Изменить стиль страницы

Спустя пару месяцев после того, как наша группа начала выступать, мы решили сделать демо-запись наших песен. Мы назначили Спит Стикса (Spit Stix), барабанщика Fear, звукорежиссером нашей записи, и на три часа арендовали звукозаписывающую студию «Дыра в стене» на Голливудском бульваре. Чтобы дать вам представление о том уровне профессионализма, о котором здесь идёт речь, стоит сказать, что весь бюджет составлял триста долларов. И это включало время на студии, инженера и плёнку. По некоторым причинам только у меня на той неделе были деньги, поэтому я с радостью отдал их на пользу дела.

Те демо-сессии безусловно были самыми продуктивными и вдохновенными, какие у нас только были. За последние двадцать лет мы никогда не чувствовали момента, который был бы более волшебным и исключительным. Мы поймали нашу волну. Всё было записано за один дубль, и всё было идеально. Мы закончили наши шесть песен так быстро, что у нас ещё оставалось время записать а-капельные кричалки, чего мы не планировали.

Мы вышли оттуда с главной плёнкой и несколькими кассетными дубликатами. Когда мы пришли домой и послушали музыку, мы были в шоке. Люди всегда говорили, что мы концертная группа, которая никогда не может всё перенести на плёнку. А теперь у нас было доказательство — запись была полным дерьмом. Фли и я взяли кассеты, написали свои имена на пластиковых кейсах и начали ходить повсюду, чтобы получить приглашение сыграть где-нибудь. Мы даже и не думали о заключении контракта на запись. Для меня весь процесс делился на две части. Ты пишешь и репетируешь песни, а потом ты играешь концерты. А мы хотели играть на всё больших и больших концертах.

Мы также хотели распространить славу о Chili Peppers в Нью-Йорке. Спустя где-то неделю после записи плёнки наш друг Пит Уайс предложил отвести нас туда. Пит был коренным лос-анджелесцем, который познакомился с Фли на съёмках фильма Пригород (Suburbia). Это фильм о панк-рок сцене в Лос-Анджелес, где снимался Фли. Пит отлично заводил толпу, был музыкантом и крутящимся повсюду человеком Возрождения, который был на полтора года старше нас. У него была квартира на первом этаже в Голливуде, которая стала клубом на дому для нас. У него также была красивая старая американская машина, на которой мы ездили к пляжу или просто разъезжали по округе, куря траву и цепляя девушек.

Пит работал на сценариста Пола Шрэйдера, который переезжал в Нью-Йорк и нанял Пита отвезти огромный грузовик райдер наполненный его вещами на новую квартиру на Пятой Авеню. Фли и я зацепились за шанс. У нас было наше секретное оружие, наша кассета, и мы представляли, как будем ставить её людям в Нью-Йорке. Когда они услышат весь её блеск, двери откроются, моря разойдутся, а люди будут танцевать на улице. Для нас не было сомнения, что нас пригласят играть в каждый клуб Нью-Йорка.

Наш хороший друг Фэб также присоединился к поездке, что было отлично для меня, потому что где-то в калифорнийской пустыне он подошёл ко мне с хитрым видом и сказал, что у него было немного героина. Мы приняли этот китайский порошок и получили хороший кайф. Исключая несколько стычек с сумасшедшими водителями грузовиков, поездка прошла без инцидентов. Пит высадил нас в Сохо, а потом поехал обратно на Пятую Авеню, чтобы разгрузить багаж Пола. Нам с Фли не терпелось показать кому-нибудь нашу запись, но предстояло решить проблему проживания. Нам негде было остановиться, но Фэб знал двух моделей, которые жили на улице Брум. И когда мы подошли к их дому, он сказал:

— Я остаюсь с этими двумя моделями, но я точно не могу привести вас, парни.

— О'кей, но что если мы просто зайдём помыться и всё такое? — предложил я.

Мы зашли к ним и в итоге полностью переехали. Четыре дня подряд эти прекрасные модели постоянно выгоняли Фли и меня из своих постелей и спален. Мы были пиявками.

