— Довольно! — жестко сказал Маскаро, — я здесь хозяин, не правда ли?

И с горькой иронией он прибавил:

— Разве нельзя все говорить в присутствии этого господина?

Доктор и адвокат сели на свои места.

Круазеноа подумал, что надо бы успокоить их.

— Между честными людьми, — начал он…

— Мы — не честные люди, — прервал его Маскаро.

Потом, как бы в ответ на полнейшее смущение маркиза, он прибавил с особым ударением:

— Впрочем, вы ведь также?

От этого грубого замечания кровь прилила к лицу маркиза. В высшем свете неприлично, да и вообще не принято говорить правду в глаза.

Он готов был рассердиться, но боялся все потерять. Маркиз решил перенести это оскорбление, превратив его в шутку.

— Ну, по-моему, это мнение слишком жестоко, — произнес он.

Но почтенный хозяин сделал вид, что не заметил его трусости, которая заставила улыбнуться Ортебиза.

— Я вас попрошу, маркиз, слушать меня внимательно.

Потом обратился к Полю:

— И вас также, мой милый.

Наступила тишина, только из соседней комнаты доносились голоса клиенток, которые толпились вокруг Бомаршефа.

Ортебиз и Катен казались смущенными.

Круазеноа остолбенел и потушил сигару. Поль дрожал от страха.

Батистен Маскаро совершенно преобразился.

Это уже не был благосклонный хозяин. Чувство собственного могущества переполняло его, очки сверкали.

— Такими, какими вы нас видите, маркиз, — начал он, — мы были далеко не всегда.

— Двадцать пять лет тому назад мы были молоды, честны, полны юношеских мечтаний и веры, поддерживающих человека во всех испытаниях; нам была свойственна смелость, поддерживающая солдат, идущих в атаку. Мы жили в бедной квартирке на улице де ла Гарп и любили друг друга как братья.

— Как давно это было! — прошептал Ортебиз. — Как давно…

— Да, давно, — продолжал Маскаро, — а между тем, это было самое светлое время для меня. Сердце мое сжимается, когда я сравниваю наши надежды и теперешнюю действительность. Мне кажется, друзья мои, что это было только вчера… Мы были бедны тогда, маркиз, и свет манил нас самыми обманчивыми красками. Хозяева всех теплиц, предназначенных для выращивания молодежи, нашептывали на ухо каждому из нас: "Ты будешь иметь успех…"

Круазеноа сдержал улыбку, рассказ казался ему мало интересным.

— Так вы много учились? — начал он.

— Да, и упорно… Я должен вам сказать, что каждый из нас подавал блестящие надежды. Катен в ожидании места адвоката, получил награду за свою диссертацию "О передаче имущества". Ортебиз был награжден за сочинение "Анализ подозреваемых веществ", которое потом было приведено в сочинении знаменитого Орфилы, в его "Трактате о ядах". Я сам довольно успешно писал стихи и был магистром словесности.

— К несчастью, Ортебиз поссорился с родными, родители Катена были крайне бедны, а у меня семьи не было. Мы почти умирали от голода. Из нас троих я один зарабатывал немного денег репетиторством…

— Получая тридцать пять су в неделю, половину заработка ремесленника, я должен был вбивать в головы своих учеников знание алгебры и геометрии, а их родители смеялись над моей худобой и поношенным платьем…

Тридцать пять су! На них надо было накормить трех человек, да еще у меня была возлюбленная, которую я любил до безумия, а она умирала от чахотки…

Кто бы мог подумать, что это говорит человек по имени Батист Маскаро!

— Я буду краток, — продолжал он, — однажды у нас не было ни сантима, а Ортебиз объявил мне, что моя возлюбленная умрет от недостатка в питании, ей необходимо мясо, вино, жиры…

— Хорошо же!… — сказал я, — ждите меня, друзья, я сумею достать денег!

