлетворением. — В сегодняшней игре ты был великолепен: все попытки доведены до конца, ни одного промаха, ни одного штрафного удара — это игра, достойная Суперкубка, Квентин Ролс.

Он улыбнулся, услышав такое сравнение с его обожаемым спортом.

— Должен сказать, игра шла на равных, и счет неплохой, верно?

Пальцы Рэчел скользили по его торсу.

— Да, и я твой самый преданный и яростный болельщик.

— Мой единственный болельщик, Рэчел: обещаю тебе. (Я люблю тебя, но боюсь, что еще слишком рано делать такое признание: это может отпугнуть тебя или ты почувствуешь, что тебя торопят ответить на него должным образом прежде, чем ты будешь готова к этому. Конечно, с таким острым умом, как у тебя, нетрудно догадаться о моих чувствах. Я верю, что ты тоже меня любишь, и с нетерпением жду момента, когда эти слова слетят с твоих губ.)

Дверной колокольчик звякнул несколько раз, потом раздался настойчивый стук в прочную дубовую дверь. Рэчел насторожилась. Кто-то знает, что он здесь? Сосед? Друг? Настырный репортер? Квентин поднял голову.

— Ты кого-нибудь ждешь?

Колокольчик продолжал звонить, стук стал громче и чаще, и Рэчел мысленно прокляла того, кто своим вторжением испортил им такой замечательный момент.

— Нет, но кто-то уверен, что я должна открыть дверь.

Квентин перекатился на бок и поглядел на нее.

— И ты собираешься сделать это?

— В таком виде? — Она указала на себя, чтобы снять напряжение, и он скользнул взглядом по ее обнаженному телу. (И пропитанная безошибочно узнаваемым запахом страсти?) — Я потихоньку посмотрю, вдруг что-нибудь срочное. Сейчас вернусь, оставайся здесь, не беспокойся и думай обо мне.

Не набросив халата, Рэчел вышла из комнаты, почти на цыпочках, чтобы ее шаги нельзя было услышать снаружи. Осторожно приблизившись к окну, она с возмущением и негодованием наблюдала за действиями непрошенной гостьи.

Скрытая за шторами и жалюзи, затеняющими окна, Рэчел знала, что ее нельзя увидеть. Глядя с краешка арочного окна в уголке для завтраков, она увидела, как Джанет Холлис, пробравшись между кустами, входит на террасу и пытается заглянуть в дом! Эта нахалка даже приложила ухо к окну! Поскольку единственный вход на задний двор был заперт, Джанет с раздражением обнаружила, что не может туда проникнуть и что-нибудь разнюхать, хотя и сделала такую попытку, она также попробовала заглянуть в гараж, но жалюзи заслоняли окна. Рэчел поспешила в гостиную, чуть-чуть отодвинула краешек шторы и увидела, что Джанет уходит. Она немного подождала, убедилась, что та действительно удалилась, и вернулась к Квентину — он на всякий случай набросил простыню на ноги и бедра.

Она скользнула в атласный халат и охваченная гневом рассказала об увиденном.

— Представляешь, Квентин, это была Джанет Холлис, и она везде лазила там, снаружи. Как она смеет шпионить за мной! Я знаю, она занималась именно этим.

Квентин озадаченно посмотрел на нее.

— Ты думаешь, она видела, как я приехал и поставил машину в гараж?

— Не знаю и знать не хочу. Проклятая ведьма! Она меня терпеть не может, считает чужой в их среде и делает все, чтобы отравить мне жизнь.

— Жаль, если мое поведение причинит тебе неприятности.

Рэчел перестала метаться по комнате и улыбнулась ему.

— Никаких неприятностей. Это был самый приятный день за много лет. Давай примем душ, оденемся и пойдем куда-нибудь поесть. Сейчас как раз обеденное время.

— Прекрасная мысль!

— Иди под душ, а я помоюсь в ванне: так мы управимся скорее.

— Ты боишься, что она вернется?

— Нет, я проголодалась, я жажду — на сей раз еды, мексиканской еды и поострее. И бутылку вина, может быть, две, — добавила она с ухмылкой.

— Тогда давай собираться. Я тоже хочу есть.

Зазвонил телефон, и Рэчел бросила взгляд на белый аппарат, стоявший возле кровати.

— Не буду брать трубку, это наверняка проныра Джанет. А вдруг это кто-то из моих друзей или дочери? Отправляйся под душ, а я пойду в кабинет и послушаю автоответчик.

— Ты сама не отвечаешь на звонки?

— Сегодня нет. — Когда включился автоответчик, она поспешила вниз.

«Рэчел, это Джанет. Я только что заходила, чтобы обсудить с тобой одно дело, но, по-видимому, ты слишком занята, чтобы открыть дверь или подойти к телефону. Желаю приятно провести время, а поговорим позже».

Как только Джанет повесила трубку и автоответчик отключился, Рэчел поспешила стереть раздражающие ее слова. Любопытно, предполагает ли соседка, что Рэчел здесь с любовником, или знает правду, потому что шпионила и уверена, что Рэчел дома вместе с футбольным героем? В любом случае, эта сучка будет досаждать ей, словно гвоздь в башмаке.

Кстати, где этот надоедливый репортер? Тодд Харди тоже, наверное, прячется по кустам и пишет о них гадкие заметки, чтобы напечатать на потеху почтенной публике. Может ли он и Джанет навредить ее развивающимся отношениям с Квентином? А если разойдутся слухи и запятнают ее репутацию? Будет ли она отвергнута своей средой? Сможет ли жить в городе и иметь дело с людьми, которые будут смотреть на нее, как на отбросы общества, как на бедную Керри Симмонс? Не рискует ли она слишком многим — да что там многим, всем — ради любви?