Мы занялись тем, что давали разным работникам клубов нашу запись. Конечно, у нас не было никаких знакомых или тактики. Мы шли в клуб и спрашивали менеджера. Они указывали на его офис, мы шли прямо туда, включали нашу плёнку и дико танцевали под свою собственную музыку, крича, чтобы продать себя. Единственная проблема была в том, что никто не покупал. Самый тёплый приём нам оказал один курящий сигары итальянский жеребец, который управлял клубом «Зал Мяты». Он дал нам несколько минут. А большинство людей указывали нам на дверь и говорили: «Валите отсюда на хрен со свой плёнкой». После нескольких отказов, я мог сказать, что это было плохим способом наняться для концертов в клуб.

Поэтому Фли и я провели день, посещая достопримечательности. Мы пошли в Центральный Парк, сели на скамейку, вставили плёнку в бум-бокс и включили нашу музыку. Мы хотели, чтобы хотя бы кто-то узнал, что мы сделали эту грёбанную запись. Мы получили много презрительных взглядов от людей, которые думали, что мы ужасно неприятные, и что мы слишком громко включили музыку. Но удивительно, что каждый ребёнок, который был в пределах слышимости, полностью отрывался под неё. Это было интересно. Когда мы вернулись в Лос-Анджелес, мы написали песню Baby Appeal, и она стала основой нашего раннего творчества.

Почти сразу после того, как мы вернулись из Нью-Йорка, Хиллел переехал жить к своей девушке. Нужно было платить аренду, а у нас с Фли было по примерно двести баксов у каждого. У нас был выбор: наскрести вместе достаточно денег, чтобы заплатить арендную плату за следующий месяц, или пойти и купить кожаные куртки отличного качества, абсолютно требуемый этикетом каждого уважающего себя панка предмет. И мы направились на Мелроуз Авеню, который становился центром клёвой старой одежды. Там был парень из Нью-Йорка по имени Дэнни, который недавно открыл маленький магазин с серией отличных старинных кожаных курток а-ля Джеймс Дин.

Мы с Фли выбрали идеальные куртки, но когда мы пошли их покупать, оказалось, что Дэнни установил на них астрономические цены. По меньшей мере на сто долларов больше, чем было у каждого из нас.

— Послушай, у меня сто пятьдесят, а у моего друга сто семьдесят. Так почему бы тебе ни продать нам куртки за эти деньги? — предложил я.

— Ты с ума сошёл? Проваливай из моего магазина, — закричал он.

Но, увидев эти куртки, мы не могли и думать о том, что их у нас не будет, поэтому предложил пикетировать магазин. Мы написали плакаты с надписями: НЕЧЕСТНЫЙ БИЗНЕС, ДЭННИ — ЖАДНЫЙ МОНСТР. Я полагал, что он будет удивлён путями, какими мы идём, чтобы получить эти куртки. Мы начали расхаживать вокруг его магазина с нашими плакатами, Дэнни выбежал.

— Какого хрена вы, маленькие панки, делаете? Валите отсюда, пока я не разбил эти плакаты вам об головы, — орал он.

Я поймал себя на мысли, что обнаружил нотку развлечения в его голосе, поэтому я придумал другой план. Мы организуем голодовку у его магазина и не закончим её до тех пор, пока он не согласится продать нам те куртки. Мы вернулись и легли на тротуар.

Дэнни выбежал, чтобы противостоять нам:

— Теперь что?.

— Это голодовка. Мы не будем двигаться, есть и пить, пока ты не отдашь нам те куртки, — сказал я.

— О Господи, парни. Сколько у вас денег? — спросил он.

Мы, наконец, победили его. Он завёл нас внутрь и попытался склонить к более дешёвым курткам, но мы не сдавались и отдали ему все наши деньги за те две прекрасные куртки.

Позже тем же днём мы гордо шли по Голливудскому Бульвару в совершенно новых куртках, не осознавая той иронии, что мы были в самой горячей панк-фанк группе Лос-Анджелеса, но не имели жилья и денег. И в этот момент к нам подошёл этот безумный, длинноволосый, похожий на книжного червя, панк в очках и сказал: «Эй, парни, вы ведь играете в Red Hot Chili Peppers!». Он видел Фли однажды вечером, когда работал диджеем в клубе и крутил пластинку Defunkt. Фли запрыгнул в его будку и выключил громкость, потому что ему казалось, что этот парень крутил не ту сторону.

Его звали Боб Форрест, и кроме случайной работы диджея, он также управлял клубом «Воскресенье», который был одним из самых горячих мест для живых выступлений. Боб спросил нас, как дела, и мы рассказали ему нашу горестную историю о новых куртках и отсутствии дома.