Изменить стиль страницы

Король и архиепископ во время прогулки по Парижу рассуждают о том, что народом начинают овладевать опасные идеи, идеи свободы. Архиепископ указывает на то, что единственное средство «спасти церковь, а тем самым спасти короля» — это народная темнота. На вопрос короля, как же сохранить эту темноту, Бертран указывает на пугало, стоящее среди поля, мимо которого они в это время проходят. Птицы, страшась пугала, приводимого в движение ветром, боятся клевать зерна на этом поле. Нужно такое же пугало, чтобы помешать народу идти к знанию. Стихотворение заканчивается обобщающим образом пугала — Лувр, церковь и виселица, — вокруг которых витают тени погибших, тени тех, кто осмелился думать «иначе».

Стихотворение это, так же как и ряд других, проникнуто антиклерикальным пафосом, и, конечно, не случайно католическая пресса столь враждебно встретила «Легенду веков», прямо обвинив Гюго в клевете на церковь и объявив книгу «вдохновленной ненавистью и безбожием».

В «Легенде веков», в цикле стихотворений, относящихся к XIX веку, изображены страдания обездоленных масс. Правда, здесь Гюго не идет дальше обычного для него констатирования противоречия между богатством и бедностью и обвинения богатых в пренебрежении к страданиям обездоленных. «Социальный вопрос» — так называется одно из стихотворений сборника, где рассказано о судьбе маленькой девочки, дочери проститутки, которую неумолимые законы общества толкают на путь матери.

И всюду, куда бы он ни направил свой взор, перед ним предстают скорбные лица, задавленные нуждой люди, заслуживающие лучшей участи.

В пользующейся широкой известностью поэме «Бедные люди» описана полная лишений и опасностей жизнь рыбака. Его семья влачит голодное существование. Часто случается, что дети ложатся спать, не поужинав. Ветхая лачуга на берегу моря служит им кровом. Вечно встревоженная мать занята только одной мыслью — как бы не погиб на море их отец-кормилец. Но вот умирает соседка, и великодушная женщина берет к себе на воспитание еще двух детей-сирот.

Здесь Гюго поднимается до показа больших гуманных чувств, чувств истинного братства, которые присущи труженикам. Поэт противопоставляет великодушие простой женщины бессердечию и расчетливости буржуа.

Конечно, в «Легенде веков» имеется много слабых в художественном отношении мест и целых стихотворений. К сожалению, риторика преобладает у Гюго там, где он творит в области «чистой» мысли, где он увлекается философскими рассуждениями. Этим особенно грешат символико-утопические поэмы третьего тома.

И все же это не мешает Гюго достигать исключительных высот мастерства всюду, где он отказывается от абстрактного философствования и от надуманных построений. Там, где Гюго дает чистый эпос, — он великий и непревзойденный художник. В самых длинных, сюжетно развернутых стихотворениях, таких, как «Свадьба Роланда», «Эмерильо», «Бедные люди», «Спящий Вооз», «Львы», цикл о Сиде, «Маленький король Галисии», «Орел на шлеме» и многие другие, стих его обретает исключительную простоту и лаконичность, становится энергичным и мужественным. Рассказ течет с торжественной, несмотря на простоту, плавностью эпических поэм, которая сочетается с огромной внутренней эмоциональностью, делающей эпический стих нервным и напряженным. Образы приобретают предельную выразительность, их сочетание и движение оказываются драматичными, и порою возникает живой, увлекательный диалог. В замечательном стихотворении «Роза инфанты» мысль о фактическом ничтожестве и бессилии деспотизма убеждает пластической выразительностью двух параллельных поэтических картин: морской битвы, которую мрачный деспот Филипп II видит в своем воображении, и идиллической прогулки по дворцовому саду его дочери, юной инфанты.

Вдохновляясь не только образами греческих, испанских, французских эпических поэм, но и чертами глубокого реализма, который характерен для эпоса, Гюго вводит в свои поэтические повествования эпический юмор, хорошую «наивность» речевых оборотов, органически возникающих там, где это уместно по общему замыслу, и отнюдь не являющихся стилизацией под классические образцы.

Замечательным качеством «Легенды веков» является живописность многих ее, особенно исторических, поэм.

