О том, что произошло накануне спектакля, можно прочитать в статье, появившейся на следующий день, которая называлась: «Корелли: Его Величество Тенор. Франко Корелли вел себя так же вздорно, как Каллас». Вкратце ее содержание сводилось к следующему. Вечером 26 июля шла генеральная репетиция «Кармен». Корелли, за что-то разозлившийся на Симионато, ждавшую от него цветок, закутавшись в меховой шарф, начал петь. Жители Вероны уже от столиков в кафе на площади Бра напрягали слух: снаружи все было прекрасно слышно и угадывались малейшие шорохи. Неожиданно, пропев несколько фраз, Корелли остановился на середине ноты. Молча он вытащил руку из кармана и потряс ею в воздухе. «Так я петь не буду, — сказал он. — В таком темпе не буду». Маэстро Савицкий опустил дирижерскую палочку. По рядам, где сидели зрители, допущенные на репетицию, пробежал ропот. Те, кто слушал за стенами театра, затаили дыхание: со сцены не доносилось больше ни звука музыки — верный признак того, что что-то не заладилось, или кому-то плохо, или кто-то ссорится. «Не буду, — повторил Корелли. — Это невозможный темп». Дирижер положил палочку на пюпитр. «Но, синьор Корелли, — возразил он, — поймите, что это темп самого Бизе!». «Я никогда так не пел, — ответил тенор. — Вы мне навязываете длительности, которые губят мелодию». На это Савицкий, по словам журналиста, ответил следующей тирадой: «Я здесь дирижер, и опера будет исполняться так, как говорю я». И в ответ получил: «В таком случае ищите себе другого тенора».

Не удивительно, что в столкновении совершенно никому не известного дирижера с певцом такого уровня, как Франко, победил тенор. Кроме того, никто не сомневался в том, что публика заполнит ряды ради того, чтобы услышать Корелли, а не Савицкого. Дирижер, поняв, что он пришелся «не ко двору», заявил, что отказывается от своей должности, и его заменил Молинари-Праделли, хорошо знавший всех исполнителей и дирижировавший спектаклями с их участием бессчетное количество раз.

Опера прошла на сцене с огромным успехом. Пресса писала: «Речь ни с чьей стороны не шла о капризах, причудах или злобных претензиях, а всего лишь о непримиримом разногласии, вызванном явной неопытностью дирижера: неопытностью в опере вообще и, в частности, в «Кармен», которая идет на такой сложной сцене, как «Арена», — писал Джузеппе Пульезе. Несколько позже, а потому — не «по горячим следам», Джулио Конфалоньери высказался еще более определенно: «По абсолютно достоверной информации, маэстро Савицкий никогда в жизни не дирижировал оперой и был до этого в основном симфоническим исполнителем. Здесь же, в опере, нет ничего общего с дирижированием симфонией или фортепианным концертом».

Осенью Корелли вновь сыграл роль Манрико в двух спектаклях. Первый — это «Трубадур» в Западном Берлине с составом исполнителей Римской оперы. Успех был таков, что Корелли, уже переодевшийся, вынужден был спеть в фойе театра несколько песен, причем Этторе Бастианини, еще не успевший освободиться от облика графа ди Луны, выступил в роли конферансье, наотрез отказавшись из уважения к коллеге петь сам — редкий случай партнерской поддержки в мире театра, где конкуренция часто весьма сурова (об этом эпизоде Корелли вспоминает в уже цитированной нами статье, посвященной Этторе). А несколько дней спустя Корелли в партии Манрико открыл сезон туринского театра «Нуове».

После единственного выступления в Барселоне с «Тоской», где роль главной героини исполнила Луиза Маралья-но, а Скарпиа был Пьеро Каппуччилли, Франко возвратился в Милан, чтобы в очередной раз участвовать в открытии сезона «Ла Скала», где годовщину объединения Италии решено было отметить редко исполняемой ранней оперой Верди «Битва при Леньяно». Эта опера была написана композитором в 1849 году и явилась своеобразным откликом на события недавней революции, с которой итальянские патриоты связывали надежды на избавление от австрийского владычества. Действие оперы происходит в XII веке в эпоху борьбы лиги ломбардских городов с тевтонскими завоевателями во главе с Фридрихом Барбароссой. В центре сюжета — любовная драма Лиды (в миланской постановке эту роль исполнила Антониэтта Стелла), ее мужа, миланского военачальника Роландо (Этторе Бастианини), и бывшего жениха Лиды, которого, однако, она считает до определенного момента погибшим, веронского воина Арриго (Франко Корелли). Личный конфликт разворачивается на фоне героических событий, связанных с освобождением Италии от гнета захватчиков. Современники первой постановки «Битвы» прекрасно понимали идейную направленность оперы, особенно, когда Арриго с хором пел «Клянемся бороться с тиранами Италии», или когда звучал марш «Да здравствует Италия!» Опера была запрещена и — уже в другой редакции и с другим названием («Осада Гарлема») — поставлена лишь в 1861 году, когда объединение Италии в основном завершилось. Так что миланская постановка 1961 года была еще и в этом смысле юбилейной.

