«Улыбнись же насупленной мрачности…»
Улыбнись же насупленной мрачности
Злого поэта,
Преисполнена ясной прозрачности,
Силы и света.
И откуда запросятся бледные
Жалкие звуки, –
Ты туда протяни всепобедные
Стройные руки –
И растущая песня расширится,
Внове пропета, –
И, послушное, утихомирится
Сердце поэта.
«Тебе даны мгновенья взлета…»
Тебе даны мгновенья взлета
Ввысь, в тот разреженный эфир,
Где прах и дольняя забота
Покинут твой волшебный мир.
Зачем же ты стремишься выше
И хочешь миг продлить, разлить?
Высь могут на земле любить
Смиренно люди, травы, крыши.
Торжествен лёт железных крыл,
Сооруженных дерзновеньем,
Но вечности не покорил:
Ее он только ощутил
Высоким, как твое, мгновеньем.
И ты ведь любишь легкий труд
Земного радостного ига,
И вместе с ним к тебе идут
Даянья творческого мига.
«Не позвякивает колоколец…»
Одинокое сердце оглянется
И забьется знакомой тоской.
Полонский
Не позвякивает колоколец
Борзой тройки у крыльца;
Не бредет в скуфейке богомолец –
Божий странник – степью без конца.
Хорошо с любимого порога,
Покидая мирный дом,
Уходить в далекую дорогу
Непоспешно, чинно, чередом;
Хорошо, когда открыты дали,
Хоть неведома земля;
И без радости, и без печали
Города, моря, поля –
И людей – в раскрывшуюся душу,
Словно в чашу — до краев
Принимать. – Нет, я покой нарушу,
Оглянись, – а он и был таков.
Отчего? Дорожный колоколец
И не звякнул у крыльца.
Не видать – бредет ли богомолец
По степи без края и конца.
«И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут…»
И.А. Новикову
И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут,
И ходит ходуном изумленная земля,
На сотни сотен верст огнедышащие клокочут
И разверзаются первородные поля.
Так новью новою целина души взрезается,
Вот глыбы глянули на простор из глубины,
А дали до краев неземной земли расстилаются,
Вот тут, в твоей груди, не впервые ли рождены?
Как люди потные и дочерна закопченные,
Рабочий кончив день, уж полны живых речей!
А там, куда ни глянь – молодые, неугомонные,
Другие при огнях снова пашут горячей!
Так тракторы рычат, гудят, поют и стрекочут
В ночи души твоей – и, за сменой смена, вслух
Корявых темных дум сырая сила пророчит:
И в мире, и в тебе воспарит бессмертный дух.
САМОПОЗНАНИЕ
Искусством познается мир. И в мире
Во-первых человек. Самопознанье —
Наука всех наук. Его дает
Среди искусств и ближе, и тесней
Искусство живописи: за вещами
Тут видишь суть вещей; за человеком
То вечно-человеческое, чем
И жив-то человек.
Пусть на портрете
Отпечатлелось доброе и злое,
Больное и здоровое, от праха
Или от духа жизненное в нас, –
Художнику всё дастся в идеальной
Прозрачности. И мастеру портрета
Отведено не первое ли место
Средь живописцев?
Дай себе отчет:
Когда следишь ты взгляд его пытливый,
Что на тебя и быстро устремлен,
И длительно, – тебя ли просто видит,
Тебя ли ищет он? Нет. Он глядит
Туда, куда-то, словно бы не видя
Того, что здесь. И словно бы оттуда,
Откуда-то – и линии, и краски,
И свет, и тени. Ты заговоришь –
Ответ услышишь, и вопрос, и речи
Живые, но за ними – не о них
Поймешь сосредоточенную думу,
Иль не поймешь – почуешь мимовольно.
И оттого над лепкой внешних форм,
Как над гармониею стройных звуков,
Или над хоровым многоголосьем,
Иль над единым песенным напевом, –
Парит иной, эфирный строй надзвучий,
Неслышных или еле слышных слуху
Обычному. И этот тайный строй
Соединяет малый мир с великим.
Вот отчего и этот чуждый взгляд,
Зараз и пристальный, и как незрячий
На то, что только ты.
Вот отчего,
В глаза взглянув готовому портрету,
Ты, может быть, себя и не узнаешь
На первый взгляд – таким, каким и знать-то
Не хочешь вовсе, изредка встречая
Чужим в случайном зеркале. Но миг –
Себя ты начинаешь узнавать,
А дальше, всматриваясь понемногу,
И познавать в себе – себя иного.
Познание – не правда ль? – опознанье,
Обретенье утраченного. Ты –
Искусством возвращаешься себе
И творчеством его воссоздаешься,
Себя опознавая в мире малом,
А малый мир – большом. Самопознанье –
Наук наука. Меж других имен
Искусство имя ей, многоименной
В единой цельности. Знаток ее –
Художник. Из художников же – мастер
Портрета, вещий. Гvωθι σεαuтοv