Котоньи умер в 1918 году в возрасте 87 лет, а через год состоялся дебют Лаури-Вольпи (Артур в «Пуританах»), положивший начало одной из самых удивительных оперных карьер XX столетия, продолжавшейся без малого шестьдесят лет. Колоритнейшие воспоминания о Лаури-Вольпи оставила болгарская певица Илка Попова, которой довелось не только выступать с ним на сцене, но и общаться с ним и его женой Марией Рос лично: «"Монте-Карло" было мне знакомо по предыдущим гастролям, и меня волновал не столько азартный и авантюрный климат этого города, сколько звучание великих имен, обозначивших моих партнеров по ближайшим спектаклям. Прежде всего это относилось к Джакомо Лаури-Вольпи. О нем рассказывали множество любопытных и пикантных историй, но тем не менее все преклонялись перед искусством певца и его легендарным ми третьей октавы — нотой, о которой мечтает колоратурная певица, не то что тенор! (…). Лаури-Вольпи нисколько не изменился за время, прошедшее с момента нашего римского знакомства. Высокий, стройный, без обычного тенорового «брюшка» и двойного подбородка, широкоплечий и мускулистый, он напоминал скорее баритона, чем привычного итальянского «душку-тенора». Его волосы, густые и темные, были старательно ухожены и причесаны. Одевался он с некоторой элегантной небрежностью. Нетрудно было заметить, что сохранность знаменитого ми третьей октавы волнует его много больше, чем внешний вид, костюм и прочее. Жизнерадостный и симпатичный человек, Джакомо походил на бедного актера, который с прирожденным аристократизмом играет роль миллионера. Это был типичный итальянец с ярко выраженным и своеобразным обаянием (…). Тенор, хотя и пользовался репутацией мизантропа, производил, однако, впечатление человека, верящего исключительно в свой голос и свои ми-бемоли и ни во что иное. Судя по всему, Джакомо волновало лишь состояние связок и забота о них занимала его непрестанно.

* Лаури-Вольпи Дж. Вокальные параллели. С. 255–257.

Он практически не употреблял крепких напитков (…). Спорт, туризм и прогулки не пользовались особым расположением певца. Его хобби была профессия вокалиста, и потому упражнения для голоса и сверхтрудные арии классического репертуара заменяли ему ежедневную гимнастику, любимую спортсменами. Они тонизировали и укрепляли голосовые мышцы, а, следовательно, оказывались предпочтительнее физических упражнений, игры в теннис, экскурсий. У тенора была нервная и нетерпеливая походка, соответствовавшая его вспыльчивому и раздражительному характеру. Помню, мне не понравилось, что он любит смотреться в зеркало. Лишь к концу гастролей я поняла — это было не признаком самовлюбленности и суетности, а свидетельством его постоянной работы над собой. Лаури-Вольпи отрабатывал перед зеркалом всю пластику, жестикуляцию и мимику своих персонажей. Может быть, именно вследствие этого он никогда не допускал на сцене преувеличений, театральности, шаржа… Хочу поделиться здесь впечатлениями, касающимися голоса Лаури-Вольпи. С ним мне пришлось выступать только в вердиевском репертуаре. О Джакомо говорили, что это феномен, и действительно, тенор был обладателем поразительного голоса. Но мне кажется, что высшим достижением Лаури-Вольпи-вокалиста были партии в операх В.Беллини, Г. Доницетти, Д. Россини, Дж. Мейербера, в которых, на мой взгляд, он до сего времени не имеет достойных соперников. Его умение насыщать звучание ярким драматизмом, нежным любовным томлением или поэтической меланхолией и одновременно прорезать сверкающей рапирой своего голоса толщу самого плотного оркестрового звучания — это всего лишь часть замечательных качеств пения Лаури-Вольпи (…). В своем доме Джакомо был весьма общителен, здесь, правда не слишком часто, удавалось встретить и других знаменитостей из мира искусств. Он тщательно выбирал людей, достойных его общества, и немногим оказывал доверие. Во мне и сейчас живет убеждение, что в ранние годы певец, должно быть, сильно страдал от своей доверчивости и, пережив много тяжких разочарований, сделался позднее очень критичен и подозрителен к людям»*.

Тем более представляется знаменательным то расположение, которое оказал Лаури-Вольпи Франко Корелли. Своему коллеге легендарный тенор, певший на сцене почти со всеми великими вокалистами своего времени, рассказывал множество интересных историй из мира оперы, анализируя удачи и ошибки прославленных вокалистов. Для Франко все это было еще одной связующей нитью с замечательным периодом расцвета вокального искусства Италии (первой такой «нитью», как уже говорилось, была жена тенора — Лоретта ди Лелио, выросшая в обществе великих певцов). После смерти Лаури-Вольпи Корелли вспоминал: «Ему совершенно не хотелось, чтобы его считали маэстро, он говорил, что это было бы самонадеянно. Он относился ко мне как коллега, который приходил лишь для того, чтобы поделиться частью огромного опыта, которым и одарил меня с безмерной щедростью своей широкой души».

