— Бедный граф! — воскликнула графиня, невольно усмехаясь при словах Бриана, которые тот сказал совершенно серьезно. — Вы жестоки к нему! Но ведь не всю же ночь занимались вы продажей?

— Нет, миледи, лишь до одиннадцати часов, да к тому же со мной случилась маленькая неприятность. Управляющий моего брата, Патерсон, велел отколотить меня за то, что я не хотел сойти с крыльца. Один из слуг милорда графа Вейт-Манора, моего старшего брата, дал мне дюжину порядочных колотушек!

— Что вы! — вскричала графиня. — Щеки Сюзанны невольно покрылись ярким румянцем.

— Это совершенно верно, миледи, — отвечал Бриан.

— Что же сделали вы?

— К несчастью я не настолько богат, чтобы дать этому лакею более пяти фунтов стерлингов.

— Неужели это за побои, сэр?!

— Я с радостью заплатил бы за них сто гиней, миледи. О! Вы можете быть совершенно уверены, что милорду — моему брату — плохо спалось прошлую ночь! Свидетелями наносимых мне ударов были некоторые прохожие и сегодня я подал прошение. Дело будет иметь большой интерес! Брат, прибитый лакеем брата…

Глаза Ленчестера заблестели. Сюзанна поняла лишь одно, что Бриан несчастлив. Она кипела негодованием при мысли об обиде, нанесенной человеку, стоявшему в ее глазах выше всех людей. Она желала бы утешить его, залечить рану Ленчестера своею любовью. Он хотел уже уходить. Сердце молодой девушки сжалось: когда-то увидятся они опять? Дверь ложи снова отворилась. Вошел молодой человек. Бриан, прошедший уже к выходу, воротился и сел позади Сюзанны.

В то время как графиня разговаривала с новоприбывшим, Бриан устремил на Сюзанну неподвижный взор, возымевший на нее могучее воздействие. Она осознала вдруг себя рабой этого человека.

Молодой человек, говоривший с графиней, как бы нечаянно повернулся к Сюзанне спиной и таким образом отделил ее совершенно от леди Офелии, с которой вел живой разговор.

— Как вы чудно хороши, княгиня! — сказал, наконец, Бриан своим тихим и грустным голосом. К чему увидел я вас? — Он умолк и схватил руку Сюзанны, которая не отнимала ее.

— Очень легко может быть, что меня обманули, — продолжал он. В этом случае я заранее прошу простить мою дерзость. Мне передали, то вы любите меня, княгиня?

— Вас не обманули, — отвечала Сюзанна.

Неожиданность ответа поразила Бриана. Он невольно потупил глаза. Когда он поднял их, слезинки катились по щекам красавицы.

— Вы любите меня, — шептал Бриан задыхающимся голосом, но знаете ли вы меня? Знакома ли вам странная жизнь моя? Нет, княгиня, я не люблю вас, я не хочу делать это… Это было бы жестоко…

Сюзанна взглянула на него и легкая улыбка озарила ее лицо.

— Вы полюбите меня! О вы будете любить меня! Я чувствую это, я это знаю. Тон вашего голоса яснее ваших слов.

Бриан молчал, с восторгом созерцая это милое создание и упиваясь страстью, горевшею в полуопущенных глазах Сюзанны.

— Да, я буду любить вас! — сказал он, наконец, тихим прочувствованным голосом. — Я буду весь принадлежать вам! Некоторые говорят, что я полоумный, я и сам думаю так иной раз. Постойте!

Бриан сказал последнее слово резко, отрывисто. Его глаза, устремленные на прелестное личико Сюзанны, обратились теперь на другую сторону залы с выражением горечи и негодования. Он встретил скучное и безжизненное лицо своего брата, графа Вейт-Манора.

— Княгиня, — хладнокровно сказал он, — если через 10 минут вы по-прежнему будете любить меня, то я буду любить вас во веки.

Он встал, поклонился и быстро вышел. Вскоре ушел и молодой человек, разговаривавший с Офелией.

Ленчестер быстро сбежал с лестницы и очутился на улице.

— Джон! — закричал он.

К нему тотчас подбежал лакей.

— Ящик и кафтан! — сказал Бриан, поспешно стягивая франтовский фрак. Потом он надел кафтан белого цвета, фартук, перекинул через голову ремень от ящика, поданный ему Джоном, и также быстро воротился в театр.

