Несмотря на мою наркотическую зависимость, написание песен для второго альбома шло полным ходом. Я смотрел, как Хиллел и Фли играли вместе, и понимал, что музыка вызвана их телепатической связью. Так, как будто ты стоишь рядом со своим близким другом с гитарой в руках, а он с басом, и ты знаешь, о чём думает этот парень, и можешь общаться с ним с помощью игры на инструменте. Хиллел определённо вырос как гитарист за то время, что он не играл с нами. Он начинал под влиянием Kiss и некоторых элементов прогрессивного рока. Затем он экспериментировал с ранними Red Hot Chili Peppers, и, наконец, он вернулся в группу с особым насыщенным стилем. Это был не просто безумный синкопированный фанк, в его стиле было нечто мягкое и текучее.

Во время нашего пребывания на репетиционной базе EMI на Сансет, нам позвонили и сказали, что легендарный продюсер Малкольм Макларен хочет поговорить с нами. Макларен был человеком-тайной, который создал Sex Pistols и Bow Wow Wow. Теперь он искал новую сенсацию, и если нам повезёт, то создатель звёзд осыплет нас своей пылью. Он пришёл на репетицию с несколькими своими друзьями, и мы сыграли для него пару наших сумасшедших запутанных песен, быстрых, хаотичных, плотных и многослойных, без рифм и смысла, зато с большим чувством и фанком.

Он явно не был впечатлён:

— Ладно, мы можем где-нибудь поговорить, парни?

Мы пошли в крошечную комнату, прилегающую к помещению для репетиций. Кто-то начал передавать по кругу косяк размером с гаванскую сигару.

— О’кей, вы играете отличную музыку, но в ней нет смысла. Я полагаю, что всем будет наплевать на такую музыку…

Он начал бросаться словами вроде «какофония», «беспорядок», а мы всё больше теряли голову от травки, и спрашивали друг друга: «Что он имеет в виду под этой какофонией звуков?»

Наконец, мы дошли до сути. По ходу своей речи, он показал нам несколько фотографий сёрферов, одетых в яркие розовые панковские цвета.

— Я хочу сделать такую группу и упростить всю музыку. Сделать из неё рокнролл пятидесятых, настолько простой, насколько это возможно. Бас — основные ноты аккордов, гитара — простые рифы, бит — элементарный. А из Энтони я хочу сделать звезду, фронтмена, чтобы не было никакого беспорядка. Публика сможет сосредоточиться на одном центральном персонаже, а остальная часть группы на заднем плане будет играть самый простой рокнролл, известный человеку.

Он остановился, чтобы выяснить нашу реакцию, а я посмотрел на Фли.

Тот просто рухнул на пол без сознания.

Думаю, Малкольм понял, что его идея была плохо воспринята. Хотя мне где-то даже польстило, что он расценивал меня в качестве потенциального фронтмена, но все остальные его слова напрочь отрицали то, что было для нас незыблемо и дорого. Как будто с нами говорил Волшебник из страны Оз, и его речь была слишком смешной, чтобы быть воспринятой серьёзно.

Тем временем настала пора делать второй альбом. Руководство EMI спросило нас, кого мы хотим видеть в качестве продюсера. Без сомнений мы сказали: «Джордж Клинтон». Ещё после первого альбома люди подходили к нам и говорили: «Вы, должно быть, выросли на P Funk», а это была легендарная фанк-группа Джорджа. Мы не застали эру Parliament/Funkadelic и не знали о Джордже так много, как могли знать и позже узнали. Но мы понимали, что если Джеймса Брауна считали Крёстным Отцом, то Джордж был Пракрёстным Дядей Фанка.

Итак, EMI связались с Джорджем по телефону, и мы сказали:

— Джордж, мы Red Hot Chili Peppers, мы из Голливуда, Калифорния, мы абсолютно сумасшедшие, безумные рокеры, и мы думаем, вы должны продюсировать наш альбом.

Мы послали ему наш альбом и демо-записи, они ему понравились. После того, как Фли и Линди съездили в Детройт, чтобы встретиться с ним, он согласился работать с нами. Даже сейчас, когда люди спрашивают, как мы заполучили Джорджа Клинтона, я отвечаю, что договорились по телефону, а Фли всегда говорит: «Двадцать пять тысяч». Именно эту сумму EMI согласились заплатить ему. Я не верю, что он делал это только ради денег. Я думаю, он также видел нечто особенное, прекрасное и замечательное в этих четырёх парнях, которые пытались сохранить дух жёсткой фанк музыки, не в претенциозном или подражательном виде, а создавая новый жанр фанка.

