Святоносский маяк
Маяк установлен в 1862 году на мысе Святой Нос (Кольский полуостров). В первую же зимовку от цинги из шести человек команды погибли пятеро. Сам смотритель (унтер-офицер в отставке Филиппов) выжил, но по причине перенесённой болезни оставил службу на маяке, на смену ему пришёл отставной унтер-офицер Алексеев. В следующую зимовку от цинги на маяке погибла вся команда – кроме смотрителя.
Вильд (флюгер Вильда) – простейший прибор для измерения скорости ветра.
Среди суровых северных широт,
где не родит земля ни льна, ни хлеба,
где месяц длится ночь, и всех щедрот –
полярное сияние в полнеба,
в оковах вековечной мерзлоты
спят мёртвые поморские посёлки,
стоят пусты раскольничьи скиты.
Всевластны ветры, вороны и волки –
здесь, от царя и Бога вдалеке,
где коротает век моряк вчерашний
на дальнем Святоносском маяке –
во вросшей в скалы светоносной башне.
Зажаты в беломорские тиски
семь человек на остроносом мысе.
Здесь водка не спасает от тоски,
и от больных, с ума сводящих мыслей.
От смертоносных щупалец цинги
не спрятаться за стенами в остроге.
Здесь не беда, что встал не с той ноги,
а радость – оттого, что держат ноги.
…Который день бушует океан,
на вильде то и дело восемь баллов;
и руки старика (он спит – он пьян)
всё тянутся к незримому штурвалу.
И не таких сгибает жизнь в дугу.
От инвалида в море мало толку –
собачьей смерти ждать на берегу
сточившему клыки морскому волку.
…Метель кружит над шпилем маяка,
по одному людишек прибирая,
хромым калекой брезгует – пока.
А шестеро – лежат рядком в сарае.
Их даже не схоронишь по-людски.
Но души ждёт небесная обитель.
Ведь звёзды – это тоже маяки,
и, значит, – каждой нужен свой смотритель.
А тот – один на вымерзшей земле –
кому досталась доля страстотерпца,
пусть спит, пока пульсирует во мгле
свет маяка, как огненное сердце.
Всего лишь бог
Сыну
Любимый сын, клянусь, тебе и Еве
я создал мир без боли и тревог;
и чёрт, знать, дёрнул написать на Древе
«Не трогать – изгоню из Рая! Бог».
Гуляйте, дети, сыты и раздеты,
вся жизнь была приятна и легка.
Зачем же вы нарушили запреты,
зачем так разозлили старика?
Ну что ж... Тогда возделывайте пашню,
живите и плодитесь – в добрый путь!
Ан нет! Уже возводят чудо-башню –
в отцовские покои заглянуть.
Я разделил все языки. И что же?
Ничто не властно снять людскую спесь –
за веком век вы лезете из кожи
в попытках достучаться до небес,
труду, заботам о насущном хлебе
предпочитая призрачных химер,
с мечтами о не ставшем близким небе
круша давно наскучивший вольер.
Мой славный, одинокий Человече!..
Ты тянешься к незримому отцу…
Прости. Пойми. Я… не готов ко встрече –
мне страшно встать с тобой лицом к лицу.
Ген Каина
Сын Каина, взбирайся к небу
И Господа оттуда сбрось.
Шарль Бодлер
Проклят, одинок и неприкаян,
мучим нескончаемой тоской,
по ночным дорогам бродит Каин,
тщась вернуть утраченный покой.
И, клеймо скрывая, как проказу,
одичало прячется во тьму,
как заклятье, повторяя фразу:
«Я не сторож брату моему!»
Суждено блуждать ему, доколе
не найдёт приют в чужом краю,
где построит дом, засеет поле
и взрастит немалую семью.
Ждать недолго жатвы. Грянет время –
мерить правоту длиной ножа –
вот тогда-то каиново семя
принесёт обильный урожай.
Рухнут вековечные каноны
под напором яростной волны
в день, когда на мировые троны
вознесутся Каина сыны.
Nova
Круша вековые основы,
ломая орбит постоянство,
ярчайшая вспышка сверхновой
звезды озарила Пространство.
И волны слепящего света
несли гибель древним народам
далёкой цветущей планеты.
Вскипали могучие воды,
крошились и плавились камни
под испепеляющим взором.
А импульс всесильным воззваньем
летел по вселенским просторам,
сжигая былое, как ветошь,
и реинсталлируя Время, –
чтоб вспыхнул божественный Светоч
в окутанном мглой Вифлееме.
Утренние аллегории. Взгляд первый
Стара как мир и, как заря, млада –
Всех величайших тайн немой хранитель –
Седая одинокая звезда
Льёт тусклый свет на сонную обитель
Ни шороха. Всё замерло внутри
И чуда ждёт... Грядёт! Грядёт Спаситель!..
Вдруг – шёпот пробежал в листве: «Гори!!!»
И вот – выходит огненное Чадо
Из чрева Богородицы-Зари.
И мир ликует – всё рожденью радо!
Дубы-волхвы простёрли ввысь персты.
Торопит ветер облачное стадо.
Отметины божественной пяты –
Вслед за лучом, над травами скользящим,
Распахивают венчики цветы.
Разбужена теплом животворящим,
Жизнь встрепенулась: кружит, как циклон,
Снуёт, кипит и бьёт ключом звенящим!
Весь мир спешит – к Младенцу на поклон!..
И грянул гром!..
Лифостротон – каменный помост римского прокуратора.
Уроборос – древний символ, изображение змеи, поедающей свой хвост.
Спустилась ночь на Гефсиманский сад
и город, знавший яростные битвы,
огонь и кровь бесчисленных осад,
но не слыхавший искренней молитвы...
Сомненья рвали душу в лоскуты.
Слова слетали с губ, ища ответа.
Отец! Пусть будет так, как хочешь Ты!
И всё ж молю – да минет чаша эта!
Ершалаим гасил свои огни...
Тринадцатый день месяца нисана –
назавтра, в полдень, возопят «Распни!»
ещё недавно певшие «Осанна!»
Внизу в долине рокотал Кедрон.
С щеки текла слеза (иль капля пота?)
И отсвет факелов дрожал тавром
в расширенных зрачках Искариота.
Но «Радуйся!» – промолвили уста,
хотя глаза кричали: «Уничтожу!»
И обжигающ, как удар хлыста,
поспешный поцелуй ошпарил кожу.
Апостолы схватились за мечи,
но всё же удалось избегнуть сечи.
Ученики рассеялись в ночи,
тем подтвердив слова застольной речи...
...Костёр пылал в стенах хананова двора,
и челядь спорила о малом и великом,
а за оградой разносился вой Петра,