— Прелесть что такое, чудо! — картавил Лантюр-Люс. — Точь в точь как в Париже продают лакомства, только гризеткам! Прелесть, очарование! Жаль только, что я не могу видеть, как вы пойдете к тем ложам. У меня кто-то срезал лорнетку!

Молодой французик еще трещал, когда Бриан уже подходил к ложам. Везде смеялись, когда он появлялся. Все время, как он проходил, все любопытно и поощрительно следили за ним, так что когда он подошел к ложе Вейт-Манора, тысячи взоров впились в братьев.

— Что они, черт бы их драл, таращут глаза на этого шелопая в белом фартуке? — говорил капитан мистрисс Борнет.

— Не хотите ли вы запретить им смотреть? — сердито отвечала хозяйка корчмы. — Разве вы не видите, что все кавалеры покупают конфеты дамам, а вы хоть и обещали, да не покупаете апельсина.

— Ну хорошо, хорошо, прелестная Дороти, клянусь всеми чертями, вы…

— Что я?

Капитан съел дюжину ругательств и промолчал.

Бриан Ленчестер остановился перед роскошной ложей Вейт-Манора. Он молча постоял с полминуты, думая, что одно его присутствие обратит на него внимание брата. Но граф сидел скучный, полусонный, с закрытыми глазами, и дремал.

Бриан поднял ящик и постучался. Граф нетерпеливо взглянул вниз, и, когда взгляд его упал на Бриана, затрепетал. Лицо его стало зелено, в мертвых глазах зажглась жизнь и губы задрожали.

Водворилась глубокая тишина.

— Милорд, брат мой! — ясно и звучно сказал Бриан.

— Купите немного конфет у сына отца вашего, чтобы он мог купить себе хлеба!

Из «адской ложи» опять понеслись рукоплескания. Весь партер последовал за нею, а в райке зрители, не зная ради чего, стали кричать: «браво»! Педди, в простоте своей, зарычал своим грубым голосом:

— Ай да ловко!

Лорд Вейт-Манор, из-за которого происходил весь шум и на которого рушились все эти насмешки, был неподвижен.

— Ну что же милорд, брат мой? — продолжал Ленчестер.

Все притихли, слышен был лишь гнусливый голос Лантюр-Люса, говоривший:

— Ей Богу, мои дорогие, я дорого бы дал за лорнет — не шутя!

Граф ничего не сказал, с ненавистью взглянул на брата и опустил завесы ложи.

В это время внизу, в райке, поднялся шум. Был десятый час время, когда можно войти в театр, заплатив лишь полцены.

Бриан, воспользовавшись суматохой, удалился и через несколько времени появился опять в своем модном костюме. Шум почти утих, как вдруг из одной ложи первого яруса послышался женский крик, крик страха и ужаса… Все взоры, устремленные на графа, переменили свое направление в другую сторону.

В ложе герцога I*** леди Б*** бросилась с ужасом к двери ложи, где показалось бледное, кроткое лицо Тирреля, которого свет знал под именем Эдмонда Маккензи.

Глава двадцать седьмая

МРАЧНАЯ ЛОЖА

В середине второго акта, в фойе, расхаживал молодой человек, одетый по последней моде и как видно старавшийся подражать приемам светских молодых людей. Он не выпускал изо рта зубного перышка, глядел всем в глаза, кашлял, сморкался. Но никто не обращал на него внимания, хотя у него в петлице виднелась желтая ленточка.

Снэль не хотел более ждать, его так и тянуло в корчму, где веселилась прелестная Медж. К тому же он не мог даже мяукнуть, чтобы хоть немного рассмеяться. Он подошел к буфету и потребовал джину.

— Джину нет!

— Эля!?

— Тоже нет.

Ему подали мороженого. В то время как Снэль разглядывал поданное, не зная как взяться за него, к нему приблизился мужчина и, взяв его за руку, сказал:

— Следуй за мною!

— Что? Как? — протяжно спросил Снэль, задрав голову. — Да известно ли вам с кем имеете вы счастье говорить?

Неизвестный насупил брови, но это ничуть не испугало Снэля.

— Что угодно вам от меня? — продолжал он. — Я вас знать не знаю, ведать не ведаю, черт меня побери! Как выражается почтеннейший капитан О'Крен, мой друг.

— Отъявленный плут! — промолвил неизвестный, улыбаясь Снэлю. — Потом подошел к нему и сказал на ухо: — Ночной джентльмен!