Мы поехали в Детройт, когда уже около семидесяти процентов песен было закончено. У нас была Jungle man, моя ода Фли, этому получеловеку, полуживотному, родившемуся в чреве вулкана в Австралии, пришедшему в мир и использующему большой палец для создания грома на своём басу. American ghost dance, Catholic school girls rule и Battleship (припев этой песни, blow job park, был вдохновлён правдивыми приключениями Клиффа, который отвергал просьбы о минете в скверах Малхолланда, где он брал уроки вокала). Nevermind и Sex rap были песни из нашей первой демо записи, а 30 dirty birds была старой лагерной песней Хиллела. Джордж хотел, чтобы мы тусовались с ним в Детройте около месяца перед тем, как отправиться в студию, так что у нас всегда оставалось время для написания новых песен.

Мы записывались на студии Джорджа United Sound, которая представляла собой двухэтажное здание в середине бесплодного пустыря, в который превратилась старая часть Детройта в середине 80-х. Когда-то в 70-х Джордж выкупил студию у Motown, именно там он записал всю эту классику, альбомы Parliament/Funkadelic. Это была отличная студия с большими аналоговыми пультами, прекрасной комнатой для барабанов, и отдельными помещениями для записи духовых.

Сначала планировалось, что мы переедем в дом к Джорджу где-то на неделю, пока не найдём отдельный жильё для группы. Мы нашли дом у озера Уэбик, который находился в самой глубокой трущобе. В итоге, у нас был целый треугольник противоречий: жить с Джорджем за городом, репетировать на окраине города, где земля могла стоить больше десяти центов за квадратный метр, и жить с богатыми белыми парнями рядом с полем для гольфа. Джордж жил в современном загородном доме на пятидесяти акрах в месте под названием Бруклин, которое было примерное в часе езды от Детройта. Несмотря на то, что это не было самой привлекательной сельской местностью (с его владений можно было услышать проходящие рядом автогонки Мичиган 500), это было его святилищем. Там был пруд с рыбами и милые холмы, а его дом был наполнен изяществом от присутствия прекрасной жены Джорджа. Она была очень приветливой и по-матерински доброй, абсолютно непохожей на подружку фанкового суперфрика, с которой, как бы вы могли подумать, встречался Джордж. Вместо этого она была типом женщины «О боже, была бы она моей мамой».

В одной комнате жили мы с Хиллелом, в другой Клифф и Фли, у Линди была отдельная комната, а Джордж с женой жили в своей спальне хозяев. Мы специально хотели начать всё вдалеке от города, чтобы наркотики не пустили сессии записи под откос. Но как только я въехал туда, у меня начались симптомы ужасного пищевого отравления. Меня тошнило, кожа стала странного цвета, и я не мог есть. Я не понимал, что со мной происходит, а Фли сказал: «У тебя чёртова ломка». Я был просто немощным и не осознавал, что прохожу через хорошую очистку от героина.

По какой-то глупой затее, мы попросили привезти нам кокаина на пятьсот долларов, Линди, Хиллел, Фли и Джордж приняли его весь разом. Я отлично чувствовал себя около получаса. Потом опять началась бессонница и ломка. Через несколько дней это прошло и мы расставили инструменты в гостиной Джорджа. Барабаны, гитары, бас, усилители — мы начали играть и узнавать Джорджа.

Знать Джорджа означает любить его. Он большой человек с огромной причёской, но у него есть ещё одна вещь размером как у слона — его аура. Джордж очень любит рассказывать истории, и он не стесняется вести себя как-то странно, безумно или сомнительно. Мы были как дети у костра, слушая истории великого мастера психоделического фанка. «Джордж, расскажи нам ещё одну историю о Sly Stone». И его было не остановить. Кроме того, что он был великолепным рассказчиком, Джордж учил нас важности соблюдать порядок. Он ходил по дому с бутылкой свежевыжатого сока и говорил: «Вы знаете, сколько мне лет. Вы знаете, что я могу быть на ногах день и ночь. Это всё из-за этого, всё из-за того, что я соблюдаю порядок».