…Не зная еще, что делать, я выскочил на улицу в совершеннейшем бешенстве. Я не знал — стать ли мне с протянутой рукой или задушить кого-нибудь из-за кошелька. Я бежал по набережной Сены и вдруг, как молния, меня озарила мысль…

Я вспомнил, что сегодня среда, день, когда воспитанники политехнической школы отпускаются по домам. Я подумал, что если я пойду в Пале-Рояль и там зайду в кафе Лемблена… Там я смогу встретить кого-нибудь из своих бывших учеников, которые не откажутся занять мне монету в сто су… Сто су! Это совсем немного, не правда ли, маркиз?… Увы!… В тот день от этих ста су зависела моя жизнь. Жизнь моих друзей и моей возлюбленной… Были ли вы когда-нибудь голодны, маркиз?

Круазеноа вздрогнул. Нет, он никогда не испытывал голода. Но знал ли он, что ожидает его в будущем, его, у которого нет средств, и завтра он может с высоты своего кажущегося величия упасть прямо на мостовые Парижа, в грязь…

— Когда я пришел в кафе Лемблена, — продолжал Маскаро, — то не увидел там никого из своих знакомых. Слуга, к которому я обратился, сперва презрительно оглядел меня с ног до головы…Моя одежда состояла из лохмотьев… Но потом, узнав, что я — репетитор, он ответил мне, что эти господа уже здесь были и, вероятно, скоро вернутся. Он спросил, что мне подать, я ответил, что мне ничего не надо, и сел в уголке…

С тех пор, как я вышел из дому, голова моя горела огнем, теперь же я почувствовал небольшое облегчение. У меня появилась надежда. Я прождал минут пятнадцать, как вдруг в кафе вошел человек, лицо которого мне никогда не забыть. Он был бледен, как полотно. Черты лица искажены. С блуждающими глазами и полуоткрытым ртом он был похож на умирающего.

У него было какое-то горе, это было видно сразу.

Но он был богат.

Когда он опустился на диван, к нему подбежали слуги, спрашивая, чего бы он хотел.,

Хриплым голосом, едва шевеля губами, он приказал:

— Бутылку водки и перо с бумагой!

История, которую рассказывал Маскаро, явно не могла быть им выдумана, слишком он волновался. Маскаро остановился. Никто не произнес ни слова…

Даже бравый, всегда улыбающийся Ортебиз, сидел, нахмурившись.

— Вид этого человека, — продолжал Маскаро, — утешил меня. Так уж мы устроены, что несчастье другого человека как бы уменьшает наше собственное. Для меня было ясно, что незнакомец нестерпимо страдал и внутренне я радовался этому.

Мучения испытывают не только отверженные! Им подвержены богачи!

Между тем ему принесли водку, бумагу и чернила.

Незнакомец налил большой стакан водки и выпил, как воду.

Результат был поистине жутким. Он весь побагровел и, казалось, потерял сознание.

Я наблюдал за ним с каким-то странным чувством. Мне казалось, что между нами возникала какая-то тайная связь. Я вдруг почувствовал, что этот человек станет мне полезен, но вместе с тем я почему-то испугался этого. Я уже собирался уйти, но меня мучило любопытство.

Наконец, незнакомец пришел в себя.

Он схватил перо, написал несколько строк, потом, видимо, остался недоволен написанным, вынул из кармана огниво и сжег лист.

Второе письмо также его не устраивало, как и первое. В сердцах он смял его и положил в карман жилетки.

Третье письмо он начал писать, сначала приготовив черновик. Я наблюдал, как он то мучительно задумывался, то зачеркивал написанное. Было ясно: он не осознает, что с ним и где он. Размахивая руками, он произносил какие-то глухие, отрывочные фразы, будто он был наедине с собой и никто его не мог слышать.

Прочитав еще раз написанное, он остался им доволен. Еще раз переписал и разорвал черновик в мелкие клочья, которые бросил под стол.

Аккуратно запечатав письмо, он позвал слугу:

— Вот вам двадцать франков, — сказал он, — отнесите это письмо по адресу. Ответ принесете мне домой. Вот моя карточка. Поторопитесь…

Слуга быстро скрылся, а незнакомец сразу же поднялся и, расплатившись, ушел.

Что же за драма разворачивалась передо мной? Должно быть, одна из тех мрачных интриг, что потрясают домашнюю жизнь. Этот человек — вероятно, обманутый муж, разорившийся игрок или несчастный отец, которого обесчестил любимый сын.

Меня смущали эти клочки бумаги, что он бросил под стол. Я очень хотел их поднять и узнать, что в них.