Глава двадцать пятая

БРАТЬЯ

Бриан Ленчестер был младший сын Юза Ленчестера, графа Вейт-Манорского.

Когда он был еще очень молодым человеком, то оказался в ложном, неприятном положении, которое часто бывает в Англии достоянием младших сыновей знатных семейств. Воспитанный почти в придворной роскоши он, после смерти отца, получил свою крошечную долю из всего громадного наследства. А брат его, по неизменным правилам закона, наследовал все титулы и девять десятых отцовского имущества. Старший становился знатным и богатым, а младший — чуть ли не бедняком.

Граф Вейт-Манорский и не помышлял о том, как бы улучшить положение своего младшего брата, а Бриан, не задумываясь о будущем, проматывал свою скудную долю.

Один случай почти совершенно разорил его: его брат или вернее управляющий последнего, повел с Брианом процесс, и так как у него были слишком ограниченные средства, чтобы поддерживать его, он проиграл. Братья никогда особенно не любили друг друга, а этот случай окончательно ожесточил Бриана. Он дал клятву, что вечно будет поддерживать войну с братом. Оружие, которое было избрано Ленчестером, было странно, но он умел так ловко владеть им, что граф горько каялся в том, что ожесточил против себя человека, защищаемого покровительством аристократии.

Чтобы избежать мести брата, граф обещал ему сумму, сначала умеренную, потом большую. Бриан ничего не хотел слушать, требуя половины всего капитала. Граф отказывался. Текла страшная борьба слабого с сильным, в которой верх находился на стороне слабого. С графом сделался сплин и он стал несчастнейшим человеком. И удивительная вещь, в этой борьбе союзниками Бриана были именно те, кто по природе и закону, должны были быть самыми злейшими его врагами. Это были юные лорды, в близком будущем долженствующие попасть в то же положение, в каком находился граф Вейт-Манор и сэр Ленчестер. Но они не видали ничего, кроме смешного в ведении дела последнего. Они не понимали, что каждая из шуток его была страшным ударом старшему, ударом, наносимым опоре закона. Чем удивительнее были нападения Бриана, тем более приходил в восторг grand-monde.

Весь gentle folk восхищался, читая например в «Таймсе» известие такого рода:

«Вчерашний день, благородный граф В… М… совершая поездку в лодке по Темзе, узнал в одном из гребцов своего брата, сэра Б… А.

Мы слышали, что граф закрыл лицо, чтобы не видеть родного брата и приказал тотчас же плыть к берегу.

Как чуден век, в котором мы живем…», и прочее и прочее. Или:

«В прошедшее воскресенье, в туманный, холодный вечер, несколько прохожих видели сэра Б… Л… распростертого на каменных, холодных плитах крыльца своего брата, графа В… M. Люди, которым мы имеем основание верить, говорят, что граф отдал приказ своим слугам выгнать своего несчастного брата», и так далее.

Могучий, сильный лорд не смел никуда показать носа. Он гулял лишь по пустынным местам, где надеялся не видеть своего мучителя. Но Бриан, казалось, со всеми был в заговоре. Граф всюду встречал его холодное, насмехающееся лицо. Бриан, напротив, был даже модным человеком, его принимали во всяком доме, его всюду звали.

Глава двадцать шестая

EXCENTRIC-MAN***)

Занавес падал во второй раз, когда Бриан Ленчестер появился в зале в платье продавца пирожков. Весь театр глухо заговорил. Слышался сдержанный смех;

— Купите, господа, купите! — покрикивал Бриан, расхаживая между рядами кресел. — Покупайте пирожки и конфеты, угощайте ваших дам!

Покупали лишь те, кто не знал Бриана и не понимал его поступков. Вот он приблизился к «адской ложе», оттуда полились громкие «браво» и рукоплескания. Бриан еще раз монотонно, не улыбнувшись, повторил свою просьбу. Молодые люди кинулись покупать, и ящик Бриана опустел бы в ту же минуту, если б он не закрыл его и не сказал:

— Довольно, довольно, мои господа, надо ведь оставить что-нибудь для тех… — И сказав это, он повернулся к ложе графа Вейт-Манора, не подозревавшего бурю, готовую разразиться над его головой.