В мире поэтических образов Гюго можно обнаружить все цвета радуги. По художественным своим качествам «Легенда веков» отмечена особенностями своеобразного мастерства Гюго, приближающего его поэтическую манеру к искусству живописца. Гюго не случайно сравнивали с художниками. У него находили манеру Рубенса, Микеланджело и Веласкеcа. Поэт обладал поразительным даром — умением передавать национальное своеобразие и колорит эпохи, выявлять яркие, типические черты народного искусства и народной жизни. В его поэзии можно обнаружить пейзажи, портреты и жанровые сценки.

Великолепное мастерство поэта достигает здесь настоящей зрелости. А. В. Луначарский с полным правом назвал «Легенду веков» «замечательной поэтической сокровищницей», отличающейся «мощнотрубной музыкальностью, изумительно нарядной, парчовой красочностью».

Эти особенности поэтического мастерства Гюго выражали многообразие эстетических форм искусства различных народов на различных этапах его развития.

В поэтических образах, созданных Гюго, ощутима духовно-материальная жизнь народа; в них наличествует ослепительная яркость, пластичность, богатство ритмов. Поэт меняет тональность всякий раз, как переходит в другую эпоху, в другой национальный мир. Так, торжественная медлительность поэм цикла Карла Великого уступает место гибким напевным мотивам и ритмам «Романсеро Сида».

Грандиозный эпос «Легенды веков» в высшей степени оптимистичен. Гюго рисует здесь будущее человечества. Цикл стихотворений «Двадцатый век» представлен поэмой «Необъятное небо», где развернута картина грядущего раскрепощения человечества.

Не случайно Морис Торез в своей книге «Сын народа» приводит стихи из этой поэмы. Он убежденно заявляет: «Хотя новые тучи собираются над миром, корабль Франции не пойдет ко дну, не разобьется о рифы порабощения и войны. Ведомый рабочим классом и его благородным идеалом, выразителем которого являются коммунисты, этот корабль плывет, говоря словами поэта, к светлому будущему, к свободе и братству —

Туда, где свет наук сияет величаво,
К концу всех язв земных и распрей всех,
К обилью, радости, туда, где счастья смех,
Плывет корабль, увенчан славой…[13]

Стр. 401. Кротость старинных судей. Пакье, Деланкр, Боден — судейские чиновники XVIII века, реакционеры и мракобесы.

Стр. 430. Узник. Имеется в виду военный предатель маршал Базен (см. словарь); когда Базена за измену родине приговорили к смертной казни, Гюго сказал: «Я строже тех, кто хочет смерти Базена. Я требую его жизни и позора». Смертный приговор Базену был заменен пожизненным заключением.

ВСЕ СТРУНЫ ЛИРЫ

Книга стихотворений «Все струны лиры» напечатана после смерти поэта. Первые две серии этого сборника были опубликованы в 1888 г., третья серия — в 1893 г. В авторском примечании Гюго отметил: «Все струны лиры» должны представить весь репертуар моей поэзии». Впоследствии работа по подготовке рукописи этого сборника к изданию велась близкими друзьями поэта — Полем Мерисом и Огюстом Вакри. Мерис и Вакри распределили стихотворения и поэмы Гюго по следующим разделам: «Человечество», «Природа», «Мысль», «Искусство», «Я», «Любовь», «Фантазия», «Медная струна».

Разделы, установленные составителями сборника, соответствуют в широком смысле основным темам, которые всегда волновали Гюго-поэта. Вот почему стихи, вошедшие в раздел «Человечество» — произведения эпического стиля, могли бы найти место в «Легенде веков», стихи из раздела «Природа» напомнят читателю лирические пейзажи, знакомые ему по «Созерцаниям», «Песням улиц и лесов» и другим сборникам. Раздел «Мысль» представляет собою весьма типичные для Гюго лирические стихотворения. В разделе «Искусство» собраны поэтические размышления о призвании поэта и значении искусства. Раздел «Медная струна» представляет собою сатирические произведения, которые по праву могли бы найти свое место в «Возмездии» и «Грозном годе», — гражданские в собственном смысле слова стихи Гюго, в которых он оплакивает страдания родины и клеймит ее предателей и палачей.

вернуться

13

Морис Торез. Сын народа, Издательство иностранной литературы, 1950, стр. 201.