Весной 1963 года Корелли во второй раз принял участие в турне «Метрополитен» по городам Америки. Это была тяжкая «повинность», доставлявшая много неудобств всей труппе театра. Несмотря на все усилия, приложенные для того чтобы как можно лучше организовать поездку, пишет Рудольф Бинг, «с артистической точки зрения турне оказалось скандалом», потому что в довершение всех неприятностей театры, в которых приходилось выступать, были мало приспособлены для постановки оперных спектаклей. Кроме технических и финансовых трудностей артистов преследовали еще и другие проблемы: спешные переезды, почти ежедневное изменение состава труппы, постоянное чередование у артистов разных по стилю партий, принуждавшее их к нелегкой «перестройке» голоса. Может быть, Корелли пришлось несколько легче, чем другим, — он в этой поездке был занят исключительно в «веристском» репертуаре и даже пополнил его дебютом в «Сельской чести», с которой планировал участвовать в очередном, четвертом для него, открытии сезона «Ла Скала».

* Попова И. Встречи на оперной сцене. С. 47–62.

Тем не менее, особого удовольствия эти гастроли тенору не доставляли. Постоянная смена обстановки, климата, мелькание концертных залов, гостиниц, городов доводили почти до невроза. Нормальной жизни, так, как ее понимает обыватель, — с возможностью прогулок, туристических экскурсий, шумных посиделок — Корелли был лишен в связи с постоянной заботой о вокальной форме. Дирижер Карло Франчи рассказывает: «Я вспоминаю наше совместное турне «Метрополитен Опера». Корелли вечно кутался, носил шляпу и шарф — даже в Далласе, где была ужасная жара. Но несколько раз нам его все же удалось вытащить на прогулку и тогда в нем открывалась человечность, желание быть нормальным, жить, как нормальные люди, закатать рукава рубашки, идти смотреть что-нибудь в веселой компании, вместо того чтобы сидеть взаперти в гостинице и переживать по поводу того, будет ли звучать голос».

В «Тоске» и «Паяцах», в которых он выступал, партнерами Франко были Тереза Стратас, Габриэлла Туччи, Мэри Куртис-Верна, Ансельмо Кольцани, Марио Серени и Норман Миттельман. В двух спектаклях «Сельской чести», один из которых был в Миннеаполисе, другой — в Детройте, Корелли пел вместе с Эйлин Фаррелл, Хелен Ванни, Морли Мередитом, Розалинд Элайес и Вальтером Касселем.

В разгар лета Корелли отправился в Рим для записи вместе с Антониэттой Стелой, Марио Серени и Паоло Монтар-соло «Андре Шенье». После недолгого отдыха в конце сентября тенор приехал в Австрию. В Вене он спел в «Сельской чести» — с Джульеттой Симионато и Костасом Пасхалисом. Затем последовали два спектакля «Дон Карлоса», которыми, правда, сам Корелли, был не особо доволен — он чувствовал себя не в лучшей форме. Его партнерами были Сена Юринач, Фьоренца Коссотто, Этторе Бастианини, Карло Кава и замечательный австрийский баритон Эберхард Вехтер, который дебютировал на сцене «Метрополитен» в том же году, что и Корелли. Вехтер был прославленным исполнителем баритоновых партий в операх Вебера, Вагнера, Верди. Но особых высот он достиг в операх Моцарта (так, он исполнил заглавную партию в одной из лучших записей «Дон Жуана» вместе с Сазерленд, Шварцкопф, Таддеи с дирижером Джулини). Хотя — удивительная особенность — голос Вехтера являет собой классический пример «нефоно-геничности». Говорят, его звук потрясал красотой и обаянием в залах, эти же качества голоса Вехтера несомненно присутствуют и в студийных записях певца, однако его «живые» записи разочаровывают. Достаточно сравнить уже упомянутый комплект «Дон Жуана» с записью этой же оперы со спектакля Зальцбургского фестиваля 1960 года (Прайс, Шварцкопф, Берри, Валлетта, Панераи, дирижер Караян), чтобы это заметить. Создается ощущение, что перед нами два совершенно разных певца. В последние годы жизни Вехтер, закончив оперную карьеру, был руководителем сперва венского театра «Фольксопер», потом стал во главе Венской Штаатсопер, но, к сожалению, меньше чем через два года после вступления в должность скоропостижно скончался. В 1963 году в венской постановке «Дон Карлоса» Эберхард Вехтер пел партию Родриго в очередь с Этторе Бастианини, который к тому времени был уже неизлечимо болен.