— Давно бы так! — важно ответил Снэль. — А то ведь вы понимаете меня, милорд, не могу же я идти с первым попавшимся, который скажет мне иди за мной!

— Верно, как тебя зовут?

— Снэль, милорд. А вас как?

— Ты хочешь знать мое имя? — улыбнулся незнакомец. — Тебе нет до него дела, пойдем со мной.

Оба покинули фойе, когда был антракт и зрители выходили из залы. Они еле протиснулись сквозь густую толпу и остановились близ ложи, в которой сидели леди Офелия и княгиня Лонгвилль. Незнакомец постучался особенным манером, двери отворились и он впихнул Снэля в ложу. Дверь тотчас же заперли. Ни один луч освещенного зала не проникал в эту ложу.

Несколько времени все молчало. Снэль начал дрожать.

— Ты трепещешь, «дитя семейства», — произнес кто-то глухо. — Если ты принадлежишь к трусам, то удались отсюда!

— Нет, милорд, вы ошибаетесь, я не трус, — отвечал Снэль. — Только в темноте как-то мрачно на душе. Что же должен я делать?

— Ты должен молчать!

Кто-то схватил Снэля за руку и подвел к самой занавеси, в которой открылось крошечное отверстие.

— Приложи глаз к этой дыре, — сказал голос.

Снэль исполнил это. Глаз его, привыкший к темноте, был ослеплен ярким светом зала.

— Посмотри на ту сторону, в первую ложу, — сказал невидимка, подождав, чтобы глаз Снэля попривык к свету. — Что ты видишь?

— Вижу нарядную леди, в платье из атласа, залитую бриллиантами.

— Видишь ли ты руки этой дамы?

— Одну вижу.

— Которую?

— Подождите, милорд, позвольте подумать… Правую… нет! Левую. Она опирается этой рукой на бархатный барьер ложи… ой! Какие кольца! Вот подарить бы моей Меджи хотя одно!..

— Молчи!.. Не замечаешь ли ты между перстнями хотя бы один, который блестел бы более других.

— Да, милорд, как же!.. Вижу один, он блестит, как солнце!

— Отойди!

Невидимка закрыла отверстие. Снэль снова очутился во мраке. Его руку крепко сжали и голос сказал: Итак на левой руке, на безымянном пальце. Запомнишь?

— Запомню, милорд.

— Теперь иди сюда.

Его оттолкнули к правой стороне ложи. Завеса приподнялась и образовала еле заметную щель внизу. Яркий свет разогнал мрак, но в тот же момент две сильные руки сжали голову Снэля, так что он не мог повернуться назад.

— Посмотри направо. Что ты видишь?

— Плечи женщины, милорд. Чудные плечи, милорд!

— Тс! Лица не видать?

— Не вижу.

— Подожди.

Руки повернули голову Снэля, который зашептал:

— Вижу, милорд! Вижу! Что это такое? Это лицо мне известно…

— Молчи!

Завеса упала. Руки освободили голову Снэля и он отряхнулся, как мокрая собака. «Где видел я эту даму?», — размышлял Снэль. — Что я за дурак! Она очень похожа на Сюзанну, прислужницу в корчме «Короны». Я покажу ее капитану вот он будет хохотать-то!

— Теперь можешь уйти, — сказал голос. — Повернись к выходу и не оглядывайся.

Дверь отворилась. Снэля вытолкнули. Незнакомец, подведший его к ложе, ожидал в коридоре.

— Ну вот и я! — сказал Снэль, ободрившись при свете. — Как странно проводят время эти лорды! Зачем идут в театр? Пусть они сойдут лучше в какой-нибудь подвал, там они увидят все тоже!

— Не сыпь попусту слова, мальчишка!

— Ого! Мальчишка… Я теперь молодой человек. Да что тут, впрочем, скажите мне лишь одно: не «его ли честь» сидит в этой ложе?

— Что это такое «его честь»?

— Это тот хозяин, который платит.

— Его там нет.

— Ну так я не сожалею, что пробыл в темноте. Я желал бы взглянуть лишь на его честь.

— Его видели уже многие, против его желания, — сказал мрачно незнакомец. — Но эти не проговорятся.

— Им заткнули рот?

Незнакомец утвердительно мотнул головой.

— Гинеями? — спросил Снэль.

— Нет, не гинеями, — отвечал неизвестный, и вынул из-под плаща маленький кинжальчик чудной работы.