Теноровая партия в опере, довольно сложная по тесситуре, очень выгодна для исполнителя, и совершенно не удивительно, что Корелли в ней снискал просто ошеломляющий успех. В восторге были все: и зрители, среди которых находились первые государственные лица Италии, и критика. Премьерный спектакль был записан и вскоре выпущен на пластинках. Родольфо Челлетти писал в предисловии к комплекту оперы: «В выходной арии «La pia materna mano» Корелли демонстрирует широкое и одновременно нежное звучание, страстные интонации, а в каденции — блестящие верхи. Третий акт он заканчивает с неудержимым пафосом и энтузиазмом».

В конце января, после нескольких спектаклей «Турандот» в Неаполе, Корелли возвратился к американской публике, выступив в пяти спектаклях «Тоски» и четырех «Аиды». Вот только один из отзывов критики, свидетельствующий, что творилось в эти дни в театре: «После «E lucevan le stelle» я долго с сомнением размышлял, сможет ли спектакль продолжиться без бисирования», — писал комментатор из «New York Times». Что говорить о критиках, если часто потрясение от голоса Корелли испытывали и его партнеры, которых, казалось, уже невозможно ничем удивить. Джильола Фраццони, к примеру, рассказывает: «Я помню, как однажды в «Тоске» во время исполнения фразы «Vittoria! Vittoria!» маэстро Botto, сидевший в партере, посмотрел на часы, потому что Корелли все не заканчивал фразу. Казалось, что он собирался просто взорвать театр!»

Весной 1962 года Корелли выносит на суд американской публики новую для него роль — Энцо Гримальдо в «Джоконде» Амилькаре Понкьелли. Опера эта была написана композитором в 70-х годах XIX века в содружестве с Арриго Бойто (который, кстати, выступил здесь под псевдонимом Т. Горрио) на сюжет драмы Виктора Гюго «Анджело, тиран Падуанский». Напомним, что этим же сюжетом воспользовался и Цезарь Кюи в опере «Анджело», причем премьера обеих опер прошла в одном году (1876). «Джоконда» — опера очень эффектная, дающая прекрасную возможность проявить себя как исполнителям главных ролей (в особенности, конечно, баритону, который поет Барнабу), так и режиссерам, сценографам, балетмейстерам. Пылкий и романтичный персонаж Энцо Гримальдо, несмотря на то что эта партия не обладает особой выразительностью, был образом, хорошо подходящим голосу Корелли, его личности и, естественно, внешнему облику, поэтому хгенор охотно пел ее и впоследствии. Исполнительницами заглавной роли были уже заканчивавшая оперную карьеру Зйнка Миланова и обладательница выдающегося голоса американка Эйлин Фаррелл (драматическое сопрано), которая впервые выступила в «Мет» за год до появления там Корелли и уже снискала большой успех в вагнеровском репертуаре. Карьера Фаррелл на оперной сцене была относительно недолгой. Однако многие считают (и на наш взгляд совершенно справедливо), что певица была одной из самых замечательных сопрано своего времени. Ее голос, как и голос Корелли, благодаря исключительной силе и красоте, сравнивали с трубным гласом архангела Гавриила, возвещающего конец мира. Кстати говоря, Фаррелл знают не только поклонники оперы. Так, в 1959 году в Сполето после концерта, включавшего классические арии, и выступления через день в «Реквиеме» Дж. Верди певица заменила в сугубо эстрадном концерте самого Луи Армстронга, исполнив вместо него с его оркестром джазовые баллады и блюзы. После этого Фаррелл немедленно получила предложение записаться в новом амплуа. Уже после ухода со сцены она еще долго продолжала выступать в различных эстрадных жанрах, что сделало ее имя необыкновенно популярным в Америке*.